Позывной "Калмык" (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович - Страница 51

У русского царя в чертогах есть палата:

Она не золотом, не бархатом богата;

Не в ней алмаз венца хранится за стеклом;

Но сверху донизу, во всю длину, кругом,

Своею кистию свободной и широкой

Ее разрисовал художник быстроокой.

Тут нет ни сельских нимф, ни девственных мадонн,

Ни фавнов с чашами, ни полногрудых жен,

Ни плясок, ни охот, — а все плащи, да шпаги,

Да лица, полные воинственной отваги…

И народ оценил. Да. Для Барклая это на самом деле памятник нерукотворный.

Настала очередь Сашки. Дархана. Дондука.

Песни уже пишут, более того, среди них есть те, которые проживут два века и будут пусть и редко, на специальных камерных концертах, исполняться в России. Ну, например тот же самый «Соловей», слова: Антон Дельвиг, музыка: Александр Алябьев.

Соловей мой, соловей,

Голосистый соловей!

Ты куда, куда летишь,

Где всю ночку пропоёшь?

Соловей мой, соловей,

Голосистый соловей!

Это музыка для певиц или певцов с поставленным голосом. Там такие коленца выделывать надо, что и самому соловью не под силу.

Есть Денис Давыдов с его песнями под гитару, например: «Песня старого гусара». Замечательная вещь и Сашкины вояки даже пытались ему напеть.

Но песня из будущего — это другое. Совсем другой ритм, совсем другие слова.

— Господа. Сейчас вы услышите песню на стихи, что написал на калмыцком языке наш гость — дархан Дондук. Песню перевела на русский несравненная Анна Тимофеевна Серёгина. Вы же знаете, что многие азиатские акыны не стихи сочиняют, а сразу песню со своей неподражаемой мелодией. Анна Тимофеевна и дархан напели её нам, и мы с Михаилом Ивановичем Глинкой попробовали подобрать музыку. Времени было мало, и уж что получилось. Будьте снисходительно. Но… — князь Вяземский поднял вверх палец, — я уверен, что завтра первую песню уже будут петь во всех гвардейских полках, и музыканты, подобравшие к ней лучшую музыку, найдутся. Мы с Михаилом Ивановичем в обиде не будем. Песня стоит того чтобы к ней была достойная музыка. Итак, песня называется: «На поле пушки грохотали».

Глинка сыграл проигрыш, по существу, первый куплет и остановился. После чего Вяземский продолжил.

— Там в каждом куплете вторая строчка повторяется дважды, так что, желающие могут нам подпевать. Это сама Анна Тимофеевна предложила. Прошу вас, Мишель!

На поле пушки грохотали,

Гвардейцы шли в последний бой,

А молодого капитана

Несли с пробитой головой.

Народ замер и тут Анна с Ванькой намного громче грянули второй раз:

А молодого капитана

Несли с пробитой головой.

Может кто и подпевал, но Сашка этого не заметил. И только на четвёртом куплете военные хриплыми голосами подхватили:

И залпы тысячи орудий

В последний путь проводят нас.

И не остановились, а спели и в третий раз.

А когда дошло дело до:

И дорогая не узнает,

Каков у парня был конец.

То пели в зале уже все и женщины прижимали вышитые платочки к глазам.

В парадной форме, при наградах

И ей он больше не жених.

Песня закончилась, но Глинка и Вяземский сыграли последний куплет ещё раз и опять сквозь слёзы в горле его подхватили все.

— Немедленно раздайте всем слова, Пётр Андреевич. Я требую, чтобы песня была исполнена ещё раз, и чтобы у каждого желающего были слова. Несите бумагу и перья! — полковник кавалергард выкрикнул это и полез с Анькой обниматься.

Глава 25

Событие шестьдесят пятое

Наставлять высшую власть, как нужно действовать, непозволительно и выходит за пределы приличия.

Александр Осипович Дюгамель (1801–1880) — генерал от инфантерии

— Господа! — попытался восстановить порядок хозяин этого шалмана — князь Вяземский, — Господа есть ещё одна песня!

— Петр Андреевич, успеем. А сейчас давай бумагу, перья, чернила, всё что есть, — кавалергарды и прочие гвардейцы обступили бедного внешнеторговца.

— Но, господа, это не уважение к автору…

— Нет, никакого неуважение, наоборот, хотим иметь слова сей волшебной песни и хотим её все вместе сейчас исполнить! — полковник окинул взглядом офицеров, те загалдели.

Сашка стоял чуть в стороне и наблюдал за Дантесом. Русский он знает плохо. Военное дело знает плохо, специальных учителей ему нанимали, чтобы он подготовился к сдаче экзамена. Ещё пока не поручик, а простой корнет. Но надо отдать должное природе и родителям. За метр восемьдесят и кудри на бигуди закрученные вьются. Усики красиво завиты и вообще моська такая симпатишная, женщинам должен нравиться, француз опять так. Картавит.

Так Дантес в общем ажиотаже не принимал участия, стоял чуть в стороне и перемигивался с девицей. Не, ну, может не девицей. Может — мастерицей. Дама была в голубом платье с длинным хвостом. Как ходить только умудрялась.

Ну, девицам он может и нравится, ходит же потом, рассказывает о своих похождениях, скорее всего, не врёт. А Виктору Германовичу он не понравился. Борисов играл такого хлыща в фильме «За двумя зайцами». Вот вылитый Голохвастов этот Дантес.

Пока разглядывал этого товарища Сашка, уже принесли и бумагу и чернила. Все на Сашку вылупились, а нет, на дархана Дондука.

— Моя руський плохой. Тама пряма есть слов, — он ткнул пальцем на Аньку с листом как раз в руке.

— Диктуйте, несравненная Анна Тимофеевна.

Продиктовала. Попробовали спеть хором. Ну лучше бы выпили для сплочения коллектива.

— Как вам, дархан? — подскочил к нему тот полковник. Сашка ему так и сказал.

— Твоя пить пять бокал. Она питить три бокал, он пить семь бокал, — Дондук указал на Дантеса. — Он длинный в него влезет. Тогда будет хорошо.

Народ, услышав обращение к первоисточнику, притих и слова мэтра калмыцкой поэзии услышал.

— Да, господа, а ведь это идея. Давайте в соседний зал пройдём, там по предложению нашего гостя, — Вяземский кивнул на дархана, устроен фуршет, стоит налитое шампанское с фруктами.

Вот чего не отнять у нынешнего поколения, так это энтузиазма. Сразу все ломанулись, жажду утолять.

Третий раз пели уже навеселе, и песня получилась. Сашка ажнать и сам прослезился, так хорошо она получилась. Ничем не хуже, чем они пели на встречах с сослуживцами — ветеранами Афгана.

— Господа, давайте всё же послушаем вторую песню нашего дархана. Уверяю вас, она ничуть не хуже, — вновь попытался построить гостей князь Вяземский. Ну, нет, не быть ему майором. Хотя он в гражданском чине может и генерал. Сашке даже захотелось крикнуть: «Рота смирно». Нельзя. Не поймут. Ну, сами справились. Помог Глинка, он, устав ждать орднунга, сел за пианино и начал играть. Тут-то все мигом и успокоились.

— Анна Тимофеевна, ваш выход, — Пётр Андреевич театральным таким жестом пригласил Аньку. Они с Ванькой последние пару минут отошли в угол зала к банкетке затянутой золочёной парчой. Чужие на этом празднике жизни.

Собрались, прокашлялись, пропустили, когда надо было вступать и начали со второго раза по кивку головы Глинки.

Эх, дороги…

Пыль да туман,

Холода, тревоги

Да степной бурьян.

Ванькам младший — молодец. Нужно его начать вокалу всякому учить, решил Кох через минуту. И в ноты точно попадает и голос такой необычный, не совсем как у Высоцкого, но немного похож. С хрипотцой такой. Прямо самое то для песни. И при этом понимает, что Аньку задавить нельзя, поёт вполголоса.

Пока Сашка размышлял о судьбе Ваньки песня и закончилась. Народные певцы замолчали, а музыканты проиграли вдогонку ещё раз последний куплет, усиливая впечатление.