Моя безупречная жизнь - Вун Ивонн - Страница 50

– Это было счастливое совпадение. Я видела, что ты наблюдаешь за мной, но не знала, как навести тебя на след. И тут, словно подарок свыше, Логану на телефон пришло сообщение с просьбой приехать в особняк. Я привела тебя туда, и ты стала свидетелем встречи Логана с Колином.

– То есть ты знала, что я была там той ночью, – сказала я.

– Знала, – ответила Люс. – Я думала, ты быстренько разберешься, что к чему, но у тебя никак не получалось найти зацепку. Я уже испугалась, вдруг тебе стало скучно или ты просто не хочешь заниматься этим делом. Близились экзамены, и больше не было времени ждать, поэтому я решила взять все в свои руки и тайком от всех устроилась волонтером в «Светлое будущее» в надежде найти доказательства там. В их картотеке я обнаружила папку Колина и отксерокопировала странички, чтобы предъявить их ему и заставить рассказать, чем он занимается на самом деле. И тут появились вы с Джеймсом. Остальное тебе известно. Ты пришла на встречу с Колином, как я и думала. Но к тому времени я уже успела поговорить с ним и вынудила его перейти на нашу сторону. Он сообщил тебе, как именно помогает Логану. Ты обрадовалась, что дело раскрыто. Но не тут-то было.

– Значит, ты решила наказать меня за то, что я сделала, – пробормотала я.

– Это не наказание, – сказала Люс. – Суть в том, что мне не нужны грязные деньги Логана. Я не хочу пачкать руки. Он их не заслуживает, ровно как и я. Да и ты, честно говоря, тоже – особенно после того, что мы сделали той ночью. Поэтому я сообщила тебе, что это еще не конец, ты решила только одну проблему из трех. Первая – проследить за мной и раскрыть тайну Логана. Вторая – забрать деньги и передать их Колину. И третья – отвезти твою и мою доли на Окружную, 55. Нашей жертве.

Я застыла на месте, не в силах думать, не в силах говорить. «Наша жертва». Кошмарная фраза, которой я старалась избегать все эти два года.

– С первыми двумя задачами ты справилась, – сказала Люс, – осталась последняя.

– Я не могу, – проговорила я.

– Ты же всегда хотела решить свою проблему. Это твой шанс. И дело не в деньгах. Дело в том, чтобы наконец-то посмотреть правде в глаза. Только так мы можем все исправить.

Но Люс ошибалась. Ничего нельзя было исправить.

– Я верну деньги, – сказала я.

– Мне? Эти деньги не мои, они мне не нужны.

– Так кому же мне их отдать?

– Это теперь твоя забота.

Оставшиеся мешки были свалены у меня под столом. С кровати я хорошо видела, как их распирает от содержимого. Я могла и дальше хранить их у себя; это всего лишь деньги, в конце концов, но мне было невыносимо даже думать о них, невыносимо смотреть на них. Я не сразу догадалась, почему при одной мысли об этих мешках у меня внутри все переворачивается, почему мне так плохо на душе. А потом вдруг осознала. Меня мучает совесть.

– Я их не хочу, – сказала я.

– В этом-то вся и прелесть, – ответила Люс. – Тебе необязательно решать третью проблему. Но ты не можешь оставить ее нерешенной, правда?

Мне не хотелось верить, что Люс права, и целый день я думала, как отделаться от ее последнего задания. Можно было подкинуть мешки с деньгами к дому Люс, поскорее убрать их с глаз долой, но это никак не решало моей проблемы. Она все еще висела тяжелым грузом на моих плечах, от которого я была не в силах избавиться.

Я пообещала маме поговорить с Джеймсом, но, открыв текстовое окно, я замерла в оцепенении и тупо пялилась на курсор. Что мне сказать Джеймсу? Я не могу заставить его хранить секрет, если он этого не захочет, и вряд ли вымолю у него прощение. Тому, что я сделала, не было оправдания, так что деваться мне некуда.

Неожиданно для себя я вбила в поисковую строку имя, преследовавшее меня последние два года. Мэри Кэннон Дэвис.

Она жила на Окружной, 55, в нескольких домах от того места, где произошла авария. Я не собиралась искать фото женщины, но ее лицо уже появилось на экране. До этого момента я не пыталась найти информацию о ней – не могла себя заставить. Но, конечно, ее портрет мелькал в газетах и интернете. Стоило мне взглянуть на фотографию, как меня тут же откинуло назад в прошлое – и мое сердце заколотилось от хорошо знакомого смешанного чувства ужаса и вины.

Мэри. Теперь это имя было неотделимо от меня. Она выглядела немного старше папы, лицо обрамляли седоватые каштановые волосы, на губах застыла сдержанная улыбка.

Рассматривая фото Мэри, я попыталась представить, как бы охарактеризовал ее Джеймс, встретив впервые. Если бы мы жили в параллельной вселенной, где никакой аварии не произошло, и увидели Мэри на одном из благотворительных вечеров, рядом со столом, под которым мы прятались. Что бы Джеймс сказал про нее, если бы я предложила ему сыграть в очередную игру и разгадать ее личность?

«Врач-терапевт, – ответил бы он. – Она выглядит как человек, на которого можно положиться, но в ее взгляде читается тревога. Напоминает мне тетушку из рекламы лекарства от артрита, которая проводит все свободное время за вязанием или чтением».

«Ничего подобного, – сказала бы я. – Совершенно очевидно, что она куратор музейных выставок. Посмотри, у нее шарф подобран под очки».

На самом деле я точно не знала, чем она занимается. Государственная служба, финансы – что-то неопределенное, чего я никогда не могла запомнить. Но в данном случае это было даже хорошо – в голову не лезли мучительные мысли о том, каких радостей жизни я ее лишила. Все, что мне было о ней известно, – она замужем, и у нее двое взрослых детей. На момент, когда мы ждали вынесения приговора, медицинский прогноз еще был неточен – скорее всего, она сможет ходить, но с трудом.

В первый раз за все это время я позволила себе погрузиться в мысли о ней. Почему она прогуливалась ночью по парку? Нервничала, не могла уснуть? Была чем-то сильно взволнована и хотела хотя бы ненадолго сбежать из дома, так же как и я? А может, просто решила подышать свежим воздухом и полюбоваться луной?

Этой ночью, перед тем как лечь спать, я написала Джеймсу:

Я не ждала ответа, поэтому не удивилась, когда не получила его. И все равно продолжила писать.

«Я знаю, что ты не хочешь со мной разговаривать. Ты, наверное, меня ненавидишь. Я бы на твоем месте ненавидела».

«Я испугалась – это все, что я могу сказать в свою защиту».

«Даже не знаю, зачем сейчас пишу тебе это. Может быть, потому что ты единственный человек, который всегда знает, как правильно поступить».

«А вот я понятия не имею, что мне делать дальше».

«Как поступил бы ты? Если бы был на моем месте».

«Ты, конечно, никогда бы не оказался в такой ситуации. Никогда бы не принял кучу неправильных решений, как сделала это я».

«Но все-таки представь, что так случилось. Я совершила ужасную ошибку и сбежала, потому что испугалась ответственности. И папа взял на себя мою вину, чтобы не ломать мне жизнь. Она, правда, все равно сломалась, хоть и при несколько иных обстоятельствах».

«Если я расскажу об этом сейчас, получится, что он мучился зря. Все снова повторится, только в этот раз еще хуже. Что будет с ним? Что будет со мной?»

«Но если я не расскажу, мне придется жить с этой ложью и притворяться всю оставшуюся жизнь, а я так больше не могу».

«Я жалею, что не рассказала тебе сразу, когда все только случилось».

«Мне так хочется, чтобы все это было лишь страшным сном».

Увидев толпу репортеров у ворот школы, я поняла, что Джеймс опубликовал свою статью. «Пустельга» выходила в бумажном и электронном виде, и, хотя это была всего лишь школьная газета, материал прочитало и репостнуло достаточное количество людей, чтобы новость мгновенно распространилась по местным телеканалам и среди журналистов. Это случилось в понедельник, прохладным утром, через три недели после того, как я забрала деньги. Стоял безоблачный сказочный день, который омрачила недобрая весть. При виде знакомой сцены у меня перехватило горло. Меньше всего мне хотелось попасть под прицелы камер, поэтому я сползла как можно ниже на сиденье. Джеймс так и не ответил на мои сообщения, и после той ночи у Монетного камня мы больше не разговаривали. Я понятия не имела, о чем он написал в своей статье и упомянул ли в ней меня. Мне захотелось вернуться домой, но было поздно – за мной выстроилась целая очередь из машин. Начнешь разворачиваться – и тут же вызовешь к себе интерес.