Без царя в голове - Серова Марина Сергеевна - Страница 35

Я глянула на стоящего в центре чердака Тимошина и спросила:

— Ну что, голуба, летать тебя не учили?

— Нет, только приземляться, — буркнул он мне в тон. — Ты чего, сигать решила? Ну валяй, может, как раз ангелом и станешь.

— Нет уж, хороший мой, ты впереди меня полетишь, чтобы мне было на что приземляться, — подталкивая его к краю, съязвила я. — Ну, что медлишь?

Тимошин остановился за шаг от него и, сдвинув брови, посмотрел вниз. Непонятно, почему он медлил. Пришлось рявкнуть и слегка подтолкнуть его. Мой пленник тяжело вздохнул и полетел на землю. Я последовала за ним.

Мы оба приземлились вполне нормально: я на ноги, а Тимошин на колени. Ему не удалось сохранить равновесие из-за того, что руки были связаны за спиной. Больно ударившись коленями о твердую, утоптанную землю, он остался сидеть, произнося всевозможные грозные словечки. Последние из них были обращены в мой адрес:

— Ну, с-сучка, ты мне за это ответишь. Мразь ментовская. Собственными руками шею сверну и голову между ног…

Не желая слушать продолжение этого текста, я ухватилась за его связанные руки, резко дернула их вверх и прошипела:

— Ты поосторожнее со словами-то, не забывай, в чьих руках твоя паршивая жизнь пока находится. А теперь вставай и топай к тому дому, который ты отсюда так жадно созерцал.

— Сука, — снова буркнул Тимошин, но, встав, потопал, куда я указала.

Как только мы достигли Кириного дома, я нажала звонок. Дверь распахнулась сразу же, и из нее высунулась клоуноподобная фигура: Володька в шляпе-парике и каком-то платье поверх домашнего спортивного костюма.

— Ты что так долго? Я думал, мне целую вечность придется в этом наряде тут шастать, — еще даже не впустив нас в дом, поинтересовался он.

Я не успела ответить, как в эту минуту загоготал Тимошин, до которого только сейчас дошло, что перед ним мужик в бабском наряде и что он все это время наблюдал именно за ним, а не за мной. Мы вместе с Кирей сначала недоумевающе уставились на него, а затем, как по команде, треснули кулаком ему в бок. Каждый со своей стороны.

Пять минут спустя после того, как я вернулась со связанным Тимошиным, мы с Кирей стояли в комнате и решали, что делать с двумя пленниками: пацаном, который все еще сидел в туалете, и рецидивистом, прикованным наручниками к трубе.

— В общем-то, мальчишку можно и отпустить, — немного подумав, сказала я. — Он скорее всего так, случайное звено в этой цепи, а времени на то, чтобы с ним возиться, у нас нет.

— Согласен, — протягивая мне сигарету, ответил Киря. — И если ты не против, я займусь им прямо сейчас, иначе мне придется везде делать ремонт.

— Так ты что, все еще не заткнул его поганый рот? — удивилась я.

— Нет, — спокойно произнес Володя. — Он же еще ребенок.

— Эх ты, добрая душа, — шутя ткнула я его в плечо, — всех-то тебе жалко. А этот ребенок при случае тебя не пожалеет, так отдубасит в тихом переулочке с компанией приятелей, что мало не покажется. — Киря нахмурился. — Да ладно, шучу. Иди выпускай щенка на волю.

Киря покинул кухню, оставив меня одну и дав некоторое время на размышления.

Я сидела на стуле и медленно покуривала сигарету, с содроганием представляя, что в ближайшие полчаса придется вернуть Тимошину «должок» — как следует побить его. Без тумаков, причем солидных, вытянуть из него признание явно нереально. Впрочем, я все же надеялась, что у него хватит ума сократить время побоев и написать признание.

Вернулся Киря и, тяжело вздохнув, вытер рукой пот со лба:

— Ну и гаденыш! Даже удрать спокойно не мог, обязательно нужно было напоследок нагадить.

— Что еще он там натворил? — туша сигарету в пепельнице, поинтересовалась я.

— Что? Долбанул ногой в почтовый ящик. Теперь новый придется вешать. — Ну и что ты злишься? Сам же сказал — ребенок, — напомнила ему я недавнюю Кирину фразу.

Мы оба замолчали и уставились глазами в стену. Потом Володька кашлянул и, посмотрев на меня, спросил:

— Ну, что с этим будем делать?

— Сначала верну ему долг, а потом попытаюсь получить признание, — посвятила я его в свой план и направилась в комнату.

Кирьянов последовал за мной. Едва увидев нас, Тимошин изменился в лице: оно покрылось красными пятнами и стало подергиваться. Почуял, гад, чем запахло.

Я преспокойно прошла мимо него и с важным видом села в стоящее напротив кресло. Володя немного помялся в дверях и тоже сел на ближайший стул. Пару минут в комнате стояла полная тишина, прерываемая лишь тиканьем настенных часов. Я удовлетворенно наблюдала за своим пленником, намеренно выдерживая паузу, чтобы посильнее напугать Тимошина.

Он не выдержал первым и, пнув раздраженно ногой стоящий рядом стол, громко произнес:

— Ну и че вы тут теперь спектакль устраиваете? Какого… сюда меня приперли? Хотите наказать, так сдавайте в ментовку, а говорить я все равно ничего не буду.

— Это ты в ментовке, как ты выражаешься, можешь ничего не говорить, а тут еще как будешь… — не поднимаясь с места, произнесла я с тихой угрозой в голосе. — И чем быстрее ты на все мои вопросы ответишь, тем быстрее я оставлю тебя в покое.

— Ха, знаю я цену вашим паршивым обещаниям, менты гребаные! Можете даже замочить здесь меня, а я слова больше не произнесу.

Он устроился у трубы поудобнее и отвернулся, как бы игнорируя нас с Кирей. Я сделала вид, что не поняла, что он сво-ей позой хотел продемонстрировать, и спросила:

— Кто тебя нанял?

Тимошин только хмыкнул и ничего не ответил, намереваясь выдерживать эту тактику и дальше. Пришлось встать с кресла и хорошенько двинуть ему ногой по лицу. Это заметно оживило его и заставило бросить:

— Сволочь…

— Кто? Та, что тебя наняла? — усмехнулась я. — Согласна. Причем ты даже не представляешь себе, какая сволочь. Она-то из этой истории наверняка цела и невредима выйдет, с ее-то бабками, а вот ты загремишь по полной программе. Во-первых — за похищение и избиение человека, об этом лично я позабочусь. Потом — за взлом дверей и обворовывание квартир, моей и Чиликовых, а также их дачи. Наверняка удастся найти и улики — отпечатки или что-то еще, подтверждающее твою причастность к убийству Надежды Чиликовой. Володь, на сколько такой списочек потянет?

— Даже если и без убийства, то по макси, — пояснил он.

— Че, запугать меня решили, гниды поганые? Ничего не выйдет, доказательств-то у вас нет. А за похищение и избиение мне только двушку дадут, отсижу — и снова свободен на все четыре.

— Ах, доказательства тебе нужны… Так сейчас будут. Например, мое похищение может и на целую десятку потянуть, заявленьице о нем ничего не стоит задним числом оформить. Правильно, Володя?

Тот кивнул.

— Идем дальше. Квартирные кражи. Чиликов заявления пока не подавал, боялся, что его семье вред причинят. Так все еще можно исправить! Опять же и моя квартира сюда подойдет, отпечаточки твои мы там наверняка найдем. Еще три года плюс. Но и это не конец. Следующий номер нашей программы — грабеж. Сумочку-то мою с документами и оружием ты стибрил, да еще и малолеток к делу привлек — семерочка минимум. А если малолеток тех отыщем, то и лет пятнадцать нарисуются. Ну как, впечатляет?

Тимошин молчал, уставившись глазами в стену. Я же продолжала:

— Усек, сколько тебе твое молчание стоить будет? Прямо отсюда загремишь лет эдак на сорок, у тебя ж еще судимость есть. Причем один сядешь, а Миронова преспокойненько в свое удовольствие поживать будет. Муж-то ее теперь парализован, так что все бабки при ней остались. Ну, конечно, ты можешь и один страдать, но, на мой взгляд, это несерьезно — если уж тонуть, то и ее, хитрюгу, за собой потянуть. Вот если ты все нам сейчас по порядочку расскажешь, а потом и чистосердечное накропаешь, то, так и быть, мы заявления подавать не будем и все иные обвинения снимем. Так что думай, вари мозгами.

После этих слов я замолчала, дав Тимошину время на обдумывание. В комнате воцарилась гробовая тишина. Киря переводил взгляд с меня на пленника и обратно, а тот хмурил брови и на нас вообще не смотрел, продолжая пялиться в пол.