Воин Опаловой Луны - ван Ластбадер Эрик - Страница 37

Теперь он был вынужден бросить свой огромный меч, поскольку в такой тесноте тот скорее мешал, чем помогал. Тудеск достаточно быстро поднял руку, чтобы защититься от первого удара Чиизаи, отклонил второй и бросился в контратаку, которой чуть не опрокинул ее.

Она, тяжело дыша, отбивалась, покуда он изо всех сил старался навалиться на нее всем своим тяжелым телом. Чиизаи. однако, понимала, что если это случится, то ей конец, и потому она перекинула кинжал в другую руку. Тудеск заметил это только в последний момент и снова попытался отклонить удар. Но на сей раз он не уловил, под каким узлом пойдет клинок, и промахнулся.

Тем не менее это не был смертельный удар, поскольку он прошел аккурат над почкой справа. Он стиснул зубы и еще раз попытался наброситься на нее, но Чиизаи держалась, так упорно вращая клинком, что он никак не мог до нее добраться. Тогда он отшвырнул ее и, поднявшись на ноги, шатаясь, пошел по аллее, думая теперь только о том, как вернуться туда, откуда он пришел.

Чиизаи, хотя и поняла его намерения, была вынуждена за долю секунды принять решение – остаться и помочь Мартине или броситься следом за тудеском. Честно говоря, тут нечего было особо решать, поскольку преимущество сейчас было на одной стороне. И обстоятельства говорили, что если она сможет успешно проследить за этим тудеском и остаться незамеченной, то он выведет ее на Хелльстурма. Как только она узнает, где он затаился, она отправится на встречу с Мойши. Может, у нее еще останется время.

Она подобрала дайкатану и короткий меч и осторожно пошла по аллее следом за тудеском.

– Знаешь, ты похож на далузийца. – Ее прекрасное лицо, блестящее от пота, теперь было мягче – напряжение ушло. – Потому я и не поверила твоему рассказу.

«Она сейчас кажется ровесницей Офейи, – подумал Мойши. – В чемто даже и моложе». В ней было чтото от маленькой девочки, чтото такое, что не поддавалось описанию. Мягкая и беззащитная, но без намека на слабость, которую он презирал в людях.

– Я очень богата, – тихо сказала сеньора СегильясиОривара, – и ты, несомненно, об этом знаешь. Поэтому на меня смотрят как на добычу. – Она лежала совершенно нагая рядом с ним на зеленом покрывале. Ее тело величественно смотрелось в полумраке. Тени заполняли все его изгибы, придавая ее плоти таинственность, что была под стать ее таинственной душе. – Редко когда выдавался день, чтобы никто не искал здесь денег. – Она тихо вздохнула и повернулась к нему. Темная картина, висевшая над их головами, угнетала. – Я редко выхожу теперь из дому, поскольку часто – слишком часто – эти люди не просят, а требуют. – Она устремила на него твердый взгляд. – Ты, мужчина, можешь ли понять мое положение?

Мойши рассмеялся, пытаясь снять вернувшееся к ней тревожное напряжение. Оно передалось ему от нее при первом же прикосновении и беспокоило его все время, пока они занимались любовью.

– Но при владении коппо…

Она покачала головой:

– Все же ты не понимаешь. Будь я воином, я могла бы защищать себя как хочу, совершенно не задумываясь об этом. – Она положила руку ему на грудь, лаская его. – Скажи, мог бы мужчина, воин или не воин, очутиться в таком положении?

Он понял, о чем она, и покачал головой:

– Нет.

Она слегка расслабилась.

– Ты вправду так думаешь, да?

– Да, конечно. Иначе не сказал бы так.

– Даже чтобы угодить мне?

– А разве я не угождаю тебе наиболее честным образом?

Впервые с момента их встречи он увидел улыбку на ее губах.

– Да. Да. Так же, как и я тебе?

– Как и ты. – Он взял ее руку и поцеловал ее. – Но разве тебя не волнует судьба твоей дочери?

Она перевернулась на спину, уставилась в высокий потолок, похожий на купол храма.

– Давнымдавно, – тихо начала она, погружаясь в прошлое, – я была свободной женщиной. Я плавала на собственном судне, сражалась, брала что захочу, командовала командой из тридцати семи человек, верных мне, и только мне одной. Не удивлен? – Она взглянула на него на миг.

– Не особенно. В тебе бушует буря. Я чувствовал это все время, пока мы любили друг друга, это как прилив страстей. Ты слишком сильна, чтобы быть чьейто женой, каким бы влиятельным или богатым этот человек ни был.

Она улыбнулась, кивнула и продолжала:

– Я была счастлива, и в то же время меня переполняла необъяснимая печаль, которая охватывала меня каждый раз, когда я ложилась спать. Это так угнетало меня, что я начала бояться, а потом ненавидеть ночь. Я не могла оставаться в своей каюте, поскольку меня угнетал безымянный ужас, так что я предпочитала бродить по палубе, избегая вахтенных, кроме боцмана, который в первую же ночь, как увидел меня бродящей по палубе, принес мне горячего грога. И так было каждую ночь. Это одиночество в ночи немного помогало – словно я очищала душу в свете звезд и луны. Но в моей голове постоянно свербила мысль: «Этого недостаточно». Но чего я хотела?

За открытым окном на ветке сосны запел соловей. За ее плечом он увидел тонкий серпик молодой лупы, словно ломтик арбуза, который подают в конце пира. Над верхушкой дерева тянулся звездный шлюз, часть Небесной Реки, как называли ее моряки во всем мире.

– Вскоре я стала думать, что мне хочется добыть побольше денег. Потому я поведала свою печаль и страх одной женщине, которую встретила в далеком порту в устье реки, что не имеет названия. Мы заключили соглашение. Я получила много… предметов, которые помогли бы мне, и за одинединственный сезон добыла денег больше, чем за прежние восемьдевять. Я стала спать по ночам и была уверена, что нашла себе лекарство. Моя товарка, конечно же, получала половину всего, что добывала я, но меня это не беспокоило, поскольку корабль мой всегда сидел глубоко от груза добытого мной золота, серебра и драгоценных камней.

Так продолжалось много сезонов. Поначалу легкость, с которой мне все удавалось, поражала меня, затем, с течением времени, я стала воспринимать это как должное. Очень скоро я снова перестала спать по ночам и плакала, лежа в своей каюте. Я так и не нашла избавления.

Он смотрел, как ритмично вздымается и опадает ее грудь, как играют тени на ее лице.

– Теперь моя товарка коечего потребовала от меня – ты можешь называть это уступками. Коечто я делала без угрызений совести, чтото было мне не по вкусу. Но когда я заупрямилась, она стала настаивать, и вдруг я поняла, что попала в зависимость. Мной стали манипулировать, меня принуждали. Тот странный ужас стал постоянным, и наконец я была уже не в состоянии выносить его. Я отправилась к ней и сказала, что у меня нет сил выполнять то, чего она от меня хочет. Она рассмеялась, плюнула мне в лицо и сказала: «А ты не знала? Все, кто работает на меня, мои до конца жизни». Я ответила, что больше не выдержу, и швырнула ей под ноги все те чародейские штучки, которые она мне дала. Она взбеленилась: стала грозить мне, говорила, что могла бы прикончить меня, но не станет, что я однажды вспомню это мгновение и пожалею, что не умерла тогда.

Она отвернулась, посмотрела на него. На мгновение ее нефритовые глаза показались ему черными.

– Но я должна была уйти, понимаешь, поскольку наконец выяснила, что так меня угнетало. В своих странствиях я встретила одного человека. Понимаешь, я его бросила. Ну, пришлось – дела того требовали. Теперь я поняла, что именно о нем я так тосковала, что он остался шрамом на моем сердце и что именно этот шрам так болел каждую ночь. Конечно же, я никогда больше его не видела. Так ведь всегда случается – мир слишком велик. К тому же слишком мною времени прошло, чтобы искать его. Поэтому, расставшись со своей товаркой, я отправилась на берег и стала искать мужчину, который сделал бы меня счастливой. Пришло время – и я встретила Милоса Сегильяса и больше никогда не выходила в море. – Она на мгновение замолкла, и Мойши поймал себя на мысли – это, конечно, интересно, но какое отношение эта история имеет к Офейе? – Я не хотела, чтобы дочь повторяла мои ошибки, – наконец сказала она.