Русальная неделя (СИ) - Криптонов Василий - Страница 17

— Слыхал. Несчастный случай. В Днепре утонул.

— Да хрен там несчастный случай! Мне уж рассказали, что русалка это была. Вроде той, что вы по дороге сюда встретили.

— Да что ты?

— Точно тебе говорю. — Илья Ильич усадил меня обратно в кресло. — Ты пойми. Я — не трус. Я всю жизнь государыне служу верой и правдой! Биться готов до последней капли крови! Ежели с человеком. А тут выходит — чёрт его знает, с кем. Поузнавал я про тварей этих — аж волосы зашевелились. Эдак вот, случись чего — я, хоть и над всей губернией начальник, а перед ними, выходит, беззащитен.

— Ну… в целом, да. Но ты ведь можешь нанять охрану из охотников.

— Да уж троих нанял, — Илья Ильич махнул рукой, — из Петербурга со мной прибыли. Охрана и у предшественника была. Толку-то? Я здесь — человек новый. Не знаю никого. И охранники тоже. А тебя здешние охотники — вон, как уважают. И мужики, сразу видно, знающие. Поспособствуешь, может? А я за это Ордену вашему — вспомоществование. А?

— То есть, я тебе — бодигардов из нашего Ордена, а ты нам — снабжение. Правильно понимаю?

Обломов закивал и извлек всё из того же ящика стола кошель с монетами. Придвинул ко мне.

— Вот. На первое время. В благодарность, так сказать. А сам ты в Смоленск перебраться не желаешь?

— Не. Не могу пока, дома дел дохренища. Суды-ряды, прочая херня…

— С судами помогу! — пообещал Обломов. — Только разъясни, что нужно. В какую, так сказать, сторону направить справедливый суд.

— … колдун, опять же, где-то лазит, упырей поднимает…

— Вот с колдуном не помогу. Это уж сам.

— Догадываюсь. Почему и говорю — мне домой надо вернуться. А насчёт телохранителей сообразим что-нибудь.

Я взял со стола кошель с деньгами и сунул в заплечный мешок.

В Смоленске мы решили не задерживаться — хоть Захар и смотрел на тренажёры во дворе генерал-губернатора с вожделением. Он тут с большой охотой проторчал бы подольше, пусть даже ради них одних. Хотя в столице губернии и без того определенно было чем заняться.

— У себя в Цитадели такие же приблуды сообразим, — пообещал я. — С Обломовым я договорился, он обещал выписать из Петербурга умельца.

Егор присвистнул.

— Сказал, тоже! Из Петербурга! Это ж на какие шиши?

— А вот. — Я вытащил из мешка кошель с монетами. — Его превосходительству охрана нужна, из местных охотников. Заплатил вперёд.

— Своим охранникам не доверяет? — хмыкнул Егор.

— И правильно делает, как по мне. Один уже додоверялся, потом из Днепра выловили без штанов. Сами-то по себе охранники у него, может, и неплохие, но на местности не ориентируются. Где тут какие твари, знать не знают. В общем, я считаю, решение разумное.

— А я считаю, что ежели кто денег наперёд заплатить готов, то об чём тут вообще разговаривать, — нетерпеливо влез Захар. — Сколько там?

Я высыпал содержимое кошеля на скамью рядом с собой.

Мы ехали в карете. Я на одной скамье, Егор и Захар — напротив. Монеты пересчитали. Десять империалов, сто серебряных рублей. Генерал-губернатор высоко ценил свою безопасность.

Переместиться в усадьбу Знаком мы не пожелали. Кучера одного в обратный путь отправлять — такое себе. Сгинет ещё где-нибудь. Тут не твари — так разбойники, не разбойники — так ещё какая-нибудь диарея. Не соскучишься. Лучше вместе.

— Ежели, скажем, жалованье охранникам положить два рубля в неделю, то в Цитадели очередь выстроится, — сказал Егор. — А денег тут хватит надолго, да ещё останется.

— Заплатим за месяц, а дальше губернатор со своими сотрудниками пусть сам разбирается, — решил я. — Итого, если двоим охотникам за месяц заплатить, остаётся восемь империалов. Хватит на тренажеры?

— Да и меньшего хватит… Вот как мы поступим, Владимир. — Егор поделил кучку монет на две, по пять империалов в каждой. — Эти — охотникам и в общак. А эти — тебе.

— Мне-то с какой радости?

— С такой, что самому генерал губернатору морду набить, да так, чтобы он тебе за это ещё и заплатил — дорогого стоит. — Мы с Захаром заржали. — Кроме того, живём мы у тебя в усадьбе, — продолжил Егор. — Поишь-кормишь и нас, и других братьев. Забирай, в общем. Справедливо.

— И ведь не поспоришь.

Я забрал монеты.

В Давыдово нас встречали, как обычно. То есть, распростёртыми объятьями и накрытым столом.

— Прискакал, стало быть, мужичок, передать, что ваше сиятельство в Смоленск отбыли, — рассказывал Тихоныч. — Я на другой день решил сам в Поречье наведаться, за новостями. А там уж только ленивый не знает, что молодой граф Давыдов посланника самого губернатора заставил в ножки себе кланяться! А после этого же посланника от смерти спас, русалку изничтожил.Та тварюка, говорят, который год проезжим путникам житья не давала.

Тихоныч светился от гордости так, как будто русалку изничтожил самолично. Тётка Наталья от него не отставала. По её словам, с некоторых пор крестьяне за право поставки продуктов к барскому столу чуть ли не дрались. Каждый рвался мне угодить.

За спинами Тихоныча и тётки Натальи сияла счастливой улыбкой Маруся. Кланялись Данила с женой. Да и сам я испытывал странное чувство, о котором думал, что давно позабыл — будто и правда вернулся домой. В свою семью.

После обеда мы с Егором поднялись ко мне в башню. Я отметил перемены — новая лестница обзавелась удобными перилами, широкая кровать — пологом и дополнительными подушками. А на том месте, где я указал, стоял высокий шкаф с распашными дверцами.

— Богато, — оценил резные завитушки и золочёные ручки Егор.

Я распахнул дверцы. Плотник исполнил всё в точности — ни пола, ни потолка у нуль-Т кабины не было. На полу виднелся знак Перемещения, нарисованный Егором, рядом с ним — Знак Земляны.

Егор попрощался со мной, шагнул в шкаф и отбыл в Цитадель. Мы ещё за обедом решили, что кадровые вопросы решать будет он. Уж сколько лет в Ордене — ему ли не знать, кого из охотников выделить в охрану генерал-губернатору.

А я перед тем, как завалиться отдыхать, решил заглянуть в подзорную трубу. Нравилось мне осматривать свои владения. Светло-зелёные поля, тёмно-зелёные леса, игрушечные деревенские домики и стада пасущегося скота. Сверкает на солнце быстрая извилистая речка, степенно крутится колесо мельницы, стелется над дальним лесом дымок. Пастораль, да и только… Стоп. Дымок? Над лесом⁈

Я прибавил увеличение, навёл резкость. После чего выскочил на балкон. Крикнул:

— Данила!

Данила, отмывающий от дорожной пыли карету, задрал голову.

— Ась?

— Там, за лесом, — показал я рукой. — Пожар, что ли?

— Был. Сейчас уж не горит. Но, я чай, дымить ещё долго будет. Хорошо хоть, ветер не в нашу сторону, пожарищем не пахнет.

— А что горело?

— Лес. Да вы не волнуйтесь, ваше сиятельство. То не наш лес. Соседский, за рекой который. На нашу сторону никак бы не перекинулся.

— Ясно.

Я собрался уходить в дом, но тут рядом с Данилой неизвестно откуда возникла Груня.

— Ох, и страсть там творилась, ваше сиятельство! — застрекотала она. — Ох, и страсть! Это ужиковские подожгли. У меня там, в Ужиково, сестра двоюродная замужем за ихним кузнецом. Так, говорит, горело, уж так горело!

Я нахмурился.

— Постой. В смысле — подожгли?

— Как есть, подожгли, ваше сиятельство! Это всё Макарка рябой. Дурной мужик. Женился поздно, не шёл за него никто. Да и ещё бы — с такой-то рожей. Он уж и в Ярцево, и куда только не сватался. Потом привёл всё-таки, из-под Поречья девку. Не помню, с какой деревни. Тоже замуж не брали. Да и то сказать — куда её брать, на двадцать пятом-то году?.. Хоть за Макарку мать с отцом пристроили, и то, поди, перекрестились.

— Очень интересно. А можно как-то ближе к сути?

— Так, я ж и говорю! — Груня всплеснула руками. Перестав умирать, она оказалась на удивление разговорчивой. — Это Макарка поджёг. Ребятёнка у них с женой крысы загрызли. Единственное дитя, и уж такое долгожданное! Души они в сынишке не чаяли. Макарка с горя запил. А ночью спьяну в лес побежал да поджёг. Лес горит, того гляди на деревню перекинется — а он хохочет. Чтоб вы, говорит, твари, передохли к чертям!