Балтийский ястреб (СИ) - Оченков Иван Валерьевич - Страница 36

— Так точно, ваше императорское высочество!

— Да, пока не забыл. Брылкина с собой прихвати. Обещал ему службу, да все как-то недосуг было. Место сам определишь. Тебе с ним служить.

— Так точно!

— Тогда с Богом.

— Ваше императорское высочество, разрешите вопрос?

— Спрашивай.

— Почему вы мне поверили?

— По двум причинам, Паша, — впервые позволил такую фамильярность и назвал его по имени. — Во-первых, потому что ты при крушении ни одного матроса не потерял. А значит, о людях своих заботишься. Бережешь их. А во-вторых, уж больно за тебя Брылкин заступался. За плохих командиров подчиненные так не просят.

— Вот, значит, как…

— Да, брат. Придется тебе его всю оставшуюся жизнь до пьяна поить!

Впрочем, скоро претендентов на вакансии появилось гораздо больше, чем отрядов и кораблей. Одним из последствий ставшего уже знаменитым приема в Константиновском дворце стало просто огромное количество желающих служить на канонерских лодках. В том числе и гвардейцев. С одной стороны, есть возможность выбрать лучших, с другой…

— Ваше императорское высочество, — торжественно обратился ко мне командир Гвардейского экипажа контр-адмирал Мофет. — До меня дошли слухи, что для новейших канонерских лодок не хватает экипажей и в особенности офицеров.

— Добрый день, Самуил Иванович, — приветливо отозвался я. — Отрадно слышать, что старый наставник следит за моими начинаниями.

— Ну не такой уж и старый, — усмехнулся в бакенбарды адмирал.

Это была чистая правда, произведенному в прошлом году адмиралу не было еще и пятидесяти. А в прежние времена Косте и впрямь пришлось послужить под его началом. Так что отношения у них были если и не дружеские, то, по меньшей мере, товарищеские. Так что отказывать ему в чем-либо даже чисто по-человечески не совсем удобно…

— Ты что-то хотел предложить?

— Да. Вы знаете, что я, грешным делом, не жалую волонтеров, но среди моих офицеров есть охотники перейти на канонерки. Так почему бы хотя бы часть новоманерных судов не приписать к гвардейскому экипажу?

— Думаешь, они подойдут?

— О чем вы?

— О твоих офицерах.

— Ваше высочество, эти слова звучат более чем оскорбительно! — вспыхнул адмирал.

— Не заводись, Самуил Иванович. Ты знаешь, сколько начальствующего состава на лодке? Командир, его помощник, один-два гардемарина, старший машинист, как правило, вольнонаемный или из выслужившихся унтеров, да еще финский лоцман. И все это на маленьком корабле. Сумеют твои орлы сойтись с ними или будут по привычке нос задирать? А ведь теперь война, нет времени никого уговаривать.

— Хм… — задумался Мофет.

— Про храбрость говорить не буду, но ведь и она потребуется совсем не такая, как прежде. Ведь канонеркам придется противостоять куда более крупным и сильным судам. Лезть буквально на рожон! Стиснув зубы, терпеть вражеские залпы, отвечая редким огнем. Подбираться к врагу по мелководью, как пираты.

— Константин Николаевич, — твердо ответил адмирал. — Мои офицеры по одной принадлежности к гвардейскому экипажу находятся в более привилегированном положении, нежели их собратья. У них выше жалованье, быстрее производство в чины, их принимают при дворе. «За что же им такая льгота», спросит иной и будет тысячу раз прав. За то, отвечу я, что как только над Россией сгустятся тучи, у них останется только одно преимущество. Первыми умереть за нее. И никому, даже вашему августейшему отцу непозволительно лишить их этой чести!

— Хорошо сказано! Ладно, старый ворчун, будь по-твоему. Только смотри мне, отбирай лучших. И это я сейчас не про формуляр, и не происхождение. Нужны люди, склонные к риску, но не теряющие при этом голову. Способные биться до последней крайности, и не просто умереть за государя и отечество, но прихватить с собой врага.

— Ваше императорское высочество желает получить дуэлянтов и картежников?

— Нет, — засмеялся я в ответ. — Они все уже здесь!

— Есть еще одна просьба.

— Говори.

— Вы так ярко живописали действия канонерок, что мне тоже захотелось принять участие в этом действе. Готов поднять свой вымпел на любом корабле любого отряда!

Разговор наш проходил на борту парохода-фрегата «Рюрик» 1851 года постройки. С недавних пор он стал моим флагманом. Несмотря на юный возраст корабль далеко не самый современный. Одни гребные колеса чего стоят. Однако при всем при этом имеет хороший по нынешним временам ход в 11 узлов. Удобные каюты для меня и членов моего штаба, а также солидное вооружение из восьми 68-фунтовых пушек в батарее и четырех карронад того же калибра на верхней палубе. Последние стоят на поворотных станках, и в теории могут быть обращены в любую сторону. К слову, разработан был фрегат под руководством все того же фон Шанца и построен на финских верфях. Командовал им с начала осени прошлого 1853 года один из моих адъютантов капитан-лейтенант князь Евгений Голицын.

Расположился я на нем не просто так, а чтобы быть поближе к флоту и подальше от начальства. Это только на первый взгляд Костя самый большой медведь во флотской берлоге. Да, он, то есть я, генерал-адмирал и шеф флота, но ведь есть еще и государь! А у царя-батюшки, как водится, куча советников, которые ни уха, ни рыла не смыслят в морском деле, но, тем не менее, всегда готовы высказать свое и при том крайне «ценное» мнение и поучаствовать в различных заседаниях. Так что ко мне постоянно приходят разные депеши, эстафеты и прочие послания, отнимающие массу времени. Игнорировать их нельзя даже мне, но, как оказалось, вполне можно не получать. Ну а что, корабль в море, когда вернется, неизвестно, а летать по воздуху курьеры, слава Богу, пока не научились.

А вот моряки, помимо всего прочего, умеют пользоваться морским семафором и сигнальными флагами, поэтому вести от них до меня доходят немедленно. Вот и сейчас раздался стук в дверь, после чего в приоткрывшемся проеме появилась лукавая физиономия Рогова.

— Чего тебе?

— Осмелюсь доложить, ваше императорское высочество, к вам лейтенант Станиславский. Говорит, важные вести.

— Ну, так проси.

Не знаю, как это получилось, но пролезший-таки ко мне в вестовые Иван получил совершенно не соответствующий его скромному чину вес среди экипажа «Рюрика». Не то чтобы господа офицеры перед ним заискивали, но при надобности увидеться со мной вежливо интересуются, в духе ли великий князь? Не изволит ли гневаться на что-нибудь?

— Что там еще стряслось? — спросил я у появившегося следом за Роговым молодого офицера.

— Англичане! — выпалил тот.

— Где?

— У Красной Горки! Идет бой!

— Близко. За час дойдем. Приказ в машинное, разводить пары!

— Есть.

— Командира ко мне. Хотя, нет. Сейчас я сам поднимусь. Самуил Иванович, надеюсь, ты не против небольшой прогулки?

— Ни за что ее не пропущу! — воинственно ответил мне адмирал.

Как мы не готовились к встрече с противником, первый бой начался с недоразумения. Впрочем, обо всем по порядку. Как я уже говорил, к каждому отряду канонерских лодок был придан пароход.

Одним из таковых был наш старый знакомый «Грета», под командованием все того же лейтенанта Кострицына. Пока он находился при моей особе, у старичка «Усердного» появился новый командир. Можно было вернуть бывшего командира обратно, но бравый лейтенант решил, что от добра добра не ищут, и остался на хоть и меньшем по водоизмещению, но более новом и крепком корабле.

К тому же, я обещал, что он непременно получит под командование одну из канонерок, но, к несчастью, совсем позабыл об этом. И вот в очередном рейсе «Грета» имела несчастье наткнуться на английский фрегат «Valorous». Уже впоследствии выяснилось, что «Доблестный» — так переводится на русский его название, находился в крейсерстве и рыскал по морю в поисках добычи. Призовые издавна составляли львиную долю доходов моряков Роял Нэви, и все члены его экипажа надеялись поправить свое состояние за счет «русских варваров».