Жестокие клятвы (ЛП) - Джессинжер Джей Ти - Страница 45

27

ПАУК

Мы лежим, запутавшись, на кровати в темноте. Я не знаю, как долго мы были в таком состоянии. Может быть, часы. Дни? Годы? Кто, блядь, знает. Я потерял всякое чувство времени. Все, что я знаю, это то, что я здесь, в месте, о котором никогда не мечтал, с женщиной, которая заставляет меня чувствовать, что жизнь, в конце концов, может стоить того, чтобы жить.

Ее голова лежит у меня на груди. Ее ноги переплетены между моими. Ее теплая рука прижата к моему бьющемуся сердцу. Мое ошеломленное, ноющее, разбитое сердце, которое понятия не имеет, что его только что ударило. Его укусила гадюка с острыми клыками и сладчайшим ядом.

Тяжело выдохнув, Рейна шепчет: — Что теперь будет?

— Теперь, я полагаю, мы это выясним. — Наступает короткая, но напряженная пауза.

— Это…

— Что?

— У тебя всегда так? Я имею в виду, настолько интенсивно?

Я закрываю глаза и выдыхаю. Мои легкие тоже болят.

— Нет, девочка, — бормочу я. — Не для меня.

— Хорошо. Если бы ты сказала ”да", я бы зубами вырвал кольца из твоих сосков.

Посмеиваясь, я провожу пальцами по ее длинным шелковистым волосам. Пошевелившись, она нежно целует меня в подбородок. Я поворачиваю голову и смотрю на нее, потрясающую даже в полумраке.

— Твоя мать действительно назвала тебя в честь художника Уинслоу Гомера?

— Да.

— Это мило.

— Она была хорошим человеком.

Я могу сказать, что она хочет сказать что-то еще, но не делает этого. Она просто играет с моей бородой и наблюдает за мной своими русалочьими глазами, поблескивающими в темноте, как морское стекло под зыбучими водами. Чувствуя себя тысячелетней старухой, я поворачиваю голову и смотрю в потолок.

Через некоторое время я говорю: — Мне тридцать восемь.

— Хммм. Ты выглядишь ни на день старше пятидесяти.

— Я это заслужил.

— Ты знаешь. Что еще? Расскажи мне больше.

— Что, например?

— Я не знаю… Какая твоя любимая песня?

— “Боже, благослови Америку”.

Она смеется.

— Это не твоя любимая песня.

— Так и есть.

— Правда? — Какое-то время она молча переваривает услышанное. — Как странно.

Я пожимаю плечами.

— Ты мне тоже нравишься. Вкусовщина.

Она снова тихо смеется, дергая меня за бороду.

— Хорошая шутка. — Затем, мгновение спустя, она продолжает с милой нерешительностью: — Я тебе нравлюсь?

И она называет меня идиотом. Мой вздох — мощный порыв воздуха.

— Да. Ты мне нравишься. Но опять же, я жажду наказаний, так что вот оно как.

— Это такая странная фраза. ‘Жаждущий наказаний’. Что это вообще значит?

— Это значит, что ты любишь то, что причиняет тебе боль.

Легкая дрожь пробегает по ее телу. Прижимаясь ко мне ближе, она шепчет: — Не люби то, что причиняет тебе боль, Куинн. Что бы ни причиняло тебе боль, оно тебя не заслуживает. Ты создан для гораздо лучшего.

Тысячью ножей ее слова врезаются в мое сердце. Истекая кровью, едва способный дышать, я хрипло говорю: — Черт возьми. Перестань быть милой. Я не могу этого вынести, когда ты такая.

— Да, ты можешь, слабак. Давай, потренируемся. — Она приподнимается на локте и улыбается мне сверху вниз. — Привет, Гомер. Я Рейна. Приятно с тобой познакомиться. Ты выглядишь так, как сирота представляет рождественское утро.

Закрывая глаза, я перевожу дыхание и молюсь, чтобы Господь помог мне. Не то чтобы он слушал. Он перестал слушать меня давным-давно.

Она шепчет: — Мне нравится, что ты такой большой и крутой парень, который бегает вокруг и стреляет в людей, как будто это просто еще один рабочий день, но внутри ты весь мягкий. Один маленький комплимент, и ты растаешь.

— Это был не просто комплимент. Это была улыбка, которая могла положить конец войнам, и единственный раз, когда ты произнесла мое имя и метафору о том, что ты думаешь обо мне, это было похоже на чертову овацию стоя.

— Это было довольно вкусно, не так ли? — Когда я поворачиваю голову и смотрю на нее, она улыбается мне.

Она тычет меня в ребра.

— А теперь сделай это ты.

Я обхватываю ладонью ее подбородок и провожу большим пальцем по прелестному изгибу ее щеки. Глядя ей в глаза, я шепчу: — Ты — привилегия, которой я не заслуживаю, но я собираюсь провести остаток наших жизней, пытаясь быть достойным тебя.

На мгновение она остолбенела, сглатывая и моргая. Затем она поворачивает лицо к моей шее, закрывает глаза и еле слышно произносит: — Если ты снова заставишь меня плакать, остаток твоей жизни будет очень коротким.

Это заставляет меня усмехнуться.

— Ну и кто же из нас мягкий? — Пряча лицо, она качает головой и ничего не говорит.

Перекатываясь на бок, я заключаю ее в объятия, зарываюсь лицом в ее волосы и глубоко вдыхаю. Когда она обнимает меня за талию и сжимает, я чувствую себя так, словно кто-то только что вручил мне корону и ввел в мой новый замок.

Через некоторое время приглушенным голосом она говорит: — Я не знаю, как быть женой.

— Все в порядке. Я не знаю, как быть мужем.

— Нет, я имею в виду, я не знаю, смогу ли я быть женой. На случай, если ты не заметил, у меня много багажа из отдела супружества.

Я провожу рукой по ее плечу и вниз по спине, нежно обводя контуры ее шрамов. Больше, чем когда-либо, я хочу, чтобы этот никчемный ублюдок, ее покойный муж, был жив. О, что бы я с ним сделала. Все уродливые и чудесные вещи.

— Если тебе от этого станет лучше, то у меня нет никаких ожиданий. Если бы ты позволяла мне время от времени смотреть на тебя обнаженной, это было бы великолепно, но кроме этого, тебе не нужно ничего делать и быть собой.

Смущенным голосом она спрашивает: — Неужели всем ирландцам так же легко угодить, как тебе?

— Все итальянки такие же красавицы, как ты?

— Есть миллион итальянских женщин, похожих на меня, Куинн. Сиськи, задница, много дерзости. Это заложено в генофонде.

— Хм. Похоже, мне нужно забронировать поездку в Италию. — Она хлопает меня по спине, заставляя рассмеяться. — Это была шутка.

Она бормочет: — Лучше бы так и было.

— Простите, это тот же самый человек, который обвинил меня в ревности и собственничестве? Потому что привет, горшок, познакомься с чайником.

— Я всажу пулю в этот дурацкий чайник, если ты сейчас же не заткнешься.

Моя грудь сотрясается от беззвучного смеха, я наваливаюсь на нее сверху, убирая волосы с ее лица. Она смотрит на меня сверкающими глазами.

— Боже мой, — выдыхаю я, глядя на ее прекрасное, мертвенно-бледное лицо. — Вы замечательная женщина, миссис Куинн.

— И ты раздавишь меня. Кстати, сколько ты весишь?

— Не знаю. Особо не заморачивался с весами.

— Может быть, тебе стоит купить одни. Ты ненормально тяжелый.

— Все дело в мышцах. — Она вздыхает, закрывая глаза. — У меня есть идея.

— Бедняжке, должно быть, одиноко в твоем пустом мозгу.

— Перестань оскорблять меня на минуту и послушай. Давай утром пройдемся по магазинам. — Она открывает глаза и приподнимает бровь. — Разве ты не помнишь, что единственный предмет одежды, который у тебя сейчас есть, — это свадебное платье?

— Ты действительно предлагаешь мне отправиться за покупками в свадебном платье?

— Хм. Это проблема. Я распоряжусь, чтобы кое-что принесли из бутика внизу, а потом мы отправимся за покупками.

— У меня полно своих вещей, которые я могу надеть, Куинн. Тебе не нужно утруждать себя покупкой мне чего-либо.

— Все, что у тебя есть, черное.

— А. Точно. — Она замолкает, задумчиво покусывая губу. — И я выбросила всю свою старую одежду после того, как переехала к Джанни.

— Значит, мы пойдем по магазинам. Пока мы будем этим заниматься, я пришлю к тебе домой пару парней, чтобы они собрали твои вещи.

Я внимательно наблюдаю за выражением ее лица, чтобы понять, что она думает об этой идее. Немного поразмыслив, она говорит: — Потому что я переезжаю к тебе.