Сентиментальный убийца - Серова Марина Сергеевна - Страница 26

Мне кажется, я поняла, о чем подумал Геннадий Иванович. Он вспомнил день нашего знакомства. Тот день, когда я спасла ему жизнь, оттолкнув его от взорвавшейся машины.

Что-то будет…

— И чтобы через час были здесь! — приказал Турунтаев, а потом опрокинул в себя большой бокал вина и посмотрел на сжавшихся от ужаса Вована и Мишу.

Его приказание было исполнено: не через час, а через пятьдесят минут Виктор и Татьяна Юрьевна вошли в загородный дом Блюменталя. Они и в самом деле пили кофе в свежеотремонтированной квартире Турунтаева и мирно обсуждали какую-то политическую передачу.

Узнав, что муж требует незамедлительно прибыть на дачу Блюменталя, Татьяна Юрьевна попыталась пререкаться, но Иосиф Соломонович, который лично предложил им пройти в машину, стоящую у подъезда, вежливо, но твердо прервал ее и заявил, что дело важное и отлагательства не терпит. Та немедленно позвонила мужу и начала выговаривать Геннадию Ивановичу таким тоном, словно говорила не с уважаемым человеком, который намерен баллотироваться в губернаторы крупного субъекта Федерации, а с набедокурившим юнцом лет пятнадцати.

Ответ Турунтаева, вероятно, был для нее подобен удару молнии. Тот велел ей не тратить попусту времени и следовать указаниям господина Блюменталя.

Я по распоряжению Турунтаева оставалась на даче и не могла видеть всего этого фарса, вероятно, достойного украсить собой лучшие сцены мира.

А еще говорят, что в наше время не бывает шекспировских страстей.

…Татьяна Юрьевна вплыла в гостиную, точно так же заученно переставляя нижние конечности, как и тогда, когда я видела ее в ночном клубе «Габриэль» на дне рождения Головина. Она смотрела прямо перед собой и, вероятно, воображала себя смертельно оскорбленной королевой английской, которую обвинили в связи с ничтожным пажом.

— Я не понимаю, Геннадий, какие причины могли вызвать ваше сегодняшнее поведение. Вы оторвали меня и Виктора от важных дел.

Вероятно, титулование мужа полным именем и на «вы» являлось признаком наивысшего раздражения Татьяны Юрьевны. Раньше, помнится, даже слабый, тусклый металл в интонациях вызывал у Турунтаева ужас и повергал его в уныние и трепет. Сейчас же уничтожающая фраза жены, призванная испепелить наглеца, оказала на него не большее воздействие, чем дробина на слона.

— Безусловно, очень важных, — немедленно согласился Геннадий Иванович. — Например, того, что касается третьей попытки покушения на меня. Ведь у вас уже нет вашего виртуоза Сережи Воронова.

Идущий следом за Татьяной Юрьевной Виктор Сергеевич аж присел на месте, словно слова Турунтаева придавили его, приплющили к земле.

И далее… он не мог придумать ничего более трусливого, глупого и предательского, чем то, что он сделал: он рванулся с места и, оттолкнув идущего вслед за ним охранника, бросился к окну. На его пути возник второй охранник, но Виктор мощным ударом убрал его со своего пути и уже было вскарабкался на подоконник, чтобы разбить стекло и сигануть вниз, как Турунтаев выхватил у стоявшего за ним парня — из числа блюменталевской охраны — пистолет и выстрелил ему в спину.

…Однажды мне приходилось видеть, как стреляет Геннадий Иванович. А стреляет он просто никак. Из десяти выстрелов с грехом пополам попал только раз, да и то потому, что перед самым нажатием на курок я поправила ему прицел.

А вот на этот раз он попал.

Судя по всему, пуля угодила Виктору в ягодицу, потому что на его светло-серых брюках расплылось темное пятно, а сам он со стоном схватился за задницу и рухнул прямо на кадку с карликовой пальмой, которая мирно произрастала у окна.

Трррах-тарарах!!

Кадка перевернулась и накрыла собой несчастного Виктора. Впрочем, надо полагать, это несильно усугубило его страдания: пуля в ягодичную мышцу — это вам не заряд соли в задницу, как в фильме «Кавказская пленница».

— Подберите его, — невозмутимо сказал Блюменталь. — Какой редкостный болван!

Татьяна Юрьевна, на глазах которой разыгралась вся эта трагикомедия, просто окаменела от ужаса и потрясения. Как… ее муж, который всегда был рядом с нею самым покладистым и мягкотелым существом, которое только можно себе представить, вдруг выстрелил в человека… причем в человека, которого долго и хорошо знал, и знал исключительно с положительной стороны.

Поэтому она упала в кресло и попыталась лишиться чувств. Но безуспешно.

Я сама с огромным трудом сохраняла спокойствие.

Виктора Сергеевича приткнули на пол перед креслами Блюменталя и Турунтаева, кандидат в губернаторы спросил у все так же нетвердо стоящих Вована и Михаила:

— Ну… я думаю, это тот самый человек, про которого вы говорили?

Михаил снова вытер угол кровоточащего рта (щипцами ему его рвали, что ли — так долго кровь не унимается), а потом хрипло сказал:

— Кажется… все мы угодили в полный отстой, Витя. Все. А ты еще, как лох… щеманулся. Теперь, как говорится, весь состав преступления налицо.

— Насрать тебе на лицо, а не состав преступления, — злобно просипел тот и тут же по отмашке Блюменталя получил сильный удар по затылку.

— Да что ты злобствуешь, Витек? — сказал Михаил с равнодушием приговоренного к смерти фаталиста. — Ты сам сел в лужу. Тем более что сейчас вскрыли наши офисы.

— Без санкции прокурора? — попытался было вякнуть тот. — Это беспредел… это чудовищно. Не по закону.

— А своих убийц ты подсылал ко мне по закону? — негромко отозвался Турунтаев. — По закону?

Тот быстро захлопал ресницами, окончательно растерявшись. Я не думала, что все эти люди признают свою вину так быстро и так позорно. Это была мгновенная и слишком неожиданная катастрофа.

Геннадий Иванович повернулся к окаменевшей в кресле Татьяне Юрьевне и негромко сказал:

— Чего тебе не хватало? Чем я так досадил тебе, что ты захотела уничтожить меня?..

Та продолжала молчать. Поэтому Геннадий Иванович переспросил еще раз, поднялся со своего места и подошел к супруге вплотную. Глянул в глаза.

Та не подняла на него взгляда, но все-таки сумела выцедить из себя что-то жалкое, тщедушное и раздавленное:

— Это не я, Гена… это все он. Он говорил, что когда ты станешь губернатором, то быстро докопаешься до того, что мы с ним… что мы с ним…

— Что вы были любовниками, — договорил Турунтаев. — Из-за этого, что ли, ты решила меня убить? Ведь это мне и без того прекрасно известно. Вероятно, он опасался, что я вот-вот разведусь с тобой… знал, какие у меня адвокаты, и прекрасно осознавал, что при желании я могу оставить тебя, а значит, и его без единой копейки. Ведь так?

— Я… я, Гена…

— Так? — неожиданно заорал Турунтаев, а потом замахнулся на нее рукой. Впрочем, он не стал бить Татьяну Юрьевну: на его лице внезапно высветилось такое отвращение, словно перед ним сидела не женщина, тем более не его собственная жена, а какая-то омерзительная жаба.

— Да… — с трудом выдавила она. — Я боялась, что буду снова без денег… я чувствовала, что Блюменталь…

— Что — Блюменталь? — со зловещим спокойствием спросил Геннадий Иванович.

— Блюменталь всегда настраивал тебя против меня. И я почувствовала, что скоро мы разойдемся.

— И тогда вы подрядили Воронова и еще несколько ублюдков убить меня, — проговорил Геннадий Иванович. — Только теперь мне понятно, зачем ты так рьяно настаивала на личном телохранителе… на том, чтобы за мной не ходила кодла болванов, а был один… только один телохранитель. И когда ты узнала, что в Тарасове есть женщина, которая занимается подобным делом, то настояла на том, чтобы я нанял именно ее. Ведь с женщиной легче справиться, не так ли? А для конспирации устроила мне ревнивую проверку, смотрины Евгении Максимовны у Головина и тому подобное.

Та молчала. Турунтаев посмотрел на нее и остервенело сплюнул на пол:

— Ну и что мне с тобой делать?

Татьяна Юрьевна подняла на него перекошенное ужасом лицо, мокрое от слез, и пробормотала:

— Только… только не убивай…

— Да ты что, дура, совсем рехнулась? — грубо отозвался Турунтаев. — Тут тебе что, Корсика: «Не убивай»?! К тому же предвыборная кампания… а знаешь, каков будет у меня рейтинг, если узнают, кто такая моя жена и ее дружок?