Повесть о Ладе, или Зачарованная княжна - Фортунская Светлана - Страница 65

Лада так и сделала. В понедельник она пошла на работу в свою контору, вернулась рано и сообщила, что написала заявление. По собственному желанию. Задним числом. И ни с кем ни на какие темы не беседовала.

– Это оказалось неожиданно просто, – рассказывала она нам за ужином. – Я вспомнила, что делала Бабушка с назойливыми поклонниками…

– Что, представилась своим сослуживцам крокодилицей? – поинтересовался я.

– Нет, просто задурила им мозги. Только они вопрос – про мое прошлое или будущее, – а им в голову сразу лезет какая-нибудь песенка. Поприлипчивее. «Ты – морячка, я – моряк». Или что-то в этом роде. Как я теперь понимаю, Бабушка не только с поклонниками так разбиралась.

– Да, мудрющая была наша Бабушка!.. – вздохнул с тоской Домовушка. – Ну а дале? Жить-то теперь как будем? Без жалованья?

– Ха! – важно заявила Лада. – Я придумала! В институт буду поступать! Стипендию дадут!..

– Ну-ну, – кивнул я, – конечно, стипендию. А то, что эта стипендия во много раз меньше твоей прежней зарплаты, ты подумала? А поступить – ты считаешь, это так легко? Сдать экзамены, пройти по конкурсу… В какой, кстати, институт ты собралась?

– В университет, – объявила Лада торжественно. – На юридический.

– С ума сошла! – воскликнул я. – Там же двадцать человек на место! Или даже больше! Туда же поступить – это деньги нужны сумасшедшие! Или связи! Или стаж работы по специальности!

– Деньги-то, деньги на что? – живо заинтересовался Домовушка.

– А на взятки!

– Я не понимаю тебя, Кот, – нахмурясь, произнесла Лада. – Ты хочешь сказать, что ваши советские юристы берут взятки?!

– Они такие же наши, как и ваши! – заявил я. – Ты в этой стране живешь с самого что ни на есть момента ее образования, даже еще раньше! И для тебя это вот – взятки для поступления в институт, имею я в виду – новость?! И потом, – добавил я, чуть остыв, – юристы уже не советские. Советский Союз умер, приказал долго жить, перестал существовать. А кушать хочется, юрист ты или не юрист…

– Мы обыватели, закону послушные, мы взяток не даем, – сказал Домовушка. – Опять же, Кот, ты чегой-то того… преубольшаешь. Такое вот невероятно весьма – чтобы те, кто на страже закону поставлен, сами того… этого… закон преступали…

– Вероятно, вероятно, – сказал я, – еще как вероятно! Вот хотя бы Паука спроси!

Паук быстро засучил лапками, пробираясь в глубь своего паутинного кокона.

– Вот видишь, – кивнул я в его сторону, – не хочет говорить. Значит, правда.

Паук обернулся и укоризненно посмотрел на меня всеми восемью глазами.

– Ну зачем вы так, Кот, – тихо произнес он. – Конечно, всякое бывает, и среди юристов тоже встречаются взяточники и мздоимцы. Но это скорее единичный случай, чем система. Я, например, никогда не позволял себе… И я вас уверяю, я был не одинок.

С этими словами он развернулся и быстро исчез из нашего поля зрения.

– Циник ты, Кот, вот ты кто, – с досадой сказал Пес. – Тебя послушать – все сволочи и есть.

– Ну циник. А вернее – реалист. Я не говорю, что все – сволочи, я говорю, что всякой сволочи в мире хватает, и чем местечко теплее, сытнее, уютнее, тем скорее его обладатель будет сволочью и тем крепче за это местечко будет держаться. А чем крепче он держится, тем наглее становится. Тем больше ему дают, и тем больше он берет. Вот так-то!

Лада во время всей этой дискуссии не промолвила ни слова, а только хмурила лоб и думала о чем-то своем. Под конец моей тирады она встрепенулась, но меня не прервала, дослушала, сдвинув к переносице светлые бровки, а потом вздохнула:

– Хочу домой!

Мы не поняли.

– Ладушка, да ведь ты и так дома! – воскликнул Пес.

– Нет, я хочу по-настоящему домой. К маме. В Там. Мне так надоело это все… Вам хорошо, вы газет не читаете…

«Не читайте советских газет перед обедом!» – процитировал Жаб и заквакал утробно.

– Ты смеешься, Жаб, а мне приходилось. У нас на работе все читают, все обсуждают прочитанное и мне постоянно подсовывают… Подсовывали. Поначитаешься – и впрямь поверишь, что все кругом сволочи, что правды нет в вашем Здесь, что все продается и покупается, что чистого и светлого просто не осталось – все, слышите, все изгажено!

– Жаб дело говорит – не надо читать газеты. Читала бы лучше романы. Классику. – Я сказал это, пожалуй, слишком раздраженным тоном. Как я уже отмечал, дома Лада никогда ничего не читала – кроме конспекта по общей теории магии и рецептурных сборников заклинаний.

– Правильно! – поддержал меня Рыб. И нараспев, прочувствованно, добавил:

– «Девушка в брюках пройдет и уйдет, а Наташа Ростова останется…»

Лада передернула пухлыми плечиками.

– Да нудно это все… Эти ваши классики. Проходили мы все это по литературе. Тот от народа далек, тот, наоборот, близок, а кто-то – лишний, а этот – реакционный, все эти лучи света в темном царстве, буревестники, провозвестники, носители идей… И всё по полочкам, все – с ярлычками…

– Ладушка! – Я прямо-таки взвыл от негодования. – Да ты что, детка? Кто же, читая, ярлыки цепляет, по полочкам героев рассортировывает? Это же только на уроках литературы делается, для написания сочинений надо! А читать нужно, чтобы удовольствие получать, наслаждаться! А если над книгой подумать необходимо, то вовсе не над тем, какой персонаж чьи идеи выражает и что хотел сказать автор! Тем более что автор ничего подобного – того, о чем написано в учебнике, – сказать и не хотел, он просто писал, ну, вот как Домовушка вяжет и не всегда даже знает, что в результате получится!

– Как это не ведаю? Оченно даже ведаю! – возмутился Домовушка. – Тем более что нить различная идет на чулки, али, опять же, на кожушок какой, али на кофточку… И крой, и размер, и узор, и цвет ниток заране мыслю…

– Да? А кто мне вчера на вопрос, что ты вяжешь, ответил – что получится?

– Да не что получится, а как, – забормотал Домовушка, – каково случится, нити-то в клубке весьма немного осталось, так я ежели такую в точь найду – распустить ежели что из ношеного, – так и на чулочки для Ладушки, зимой чтобы, а коли не найду потребной нити, так на себя носочки под валяные сапоги, в случае стужи чтобы…

– Вот так же и писатель – он заранее представляет себе в общих чертах, что и о чем он будет писать, а дальше – как выйдет…

– Да? – с сомнением переспросила Лада. – А в школе нам не так говорили.

– И правильно говорили, – заявил Рыб. – Не слушай Кота, Лада. Всегда надо об идее думать. И идейно читать. А безыдейная литература – это не наша литература, пусть ее всякая буржуазия читает, капиталисты-эксплуататоры.

– Рыб, опомнись! У нас у самих теперь – капитализм в процессе становления! – заорал я. – Кончился социализм, и идеология кончилась, вся вышла! Мы теперь не по Марксу с Энгельсом живем, а по Смиту с Рикардо! Мы ж на американский стандарт равняемся!

– Вздор! – раздался вдруг зычный птичий голос. Мы вздрогнули и посмотрели на Ворона.

Все эти три дня Ворон просидел на своем насесте над плитой молча, что объяснялось не только потерей им голоса. Ворон спал. Домовушка утверждал, что сном хворь выходит, и даже не очень старался Ворона накормить – де сон недужному полезней, чем еда. И вот впервые наш Ворон подал голос, так сказать, в полный голос (да будет мне прощена эта тавтология).

– Вздор! – повторил Ворон и поглядел на меня круглым желтым глазом. – Смит и Рикардо исследовали классический капитализм в его доимпериалистической фазе. Этот общественный строй давно канул в Лету – так же как предшествовавший ему феодализм, так же как и сменивший его империализм. Государственный капитализм, постиндустриальное общество – вот более верные термины для дефиниции.

– Ну все, – упавшим голосом прошептал Домовушка, – понесло чрез колесо, до зари не остановишь. Ворон, а Ворон, может, покушал бы чего? Вареники у меня нынче знатные, с картофелью, не отведаешь ли, свет мой?

– Отведаю, – кивнул Ворон, прервавшись на полуслове. А потом снова завел свою шарманку о современном социальном строе развитых стран Запада и Востока.