Что известно реке (ЛП) - Ибаньез Изабель - Страница 26

Затем он отстранился, открыл дверь и вышел. Повернувшись, он помог мне выбраться из экипажа, и его рука на мгновение задержалась на моей.

— Я расплачусь с водителем и заберу ваши покупки. Я распоряжусь, чтобы их доставили в ваш номер.

— Gracias.

— De nada54, — сказал он так вежливо, что я растерялась.

Он отпустил меня, и я поднялась на террасу. Наш транспорт отъехал, и я долго смотрела на широкую улицу. В поле моего зрения сновали сотни людей всех слоев общества и национальностей, ищущих развлечений, работы, еды, товаров. Мужчины, одетые в лучшие сшитые на заказ костюмы и начищенные кожаные туфли; богатые египтянки, покрытые турецкими вуалями; дети, бегающие за собаками; рабочие на лошадях, направляющиеся к конюшням отеля, которые использовал сам Наполеон.

Возможно, это моя последняя возможность полюбоваться Каиром. От этой мысли у меня защемило внутри. Я почти ничего не добилась. Ничего, кроме того, что нашла тронутую магией шкатулку.

Мистер Хейс присоединился ко мне. Шелест пальм от гуляющего над городом ветерка был подобен тихой песне. Небо над головой потемнело до пурпурного цвета, и в угасающем свете звучал призыв к молитве. С большим усилием я отвела взгляд от улицы. Хейс стоял недалеко, его волосы были взъерошены и их оттенок сочетал в себе смесь коричневого и рыжего, как будто он не мог определиться, каким ему быть. Подобно самому мужчине.

Он протянул руку.

— Что же, сеньорита Оливера, было очень приятно сопровождать столь очаровательную леди во время прогулки по Каиру.

Я взяла его за руку. Его мозолистая кожа грубо ощущалась в моей ладони, но я не возражала.

— Рано или поздно ваш язык принесет вам неприятности.

— Не сегодня, — сказал он с легкой улыбкой. Я невольно улыбнулась в ответ. На его лице промелькнула тень несвойственной ему эмоции. Расшифровать ее было невозможно. Его глаза потемнели, а затем он наклонился и прижался губами к моей щеке. Я не успела произнести ни слова, не успела даже моргнуть. Мистер Хейс отступил назад и жестом велел мне идти через парадный вход в отель.

— Все еще не доверяете мне? — мне следовало рассердиться, но я еле сдержалась, чтобы не засмеяться.

Его губы дрожали, и я догадалась, что он тоже борется с весельем.

— Ни капельки.

Мы вошли внутрь вместе, сохранив между нами несколько футов пространства. Один из служащих отеля вышел вперед, словно все это время ожидал нас.

— Сэр?

Мистер Хейс поднял брови.

— Да, в чем дело?

— Для вас еще одно письмо, — произнес он с немецким акцентом. — Оно у меня.

Если бы я не находилась рядом, то не заметила бы, как напряглись плечи мистера Хейса, а его руки практически сжались в кулаки. Он быстро вернул самообладание и взял письмо.

— Danke schön55.

— Bitte schön56, — произнес служащий прежде, чем уйти.

Мистер Хейс повернулся ко мне.

— Надеюсь, там хорошие новости, — сказала я.

— Так не бывает, — ответил он. — Полагаю, время прощаться, сеньорита Оливера, — он указал мне за плечо, и я посмотрела, куда он указывает. — Ваш дядя находится там, на другом конце фойе. Я бы вел себя хорошо, будь я на вашем месте.

Всякое чувство привязанности к нему исчезло. Я сурово кивнула ему, на что он ответил выражением лица, которое мне сложно истолковать. Возможно, это было сожаление. Он повернулся и пошел вслед за служащим отеля. Последнее, что я запомнила о нем — его широкую спину, скрывающуюся в толпе незнакомцев.

Мои пальцы легли на место, где недавно были его губы. Несколько удивительных мгновений я смотрела в пустоту, а разговоры вокруг меня смолкли. Я отмахнулась от воспоминания и вернулась к своим насущным проблемам, разочарование затуманило мой взгляд. Я прибыла в Египет ведомая надеждой узнать больше о моих родителях, об их жизни здесь. Я приехала в надежде узнать больше о том, что с ними случилось.

Я потерпела неудачу. Полностью.

Я увидела дядю Рикардо возле нескольких потрепанных чемоданов. Он нетерпеливо поглядывал на карманные часы, несомненно, дожидаясь Хейса, чтобы они могли двинуться в путь.

Без меня.

Я раздумывала о том, чтобы выбежать из Шепарда, но разум сдержал меня. Куда мне идти без денег и вещей? Подавив волну гнева, я прошла мимо, стараясь не смотреть в его сторону. Передо мной высилась парадная лестница, и с каждым шагом вперед мне казалось, что я делаю шаг назад. Дядя уже попрощался со мной. Больше ничего нельзя было сказать, больше ничего нельзя было сделать, по крайней мере, сейчас.

Не успела я преодолеть пары ступенек, как услышала, как кто-то зовет меня по имени. Обернувшись, я увидела Саллама, который шел в мою сторону. На нем была ливрея отеля — золотые и зеленые цвета, которые заставляли меня думать о пальмах, растущих вдоль берегов Нила.

— Слышал, вы уже покидаете нас, — сказал он с грустной улыбкой.

Мне потребовалось приложить немало усилий, чтобы не бросить взгляд в сторону дяди. Какая-то часть меня чувствовала его пристальный взгляд, преодолевающий толпу и впивающийся в меня настолько сильно, что я даже переступила с ноги на ногу. Но я все равно не смотрела в его сторону. Я отказывалась доставлять ему такое удовольствие.

— К сожалению, это правда. Можете поблагодарить моего дядю.

Саллам нахмурился.

— Что же, я хотел пожелать вам счастливого пути в Аргентину. Я пришлю кого-нибудь за багажом, — он потянулся в карман и достал мятую записку. — Кстати, вам пришло письмо.

На лицевой стороне была надпись изящным почерком моей тети. Именно то, что мне было так нужно — лекция, пересекшая океан.

— О, Боже.

— Прошу прощения? — спросил Саллам.

— Не берите в голову.

Я забрала у него записку, поблагодарила и направилась в номер моих родителей. Там я опустилась на диван и провела ладонями по волосам, приглаживая выбившиеся прядки. Тишина казалась гнетущей. Без слов я швырнула одну из подушек через всю комнату. Для пущей убедительности вслед ей полетела вторая.

Вот и все. У меня больше не было вариантов. Дядя отказался отвечать на мои вопросы, отказался помочь мне докопаться до истины в произошедшем с мамой и папой, и теперь он отсылает меня прочь.

Будто ему все равно.

Я зажмурилась и стала лихорадочно думать. Должно же быть хоть что-то, что я могу еще сделать. Открыв глаза, я в отчаянии осмотрела комнату. Здесь жили мои родители. Я встала, подошла к письменному столу и начала искать. Я не понимала, что ищу, но была согласна на что угодно, что могло приоткрыть завесу того, чем занимались мои родители в последние дни перед тем, как сгинули в пустыне.

Это был последний шанс.

Я порылась в ящиках, перебирая многочисленные книги и листы писчей бумаги. У родителей были стопки нераспечатанных писем, и я прочла их все, но ничего не обнаружила. Приветы от друзей из Аргентины, приглашения на ужины многомесячной давности. Разочарованная, я вошла в их спальню, обыскала оба чемодана и вывалила их одежду в огромную кучу поверх ковра. Я сорвала простыню с кровати и обшарила обе спальные подушки.

Ничего.

Даже дневника или ежедневника, которые, насколько мне было известно, вели они оба.

С разочарованным рычанием я опустилась на колени и заглянула под кровать. Под одним из папиных ботинок лежало письмо, уголок которого был заметен. Я достала его и села на корточки, нетерпеливо сдувая волосы с лица. Мой взгляд метнулся к обратной стороне запечатанного конверта.

Письмо было адресовано Масперо, но было без штемпеля.

Взволнованный партнер моего дяди во время ужина. Глава Службы древностей.

Я достала письмо.

Дорогой месье Масперо,

Было приятно разделить с вами обед. Пожалуйста, позвольте мне извиниться за столь поразительное поведение моего брата. Надеюсь, вы знаете, что мы с мужем уважаем ваши усилия и работу в музее, несмотря на то, что может подразумевать Рикардо. Я боюсь, что он мог связаться с неблаговидными личностями, промышляющими незаконной деятельностью здесь, в Каире. Пожалуйста, ознакомьтесь с прилагаемой карточкой.