Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Тать на ваши головы (СИ) - Боброва Екатерина Александровна - Страница 1


1
Изменить размер шрифта:

Екатерина Боброва

Тать на ваши головы

Глава 1

Ритмичная дробь капели неумолимо врывалась в сон, заставляя нервно ворочаться, ежиться от стылого, тянущего понизу холода, натягивать повыше плащ, подбирать ноги и жаться спиной к еще теплому боку бочки.

Сверкнуло. Мертвенно-белесая вспышка молнии выхватила из мрака засаленные от грязи от грязи занавески с прорехами, которые здесь заменяли стены. Яростно ударил по земле дождь. Воздух мгновенно напитался сыростью, создавая иллюзию, что все вокруг плавает в воде. Выстрелили дрова, гулким эхом сотрясая бочку. Вверх взметнулся стоп искр, высвечивая пустоту над нами и уходящие в темноту балки моста.

Громыхнуло. Что-то невнятно забормотала во сне бабка, закашлялся один из мальчишек. Я с опаской прислушалась. Не разболелся бы... Вряд ли здесь у кого-то есть деньги на врача или лекарства. Вообще, каждый прожитый здесь день можно считать чудом. А что делать? Хочешь жить — миришься с холодом, не замечаешь въедающуюся в кожу и одежду вонь, ешь, что дадут, не думая о грязи и микробах. Сложнее с безысходностью. Она удушливой тяжестью лежит на душе, давит, сжимая сердце и заставляя стискивать до боли зубы. Ругать себя. Злиться. Мучиться от ненависти. Вздыхать о дурости. Понимать, что ненависть бессмысленна. Запрещать себе вспоминать прошлое, дабы не свалиться в черную депрессию, гнать мысли о смерти. Разве это жизнь? Под мостом? Но прошлое не отпускает...

Понесло меня в тот лес... Зачем? Погулять захотелось? Грибов собрать? Мозги проветрить? Отдохнуть от работы? Еще и выходной специально взяла. Отличная вышла прогулка. Продуктивная, запоминающаяся... С поворотом в судьбе — до сих пор в мозгах полный хаос.

Надо было тому старику, что по пути встретился попался: «Не ходила бы ты, девонька, в лес. Туман вон какой. В гиблые места завести может. Люди там пропадают», — поперек дороги лечь, за руки, за ноги меня, дуру, держать...

Только разве такое упрямство удержишь?

Очередная вспышка молнии — сезон дождей у них, что ли? — заставила вздрогнуть, подтянуть повыше плащ, кутаясь в теплый платок. А ведь не хотела брать. Отнекивалась. Но баба Рита — низкий ей поклон — была непреклонна.

«Бери, Танюша, бери. Туман нынче какой. Сырость. Еще застудишь себе что-нибудь. А это настоящий, пуховой. Все теплее будет», — выговаривала она тем особым стариковским тоном, с которым проще согласиться, чем возразить. Я сунула платок в корзинку, потом достала под укоризненным взглядом, повязала — пуховая арафатка, ага — на шею. Хлопнула по карману куртки, проверяя, на месте ли нож. Убрала мобильник. Кивнула бабе Рите и зашагала к лесу.

Станут ли меня искать? Наверняка. Старушку жаль. Переживать будет. Пожалуй, она единственная и будет. Баба Рита не была мне родной, пару лет мы с родителями у нее домик летом снимали. Но так вышло, что к тридцати годам из родни у меня остались лишь дальние родственники. Родители погибли, когда мне было двадцать. Бабушка умерла три года назад. И осталась я на свете одна...

«Вот и хорошо», — уговаривала себя. Меньше слез проливать станут.

На работе вздохнут с облегчением. Начальство-то меня хвалит, пылинки сдувает. Еще бы... У кого порядок в отделе закупок? Кто всегда готов задержаться? Кто не выгуливает отпуск, не отпрашивается с работы и пашет за троих? Остальные меня недолюбливали за требовательность, за неуживчивый характер, за манеру говорить то, что думаю.

Когда приняла отдел на предприятии, народ начал увольняться, но я попросила у руководства разрешения самой подобрать кадры. Мне дали добро больше с усмешкой, чем с реальной верой в мои силы. Но я нашла подходящих людей. А потом выбила Наталье работу до четырех часов без особой потери в зарплате, когда у нее бабушка шейку бедра сломала и слегла. Отпускала Сергея в больницу к жене. Отправляла домой бледную и глотавшую украдкой таблетки Надежду. Потому «мои» меня уважали, чувствовали, что я за них горой, хотя за разгильдяйство регулярно разносы получали. Зато остальные отделы прозвали Коброй. Видимо, за схожесть фамилии.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Корбаль я, Татьяна, тридцать лет. Квартира, доставшаяся от родителей, машина, купленная на свои. Семейное положение — не определившаяся. С последним парнем рассталась полгода назад и поняла, что устала от отношений.

«Ох и нелегко тебе будет, Танюша, — любила говаривать мама, — мужчины ценят мягкость, податливость, а у тебя характер весь в отца — железный».

Так что плюнула я на личную жизнь и занялась карьерой. Для нее у меня характер был самый подходящий.

А потом... Грибы, лес, туман этот проклятый... Хлюпающий мох под ногами. Пропавшее солнце, на которое я ориентировалась. Ставший темным светлый день.

И ведь не грешила особо. Никого не убила. Даже врагов и тех прощала, не тратя времени на добивание. Одного удара достаточно. Но Бог решил, что у меня всего много... Забрал в один момент, определив под мост.

Я не люблю вспоминать тот день. Когда смеялась сначала, не поняв, что происходит: «Заблудилась ты, похоже, Тань». А туман вокруг уже вставал плотной колыхающейся стеной. Неприятный холодок пополз по спине, когда мобильник показал отсутствие сети, затем с тревожащим душу писком разрядился. Что-то невидимое толкнуло в спину. Страх повис на плечах. Я зашагала вперед, стремясь вырваться из туманного плена. Сердце уже билось где-то в горле, желудок стиснуло, корзина моталась на локте: мне было не до грибов. В голове крутился ворох мыслей, приправленных страхом. А потом в спину ударил ветер.

Не сразу я поняла, что ветер неправильный. Точнее, неправильный туман. Лес шумел. Выстреливающие из серо-белой гущи ветки били по лицу. Но туман стоял словно приклеенный, не шелохнувшись. И я побежала. Задыхаясь, мысленно крича от ужаса, борясь с приступами тошноты.

Когда вывалилась из тумана, заплакала от облегчения. Шла по лесу, проваливаясь в мох, размазывая слезы радости по щекам и молилась. Благодарила, что жива. И не ведала, что молюсь уже под чужим небом.

Дойдя до дороги, высокой, насыпной, упала на колени и просидела, наверное, полчаса, переводя дух. Четверка промчавшихся всадников вернула меня к реальности. А та... ставила в тупик.

Потом мне повстречалась и странная карета, запряженная похожим на помесь осла и зебры животным; и подвода с возницей, чьи отвисшие щеки придавали ему схожесть с мастифом, а землистого цвета кожа — с ожившим мертвецом.

На меня поглядывали с любопытством, но без шока: «Гляди! Чужая!» Хотя в своих резиновых сапогах, потертых джинсах и длинной, по бедро, болоньевой куртке, жаль, кепку потеряла, я смотрелась странно. Подозреваю, что открытый от удивления рот и выпученные глаза также не добавляли мне солидности.

Офигевая и не зная, что думать, я добрела до окраин города и тут замерла надолго, потому как открывшийся вид на высокие стены был мне совершенно незнаком. Пока я договаривалась с собой, что это не шиза, мне решили помочь.

Этот момент я с радостью бы вычеркнула из памяти, но он, зараза, напоминал о себе ноющим плечом и чешущейся под одеждой заживающей ссадиной.

Какой-то возница, которому показалось, что я мешаю, вытянул меня хлыстом по спине, еще и кулаком толкнул, отчего я кубарем покатилась со склона, потеряв сознание от удара головой о камень. Там меня и нашла старуха.

Они жили рядом. Под мостом. Старуха и двое ребятишек. На вид обоим было лет по десять. Из-за одежды, намотанной на манер капустных листьев, я до сих пор не знала, какого они пола. Различала по росту. Тот, кто повыше — Чип, пониже — Дейл. Представляться они не стали, а потому имена я подобрала им сама. У обоих остренькие лица, бусинки черных глаз, полупрозрачные от тонкости пальцы. Молчаливые — я вообще их сначала за немых приняла, — но прекрасно понимающие друг друга с полуслова.

Старуха говорила за троих. Громко, скрипучим басом. Она напоминала старого облезлого медведя. Метра два ростом, никак тролли в роду были. На широком подбородке пучками торчали черные волосы. Внушительный нос, серые глаза в плотном окружении глубоких морщин. На голове — выцветший от старости платок. Темный, потертый плащ скрывал массивную фигуру, но я видела эти запястья и мощные ладони. Она одна дотащила меня до лежанки...