Эти Золотые мальчики - Джонас Рейчел - Страница 5

Я нажимаю последнюю цифру и… успех. На какую-то сумасшедшую секунду я кажусь самому себе агентом 007, но потом вспоминаю о том, что часики тикают. Заглядываю внутрь маленького железного ящика и провожу инвентаризацию.

Серебристая флешка.

Один из нескольких пистолетов, которыми он владеет. Коробка с патронами.

Карточка, за которой я пришел, и… сотовый телефон.

Хочу полностью проигнорировать все, кроме карточки, но все равно теряю концентрацию, сосредотачиваясь на темном экране в задней части сейфа.

Наверняка существует совершенно разумное, невинное объяснение тому, почему мой отец – уважаемый застройщик в Сайпресс-Пойнт и за его пределами – хранит здесь этот телефон. Однако, чтобы поверить в это, мне пришлось бы притвориться, будто я не знаю человека под маской.

Он холодный манипулятор, дерьмовый отец и муж-изменник – триединство сволочизма.

Искушение слишком велико. Телефон оказывается в моих руках прежде, чем я успеваю себя отговорить. Быстро оглянувшись через плечо, включаю его. Пятнадцать или двадцать секунд, которые требуются, чтобы устройство заработало, кажутся часами. Когда телефон, наконец, оживает, мне предлагается ввести код доступа. Он может быть каким угодно, но мне не приходится пробовать больше одного раза. Код – те же шесть цифр, что и на сейфе, и на лифте, что обеспечивает доступ в пентхаус.

День рождения моей матери.

Вина сыграла свою роль, без сомнений.

Приложений не так много, а это означает, что вряд ли он часто ими пользуется. Я начинаю с кажущейся фиктивной учетной записи электронной почты, привязанной к телефону. Никаких писем. Двигаюсь дальше. Следующее логичное место для поиска – сообщения и журнал вызовов. Все, что могло там быть, скорее всего, стерто. После перехожу к галерее и сразу же недоумеваю.

В другой реальности я был бы шокирован, обнаружив у отца фотки какой-нибудь полуголой цыпочки, но в этой – я не верю, что он непогрешим. Женщины – его слабость. На данный момент это даже не секрет. Но кое-что реально выбивает из меня дух: я увеличиваю изображение и отчетливо вижу ее лицо.

Я знаю эту девушку на фото.

То есть, мы так и не встретились лично, но… лицо я не забыл.

Я впервые увидел ее, когда она стояла у костра, на вечеринке чуть больше месяца назад. Такая невинная, глаза лани. Черт, никто никогда не подумал бы о ней так, если бы увидел то, что вижу я.

Она позирует, лежа на белой простыне, полные губы улыбаются в камеру для селфи, сиськи выставлены напоказ. Помню, у костра я задавался вопросом, как бы она выглядела, вот так растянувшись на моей кровати без единой детали одежды. На самом деле, если бы Паркер не отвлекла меня обещанием «лучшего минета, который у меня когда-либо был», я бы, возможно, выяснил это сам.

P.S. Паркер солгала. Ее минет откровенно такой себе, но я отвлекся.

Девушка на этой фотографии не старше меня и моих братьев – восемнадцать, может быть, даже меньше. Другими словами, она слишком молода для моего отца.

Я позволяю взгляду скользнуть ниже, по гладкой загорелой коже, вплоть до кольца в пупке. Ловлю себя на мысли – а если бы кадр на этом не заканчивался, увидел бы я ее полностью обнаженной?

Осознав, что на самом деле хочу эту девушку, я встряхиваю головой. Сменив фокус, я обретаю новую цель – соединить точки, определить, как могла появиться эта фотография. Контекст, однако, понять довольно трудно.

Он был там, когда она сделала фото?

Она так ответила на его особую просьбу?

Она отправила фото, чтобы напомнить ему, чего ему не хватает?

В желудке скручивается узел, и, клянусь, кровь, текущая по моим венам, превращается в яд, сжигающий меня изнутри. Такие сучки видят лишь одно, когда смотрят на моего отца.

Деньги.

Они упускают только одну деталь: рядом с ним уже есть женщина. Женщина, прошедшая через все – хорошее, плохое и уродливое. Мама – безнадежный романтик, когда дело доходит до оправдания жалкой задницы отца. Акцент на слове «безнадежный». Проблема в том, что он знает – она никогда не уйдет. Потому меняться он не собирается.

И тут возникает новенькая игрушка, которая забирает те жалкие минуты, что он не проводит в своем офисе. Причина, по которой он в другие дни где-то пропадает. Очередная охотница за деньгами, высасывающая бабки с его счета.

Идеально.

Вместо того, чтобы взять телефон и надеяться, что отец не заметит пропажи, я достаю свой собственный и делаю снимок.

Кем бы она ни была, что бы ни задумала забрать из этой семьи – если осталось что-то, не украденное другими женщинами, – у меня для нее сюрприз.

Когда я найду ее – а я ее обязательно найду – клянусь, я не остановлюсь, пока не разнесу весь ее гребаный мир в клочья.

Око за око, сучка.

Глава 3

Вторая половина августа, семь недель спустя

От двери Майка ничего, кроме щепок, не останется, когда я с ней закончу. У него есть давнее правило, чтобы его не беспокоили до полудня, но к черту это, и к черту его самого. К черту невнятную лекцию, которую мне придется выслушать, когда он, наконец, придет в себя.

Даже просто думая об этом, я уже ощущаю запах виски дневной выдержки в его дыхании, чувствую влажный жар, обдающий кожу, когда он касается моего лица. Признак того, что он очень зол.

Он всегда зол.

И все же, пусть я знаю, что произойдет, значение для меня имеет лишь одно, – уведомление об отключении электричества, которое я комкаю в кулаке. Если бы я не порылась в захламленном ящике в поисках ручки, чтобы подделать его подпись на бумагах для Скарлетт, то никогда бы не нашла письмо.

Я снова стучу ладонью по двери.

– Одна неделя, Майк! Через неделю они отключат электричество. Большое спасибо, что предупредил!

Кого я обманываю? Это бессмысленно. Я опускаюсь на пол, и мне вспоминается, что единственное, что этот мужчина когда-либо любил, кроме мамы – какими бы токсичными их отношения ни были, – это выпивка. Теперь, кажется, он окончательно наплевал на все остальное.

Включая нас, его собственных детей. Не отец года, увы.

Из его спальни доносится шуршащий звук, и я прижимаюсь ухом к двери, слышу громкий стук и стон. А после тишина. Наступает реальность, и вот мне снова нужно все исправлять.

Как всегда.

В глазах стоят яростные слезы. Но я сдерживаю их только потому, что вижу девушку с растрепанными волосами, окрашенными в розовый, которая сонно бредет по коридору. Чувствуя себя немного виноватой за то, что разбудила ее гневной тирадой, заставляю себя улыбнуться. Это лучшее, что я могу сделать. Не в моих силах оградить ее от реальности нашей жизни, здесь, под крышей Майка.

Мама говаривала, мол, Скарлетт такой же мой ребенок, как и ее. Это правда, пусть иногда мне и хочется врезать этой девчонке по башке ее же шлепанцем. Конечно, сейчас Скар вытянулась и догнала меня в росте, но она всегда будет моей младшей сестрой.

Всегда.

– Боже! Что за шум? – она цепляется за стену, пока не устраивается рядом со мной, прижимаясь бедром к моему.

Быстро засунув уведомление об отключении в карман пижамных штанов, я снова улыбаюсь, пытаясь скрыть, как же сильно я взбешена.

– Тебе не о чем беспокоиться, – это лучший ответ, который я могу придумать, не прибегая ко лжи. Хотя, наверное, это все равно ложь. Нам всем скоро придется сидеть в темноте, и об этом стоит побеспокоиться. Однако это не ее бремя.