Открытый брак (СИ) - Джокер Ольга - Страница 58

Журавлёв достает свободной рукой ключи от автомобиля и спокойно переводит меня через оживлённую проезжую часть, а я доверяюсь ему настолько, что даже не оглядываюсь по сторонам.

— Можешь ещё хоть сто раз повторить. Я необидчивый.

Глава 51

Комфортный арендованный автомобиль с откидным верхом ловко рассекает по городу, проезжая по узким переполненным улицам и подстраиваясь под насыщенный трафик.

За три дня пребывания в Милане я заметила, что итальянцы не слишком жалуют громоздкие внедорожники, предпочитая им более компактные и экономные машины. Лиля пояснила почему. Большие города загружены местными жителями и туристами, на паркоместах ценен буквально каждый сантиметр, а рационализм — сильнее желания похвастать.

Приподнявшись с сиденья, подставляю лицо тёплому потоку воздуха. Волосы развеваются. Я зажмуриваюсь, ловлю кайф. Интуитивно чувствую, что Журавлёв, остановившись на светофоре, открыто проезжается взглядом по спине и ниже.

Я отдаю себе отчёт в том, что происходящее запретно и адски неправильно. Что тешу собственное эго, что пользуюсь вниманием. Ничего не обещаю, но и не осекаю.

На водительском месте должен был быть Наиль. Он всегда со мной был. Первый и единственный мужчина за все десять лет — это треть жизни. Наверное, именно поэтому вечер последнего дня в обществе Саши пахнет обманом и предательством, а на языке ощущается горечь, которую, вернувшись на место, я заедаю клубникой.

Были ли у меня хоть какие-то шансы отказаться и не выйти? Чисто на силе воле и обязательствах, наплевав на интерес и любопытство? Думаю, нет. Ни единого. Журавлёв умело додавил.

Иногда я скучаю по тем временам, когда не было ни финансовой свободы, ни необъятных возможностей, ни новых знакомств. Сидеть в кабриолете в нарядном дизайнерском платье и дорогих украшения приятно, но холодно. Изредка знобит. Стопы сломаны. Границы, хоть и нарисованы, но по другой линии. Жирно наведены, а всё равно слабо видны. Лучше бы Наиль никогда не заикался о том, чтобы развлечься и открыть наш брак.

Ойкаю, когда капля сока попадает на платье. Слизываю вторую с уголка губ. Вкусно невероятно. От алкоголя я намеренно отказалась, потому что и без того штормит, а вот с клубникой Саша вполне угадал.

Я пытаюсь вести диалог. Нейтральный, дружелюбный. Иногда с подколами. Чтобы занять себя в дороге и не молчать.

— Ладно, в нашей стране у тебя всюду есть связи, сын первого заместителя мэра, но тут-то как получилось раздобыть билеты, которых нет ни в одной кассе? Неужели у клана Журавлёвых имеются итальянские корни?

— Нет, — усмехается. — У Журавлёвых есть правило: не получается — пробуй ещё.

Звучит самонадеянно и твёрдо. Вполне в характере Саши. Интересно, прилетев в Милан, он тоже руководствовался этим?

— Мира торговалась с кассиршей и предлагала цену в два раза выше — не прокатило, представляешь?

Скашиваю взгляд влево и одёргиваю платье, которое и без того покрывает колени. Хорошо, что мой выбор был сегодня не в пользу мини.

— Всё куда проще, Полина. Я нашёл чат для туристов, задал вопрос. Там как раз продавали лишние билеты за ненадобностью, потому что рейс перенесли на более раннее время.

Саша чётко втискивается между экстремально близко стоящими друг к другу автомобилями и глушит двигатель.

Я тут же открываю дверь и ставлю каблуки на асфальт. Рассмотрев здание «Ла Скала» — величественное и красивое, с богатой историей — отдаю себе отчёт, что ни единого фотоснимка здесь делать не буду. Плюс одна недосказанность в мою копилку. Если пересчитать общую сумму, то становится дурно и совестно перед близкими и Наилем.

В зал мы попадаем за пару минут до начала представления. Занимаем сиденья в третьем ряду прямо по центру, заинтересованно осматриваемся.

Две тысячи мест забиты под завязку. Эмоции захлёстывают. Здесь именно так, как и было на фото в сети — волшебно, атмосферно. Мурашки по коже.

— Не хватает попкорна и колы, да? — тихо интересуюсь.

Заметив на губах Журавлёва лёгкую улыбку, смущаюсь.

— Не обращай внимания. Это всё провинциальные шуточки.

— Мне нравится, не останавливайся.

Звучит звонок, гаснет свет. Шум стихает, и зрители фокусируют внимание на сцене. Я в том числе. Предвкушение сладкой патокой распространяется по телу.

Жаль только одного — что об этих впечатлениях я никому и никогда не расскажу. Не поделюсь ни с мужем, ни с дочерью, ни со свекровью. Оставлю в секрете, потому что не должна переживать с чужим мужчиной один из самых крутых и незабываемых моментов.

На сцене показывают оперу «Медея». Пока мы стояли в пробке, я заглянула в интернет и прочитала краткое содержание. Исполнение на иностранном языке, слова сливаются в кашу.

Сюжет основан на древнегреческом мифе. И он не о счастливой любви, потому что главную героиню отвергает муж, выбрав другую. Эта весть вызывает у Медеи чудовищное желание мстить и наказывать.

Волоски встают дыбом от мощных звуков и антуража. В опере ощущения и мысли передаются голосом и музыкой. Не нужно понимать теорию, достаточно уметь принимать то, что доносят исполнители. Я вовлекаюсь настолько, что смотрю с восторгом и не отрываясь.

Периодами чувствую жжение на щеке. Оно такое явное, что хочется потереть ладонью и отвернуться. Когда Саша опускает руку на подлокотник, свою я тут же убираю.

Опера состоит из трёх актов длительностью примерно по сорок минут. В первый перерыв мы поднимаемся на широкий балкон на втором этаже и дышим свежим насыщенным воздухом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я изредка посматривала за реакциями Журавлёва, когда на сцену выходили актёры в ярких расшитых костюмах и начинали петь. Меня пробирало дрожью. На лице Саши при этом не двигался ни единый мускул. Знаю, он терпел, потому что под впечатлением была я.

— Как тебе «Медея»?

Остановившись у преграды, упираюсь бёдрами и вскидываю подбородок. Саша поднимает руку в воздух, неоднозначно покачивает ладонью. Он вырос в обеспеченной интеллигентной семье. В столице. Это видно по манерам, несмотря на то, что порой в поведении его заносит не в ту степь.

В посёлке, где я выросла, давным-давно закрыли даже захудалый дом культуры. Из того, что можно было посмотреть, ставили только школьные спектакли. Ничего интересного и запоминающегося.

— Мать с детства приобщала меня к прекрасному. Таскала на мюзиклы и оперы. Наелся этого.

— А потом?

Вокруг шумно и людно, но чтобы расслышать друг друга на расстоянии двух метров, нам не приходится кричать. Достаточно смотреть на губы, чтобы различать примерный смысл.

— Потом отец сказал, что хватит маяться хуйней, и взял воспитание на себя.

— К чему же хорошему он тебя приобщил?

— К деньгам и власти. Как оказалось, в жизни это куда больше пригодилось.

Журавлёв достает из пачки сигарету, но вовремя вспоминает, что курение в театре запрещено. Перебирает её между пальцев, приближается ко мне.

Отец Саши мне сразу же не понравился. Я редко чувствую людей, но в первую встречу меня будто молнией прошибло. Накатила брезгливость. Достаточно было прямого зрительного контакта и грубых слов, которые летели из его уст.

Уверена, Игорь Витальевич не раз ломал сына, пытаясь вылепить из своей копии такого же жесткого и резкого мужчину, как и он сам.

Обернувшись на город, возвращаю взгляд назад. Мой пульс ускоряется, когда прохожусь по острым скулам и нахмуренным бровям. Медлю, а затем решаюсь:

— Почему вы с Настей разводитесь?

Я планировала дотерпеть до конца оперы и обсудить это в более тихой обстановке, но не выдерживаю. Вопрос сам собой срывается с губ. Поздно.

Журавлёв чуть больше напрягается и заметно колеблется. Прячет сигарету, руки — в карманы. Покачивается с пятки на носок и обратно.

У нас есть всего пара минут в запасе. Тема не слишком деликатная. В чем-то острая и болезненная, но Саша понимает, что интерес — это одна из причин, почему я поехала с ним. Почему я вообще написала.