Проклятые башни - Форсит Кейт - Страница 2

Циркачей и их спутников эта новость привела в неописуемое волнение. После спасения Гиллиан и других ребятишек, похищенных Маргрит Эрранской, циркачи спешили присоединиться к Лахлану и поддержать его. Пока они не купили повозку, детям приходилось идти пешком, поэтому их продвижение было крайне медленным. Опоздание расстроило всех, но больше всего переживал Дайд, которому страстно хотелось быть в центре событий вместе с Лахланом.

Дайд вместе со своей бабкой Энит тесно сотрудничал с молодым прионнсой, координируя восстание и подрывая власть Банри. Они укрывали его целых пять лет, когда он пытался снова привыкнуть к жизни в облике человека после того, как долгое время был заперт в теле дрозда. Теперь Дайд с нетерпением ждал, когда они доберутся до Лукерсирея и он сможет поздравить своего друга, нового Ри всего Эйлианана. Молодой циркач постоянно подгонял свой маленький караван, останавливаясь на отдых лишь далеко за полночь и поднимая своих товарищей еще до рассвета.

За время путешествия по Рионнагану циркачи слышали много разных толков. Ходили разговоры о наступлении Фэйргов, вторжении Ярких Солдат из-за Великого Водораздела, убийстве ри и гражданской войне. Некоторые деревни подвергались нападениям банд солдат, как тирсолерцев, так и бывших гвардейцев Банри, убегающих от нового порядка. Время от времени они видели где-то на горизонте столбы черного дыма, поднимающегося к небу и свидетельствующего о том, что еще один город пал перед захватчиками. Все это время циркачи жили в страшной тревоге, поскольку при таких волнениях в округе Энит не осмеливалась воспользоваться своими магическими умениями, чтобы получить новости от друзей. Хотя в каждом городе на дверях молитвенного дома висела копия новых указов Ри, объявляющих о возрождении Шабаша Ведьм, должно было пройти еще некоторое время, прежде чем те, в чьих жилах текла кровь волшебных существ, могли бы, не подвергая себя опасности, открыто ходить по улицам и посещать деревенские трактиры.

Но ночь была морозной, а из трактира доносились звуки музыки и смех. Лиланте с тоской посмотрела на ярко освещенные окна и подумала, много ли времени пройдет, прежде чем кто-нибудь из ребятишек вспомнит, что они с Гвилимом остались на улице, и принесет им поесть. Хотя здесь можно было не опасаться, что ее кто-нибудь заметит, Лиланте ненавидела оставаться одна в темноте, когда остальные могли сколько угодно отдыхать и нежиться под крышей у огня. Она задумалась, заметил ли Дайд вообще ее отсутствие.

Гвилим усердно чистил сбруи и проверял копыта лошадей, опираясь на тяжелую дубину. Через некоторое время древяница бросила на него робкий взгляд и сказала:

– А вдруг они захотят, чтобы я сегодня выступила?

– Лучше бы тебе остаться здесь, – коротко ответил Гвилим. – Циркачам ты не нужна. Дети помогут им, в случае чего; кроме того, ты и сама знаешь, что это опасно.

Лиланте немного помолчала, потом, надувшись, ответила:

– В последней деревушке, где мы были, мое представление понравилось.

– А в предпоследней нас закидали гнилыми фруктами и камнями, – хмуро отрезал Гвилим. Это был коренастый мужчина с лицом, усеянным оспинами, крючковатым носом и сардонической ухмылкой, и Лиланте втайне побаивалась его.

– Ты можешь набросить на меня заклинание красотки, – предложила она через миг. – В трактире все равно темно, а кто-нибудь, у кого хватило бы Таланта разглядеть меня через иллюзию, там вряд ли окажется.

Гвилим резко отказался, но она смотрела на него с такой мольбой, что в конце концов он смягчился, пожав плечами и что-то пробормотав себе под нос. Оглядев двор, чтобы убедиться, что за ними никто не следит, он указал на нее двумя пальцами и начал произносить слова заклинания, сглаживая и выравнивая черты лица Лиланте так, что она вскоре ничем не отличалась от любой другой деревенской девушки. Ее волосы-прутики, теперь лишенные всех листьев и цветов, он превратил в струящиеся каштановые локоны, заставив Лиланте от души пожалеть, что они не были ее собственными.

– Будем надеяться, что поблизости не найдется никого, кто сможет распознать колдовство, – хрипло сказал колдун. – В такую ночь никому не захочется, чтобы его выгнали из города.

Она горячо поблагодарила Гвилима и юркнула в дверь, оставив его одного в непогожей ночи. Внутри горожане восхищенно слушали песню Дайда.

Ах, если б алой розою любовь моя была,

И на скале бесплодной краса ее цвела,

То я б росинкой крошечной серебряною стал

И в лепестки душистые упал.

Вступили Энит и Нина, и их голоса, повторявшие припев, были такими мелодичными, что у Лиланте на глаза навернулись слезы.

Ах, нет моей любимой краше, моей любимой краше нет,

Другой такой вы не найдете, хоть обойдите целый свет.

Ах, если б золотым ларцом любовь моя была,

И ключик на хранение она мне отдала,

То этим золотым ключом открыл бы я ларец

И прямо внутрь нырнул бы наконец.

Те из ребят, кто не мог петь, аккомпанировали циркачкам на самодельных барабанах и тамбуринах, украшенных яркими ленточками. Моррелл играл на скрипке, а Гиллиан подыгрывала ему на деревянной флейте, которую сделал для нее клюрикон. Когда циркачи запели все вместе, среди слушателей очень многие с воодушевлением подхватили припев:

Ах, нет моей любимой краше, моей любимой краше нет,

Другой такой вы не найдете, хоть обойдите целый свет.

Когда песня замерла, Моррелл принялся показывать свои фокусы с огнем, а Дайд начал обходить толпу со своей украшенной пером шапочкой, внимательно прислушиваясь к разговорам и рассказывая о новостях из столицы. Лиланте направилась к нему, ускорив шаги, когда увидела, как помрачнело его лицо.

– Говорят, что новый ри уже заронил свое семя в ее лоно, что, по крайней мере, доказывает, что он больше мужчина, чем его брат. Джасперу Околдованному понадобилось шестнадцать лет, чтобы подарить своей жене ребенка, и то теперь говорят, что здесь не обошлось без чар!

– Вот это новость! – воскликнул Дайд, поймав на лету монетки, брошенные ему в шапку. – Вы говорите, что новая Банри – воительница с волосами рыжими, как пламя? Кто она такая? Как ее зовут?

Фермер с кислым лицом, огромными загрубелыми руками и слипшимися сальными волосами презрительно пожал плечами.

– Я слышал, она из рода Фудхэгана Рыжего, хотя мы все думали, что этот клан давным-давно вымер. Кто-то говорил, что ее матерью была гнусная летучая колдунья Ишбель Крылатая, а отцом – один из рогатых ули-бистов, которые живут в снежных горах Тирлетана, но это никак не может быть правдой, ведь Ри не стал бы жениться на мерзкой полукровке, пусть он даже и ведьмолюб.

– Я слышал, что она была найденышем, а этот рогатый народ вырастил ее, но сама она к нему не принадлежит, – вмешался другой фермер.

– Нет, она приемная дочь Мегэн Повелительницы Зверей, ты что, забыл? Торговец рассказывал так, – вставил молодой мужчина в потрепанном килте.

– В любом случае, она якшается с ведьмами и горой стоит за ули-бистов, – с ледяным неодобрением в голосе сказал пожилой мужчина с коротко стриженными седыми волосами.

Дайд издал легкий смешок, который показался Лиланте деланным.

– Ой, говорят, что Ри собирается вернуть былые времена, – сказал он. – Говорят, любой, кто поднимет руку на волшебных существ, будет строго наказан.

– Ну, мы в Гленморвене уже давненько никого из этого дьявольского отродья не видели, – с жаром заявил трактирщик, – и будем надеяться, что еще столько же не увидим.

Лиланте почувствовала, как кровь бросилась ей в лицо. Дайд, заметив ее, метнул на нее предостерегающий взгляд. Его дар ясновидения позволял ему видеть сквозь наведенную иллюзию, если только она не была создана очень искусно.

– Если Главный Искатель возьмет верх, нам не придется долго терпеть правление ведьмолюбов, – угрюмый фермер бросил косой взгляд на циркача. – Говорят, он собирает армию, чтобы вернуть на трон маленькую дочку Джаспера и возродить Оул.