Серая Орда - Фомичев Сергей - Страница 16

— Поднимай дружину. Всех, и мечников, и отроков. Собери припас, но не много. Пойдём без обоза.

— А ты, — обратился он к молодому сотнику. — Поднимай ополчение. Я забираю всех. Надо стены прикрытыми оставить. Замени ополченцами стражу у ворот и на стрельницах.

Вошёл Химарь. Слуги несли за ним доспехи и меч.

— Ну, всё. Давайте! Живо! — отпустил князь подручных

Как он ни старался, но до вечера дружина не собралась. Ук сел в седло и сам подгонял нерасторопных начальников. Когда Лапша намекнул, дескать неплохо было бы поужинать перед выездом, князь глянул на него так, что тот сразу осёкся.

Наконец, когда уже садилось солнце, две с половиной сотни воинов сгрудились на площади возле терема готовые к походу. Князь отдал приказ, и лавина всадников вывалила из городских ворот. Кремник как-то сразу опустел, хотя, оставшийся за главного молодой старшина, выгнал на стрельницы и к воротам добрую полусотню ополченцев. Народ неопытный лишку не будет.

Превращая жидкую грязь в плотную глину, две с лишним сотни воинов неслись по Муромской Дороге. Поначалу, в темноте, осторожно, но только поднялась луна, значительно прибавив ходу.

Верстах в десяти от Свищева, на дорогу выскочил мальчишка.

— Княже, князже! — кричал он, размахивая руками. — У меня грамотка от брательника. От Дуболома.

Его никто не расслышал, но один из скакавших подле князя всадников догадался, что мальчишка не просто так среди ночи выскочил наперерез дружине, ловко подхватил его прямо на скаку и, посадив перед собой, переспросил.

— Грамотка у меня от Дуболома, — повторил мальчишка, протянув воину послание.

Догнав князя, дружинник передал тому скатанную бересту.

— От Дуболома малец, — доложил он.

— Пусть пока с тобой едет, — распорядился князь и, не сбавляя ход, распечатал послание.

С трудом разбирая в лунном свете прыгающие перед глазами буквы, прочитал дважды. Ничего нового послание не содержало, так как писалось раньше того, что отправили с голубем, однако нашлись в нём и кое-какие подробности. Про разбойников, например, видевших воочию тех самых монахов, да про то, что узнали в Которово.

Обалдев от чести скакать в дружине подле самого князя, довольный мальчишка устроился почти у самой гривы, вцепившись в неё руками.

В село ворвались утром, едва рассвело, без разведки и без раздумий. Сходу. Готовые рубить направо и налево. Несколько десятков всадников во главе с князем окружили постоялый двор. Остальные рассеялись по селу. Лапша отправлял по несколько мечников в каждый двор, мимо которого проносился его отряд. С единственным приказом — вязать всех мужиков, кого застанут в домах кмети. Сопротивления никто не оказал, и село в короткий срок было усмирено.

Правда, никаких следов монахов в Свищеве не обнаружили. И главное, не обнаружили никого из отряда Сокола и Зарубы. Ворвавшись на постоялый двор, князь увидел лишь следы отчаянной борьбы да несколько ещё не убранных тел.

— Давайте по домам, — распорядился Ук, собрав старших дружинников. — Допрашивать всех подряд. И женщин и детей. По поводу Зарубы и Сокола. Ещё спрашивайте о княжиче и оружных монахах. Если кто начнет петь — сразу ко мне. А первым делом попа притащите. Хоть под землёй мне его сыщите.

Лапша с другими начальниками, не мешкая, выскочил за дверь. По домам пошёл шмон. Заголосили женщины, затрещали двери, село наполнилось криками воинов и воплями мужиков.

Князь остался на постоялом дворе один. Найдя на столе остатки вчерашней мужицкой трапезы, нисколько не смущаясь, принялся жевать. Возле двери, не спуская с князя восторженного взгляда, сидел мальчишка.

— Как зовут тебя? — спросил Ук.

— Меранко, княже, — ответил тот.

Князь подозвал его к себе и сказал:

— Садись, Меранко, ешь. Найдём братана твоего.

Всю ночь они уходили от погони, продираясь сквозь сумрачный девственный лес. Ещё на берегу бросив лодки и большую часть груза, бросив связанного хозяина и тело подстреленного разбойника, отряду, тем не менее, далеко оторваться не удавалось. Опасаясь наткнутся глазом на сучок или поломать ноги, они двигались медленно.

Хлопот изрядно добавлял Тишка. Стараниями чародея, паренёк уже встал на ноги. Превозмогая боль, он ковылял самостоятельно, пытаясь держаться вровень со всеми, но не угнаться хромому за здоровыми. Время от времени, отряд сбавлял ход, давая ему возможность передохнуть.

Оттого терзала Тишку не столько боль в ноге, сколько мысль, что медленным шагом своим, он подводит товарищей. Не единожды паренёк просил оставить его; вызывался сбить погоню со следа, увести монахов в сторону; убеждал, что не пропадёт, выберется, что с божьей помощью найдёт дорогу домой.

Тишку не слушали. Даже когда преследователи дышали в затылок, и казалось, что сшибки не избежать, воины лишь поддерживали его под локти, Заруба шипел, приказывая умолкнуть, а Сокол решился дать Тишке банг.

Облегчающее боль зелье и помогло им оторваться, выиграв пару сотен шагов.

На открытой местности и полверсты не расстояние. Но в тёмном лесу погоне требовалось время, чтобы отыскать след, так что две сотни шагов — большое дело. Тем более, беглецы использовали всякий встречный овраг и всякое болотце, дабы сбить с толку монахов.

Помимо Тишки больше других запыхался от бега Рыжий. Он напялил на себя столько железа, что с трудом мог выдерживать взятый отрядом ход. Только необыкновенное упрямство и гордость не позволяли ему закинуть в кусты тяжёлый шлем или что-нибудь из вооружения.

Воевода чертыхался. Вместо того чтобы вести сейчас на приступ села верную сотню, он вынужден был, словно лесная зверюга спасаться бегством от каких-то там мужиков и монахов. Не приходилось и мечтать, чтобы встретить врага лицом к лицу. Конечно, трое бывалых воинов чего-то да стоят, но вот на остальных Заруба положиться не мог. Во время осады постоялого двора все показали себя неплохо, однако сражаться без укрытия, совсем другое дело.

Под утро Сокол всё чаще и чаще стал прислушиваться, даже как бы принюхиваться к окружающему лесу. Заметив это, Заруба остановил отряд и спросил:

— След, какой учуял, чародей?

— Пожалуй, — согласился тот. — Дождаться бы рассвета — сказал бы вернее.

Беглецы в напряжении затихли. Шума погони не доносилось, но это ровным счётом ничего не значило.

— Всем отдыхать и ни звука, — полушёпотом распорядился Заруба. — Если враг не объявится раньше, ждём до утра. Тогда и решим, куда топать дальше.

Люди повалились в траву прямо там, где стояли и мгновенно заснули. Сторожить остались Сокол с воеводой. Отойдя чуть в сторону, чародей прислушивался и принюхивался, пытался что-то понять, а Заруба, прохаживаясь среди спящих, пинал под рёбра всякого, кто начинал храпеть или стонать во сне. Отдых длился около часа. Погоня всё ещё не объявилась, и когда рассвело, Сокол решил побеседовать с птицами.

Ну, это только так говорится, «беседовать с птицами». Чародей вовсе не пытался им подражать, но шептал что-то, внимательно прислушиваясь к ответному щебету. Невежды полагают, будто птицы имеют такой же язык, как люди, мол, нужно всего-навсего выучить его, как люди учат языки друг друга. На самом же деле птичий язык больше походил на узоры, какие вышивают на тканях или наносят на утварь. Сокол много времени посвятил изучению и того и другого. Теперь он с какой-то долей уверенности мог объяснить суть птичьего щебетания.

Немного подумав и сопоставив всё, что услышал от птиц с тем, чего удалось почувствовать ночью, Сокол сказал:

— Здесь был Варунок и его преследователи. И направлялись они на восход. Правда, случилось это уже давно.

— Нам-то один черт куда идти, — буркнул Заруба. — Отчего и не на восход.

Подняв отряд, чародей с воеводой повели людей в новом направлении и совсем скоро наткнулись на старое кострище. Тарко осмотрел местность, но ничего важного не обнаружил, зато подтвердил догадки чародея — отряд уверенно взял след пропавшего княжича. Дальше пошли веселее, понимая, что теперь не только их догоняют, но и они в свою очередь идут к цели, а не просто удирают от погони.