Следователь, Демон и Колдун (СИ) - Александров Александр - Страница 40

- Да понимаю, понимаю. В Ударном отряде я подготовки не проходил, факт. Так что я тоже рад, что с нами господин Френн, и ещё как рад. Но я всё равно не понимаю. Эти снежные львы… они что, какие-то Другие, адаптирующиеся к заклятьям? Вроде Зеркального Ифрита?

- Они – не Другие. Ну, Фигаро, подумайте: как вы из Другого чучело набьёте? Они живые существа. Просто очень странные. И да, похоже, они со временем становятся сильнее и способны изучать заклятья, что были против них применены. Страшный противник. Но я никогда не видел, чтобы снежный лев атаковал человека первым. Нет, в пещерах под Белой вершиной у вас опасность одна: заблудиться.

- А если Нить Ариадны? Или Клубок?

- Навигационные заклятья? Да, если вы такие умеете, то, наверное, вам ничего не угрожает. Разве что свалитесь в какой-нибудь горячий источник или шлёпнетесь в расщелину. Всё же, вы, господа, не спелеологи, уж простите.

- Что-то в сон тянет. – Френн зевнул. – Отвык я по снегам да по горам бродить. Утренние пробежки в Тудыме и гантели всё же, немного не то же самое, что муштра в Ударном отряде… Караул на ночь выставим?

- Я постою. – Это был Зойза, подбросивший в костёр несколько свежих поленьев. – Ежели носом начну клевать, так разбужу кого-нить. А вы дрыхните, господа. В этих пещерах бояться нечего, так скажу.

- Ну-у-у… – Фигаро тоже зевнул, да так, что едва не вывихнул челюсть. – А если… животные какие вдруг… Мало ли.

- Ха! – Зойза едва заметно усмехнулся. – Других тут нет, а животные… Самый страшный зверь это человек, верно говорю? Драконов, вон, вывели подчистую, даже на Хляби у нас не найти. Хотя кто и врёт, что есть где-то, да только туфта это всё, господа хорошие. Ну а уж если сюда каким-то макаром медведь залез, так я ему покажу, что не стоит нас беспокоить. А будет дедушка лесной сильно настаивать… ну, получится у меня коврик новый под печку. Старый-то истрепался давно… Спите себе.

«Спите, Фигаро, – эхом отозвался Артур, – я за ними пригляжу. Вся эта развесёлая троица будет у меня перед носом, так что за Харта не переживайте… А, да вы, смотрю, уже спите. Ну и правильно. Святое дело…»

Поначалу следователю снилась чушь.

Это была самая обычная чушь, которая приходит во сне мутной метелью и оставляет после себя только обрывочные воспоминания, полностью гаснущие через час-другой: Фигаро с Зойзой сидели на какой-то поляне и играли в шашки. Зойза говорил «самый страшный зверь, Фигаро, эт человек, верно?» Следователь соглашался, кивал, и пытался проскочить в дамки на правом фланге.

Но затем сон Фигаро резко изменился, и далеко не в лучшую сторону.

Фигаро снилась какая-то липкая чёрная паутина, сквозь которую он продирался к маленькой настольной лампе. Паутина была живой, холодной, словно вода, которой только что обмыли мертвеца, и пахла соответствующе. Следователь брыкался, разгребал паутину руками, но, когда, наконец, добрался до керосиновой лампы, та зажглась едва заметным ничего не освещающим пламенем.

«Да я же сплю», понял, наконец, Фигаро.

Если во сне вы поняли что спите, а сам сон вам, скажем так, не особо нравится, то есть два пути: взять сон под контроль, или сделать «вертоплан».

Взять сон под контроль получается не всегда даже у тренированных сновидцев (говорят, есть и такие, кто может приснить себе сон на заказ, но Фигаро был не из этих). «Вертоплан» куда проще и быстрее.

Суть этого простого приёма сводится к тому, что во сне вы расставляете руки в стороны и начинаете кружиться вокруг своей оси. Непонятно почему, но это всегда приводит к одному и тому же результату: вас выталкивает из сна как пробку из-под воды.

В этот раз тоже сработало: Фигаро проснулся.

И сразу же испугался, поскольку подумал, что сон каким-то извращенным способом проследовал за ним в реальный мир.

Костёр едва горел, превратившись в кучу красных угольев. Ни Зойза, ни Харт, да и вообще никто из караульных никогда бы не допустил подобного, но дело было даже не в этом, а в холодных зелёных отблесках, которыми мерцало едва дышащее пламя: «мёртвый огонь». А за кострищем, во тьме, что-то шевелилось.

«Я сплю, – подумал следователь, – это же очевидно. Меня просто перебросило из одного сна в другой. Ну, бывает. Нужно просто…»

Додумать он не успел.

Из Орба Мерлина хлестнул ослепительный свет, растёкся по стенам, выжигая душную тьму, изгоняя гнойный мрак – резкий свет, яркий, но не режущий глаза. Затем невидимые руки схватили Фигаро за плечи, резко рванули вверх и поставили на ноги, после чего по нервам следователя пролетел грохочущий электрический импульс, мгновенно выбив из головы сонную одурь.

Фигаро немного подумал, и испугался ещё сильнее: Артур-Зигфрид не стал бы заниматься подобным просто забавы для. Значит, опасность, и опасность очень велика. Но в чём она? Где?

Маленький отряд Харта валялся на спальниках в нелепых позах, словно их застиг парализующий удар Песчаной Горгоны: Зойза почти уронил ноги в кострище, а вон рядом Френн – лицо страшное, серое, изо рта тянутся ниточки странного чёрного дыма, глаза выпучены. А чуть дальше, у самого каменного берега подземной реки, похоже, Харт…

Тут, наконец, следователь это увидел.

…Когда-то давно, во времена бурной молодости, Фигаро угораздило жениться. Его невеста, Анна Фертимор, была хороша собой, но, по крайне меткому выражению одного из друзей следователя, представляла собой «столичную львицу, по недосмотру Горнего Эфира рождённую в теле девицы из Хлипкой Болотянки» Родители Анны имели небольшой маслобойный заводик и, тихонько вздыхая, время от времени перечисляли дочке денежные суммы, которых той хватало для очередной поездки в Столицу недели на две. Таких поездок, обычно, было достаточно, чтобы Анна угомонилась и на некоторое время вернулась к учёбе. Фигаро, естественно, приходилось сопровождать супругу в её столичных выездах, и именно в ту пору он невзлюбил Столицу лютейшей ненавистью (после таких путешествий он обычно заливал горе на пару с тестем, тишайшим господином Фертимором, подкаблучником и ипохондриком, страдающим от приступов паники).

Как-то раз супруга следователя в очередной раз потащила его в театр. Фигаро театр, в целом, любил, но театр классический, категорически не приемля того, что Анна называла «современным искусством». Это относилось и к живописи – по выражению следователя, «мазне наркоманов», а также к музыке («пропойцы лупят в медные тазики»), но современный столичный театр претил Фигаро особо.

Каково же было удивление следователя, когда спектакль ему неожиданно понравился. Пьеса называлась «186.2 градуса Реомюра» и рассказывала о непростой жизни пожарного, решившего стать писателем. Пожарный был обременён долгами, начальником-живоедом, а особенно – душной фифой-женой, поэтому не посочувствовать главному герою Фигаро просто не мог. Но особенно впечатлил следователя тот факт, что на сцене вообще не использовались колдовские специальные эффекты – всё действо строилось исключительно на игре актёров. Это подкупало; следователю давно осточертели высококонтрастные иллюзии, автоматоны и колдовские пси-проекции высокого разрешения. Иногда создавалось впечатление что всеми этими призраками отца Гамлета, шаровыми молниями и драконами в масштабе 1 : 1 режиссёры просто отвлекают внимание публики от отсутствия сюжета и совершенно бездарной игры труппы.

Фигаро с большим интересом просидел в маленьком прокуренном зале весь первый акт и с нетерпением ждал второго, однако его жена вдруг решила, что происходящее на сцене «...бесконечно дешёвый фарс для Столицы, да, душка, нам пора в номера». Фигаро подумал, послал Анну к чёрту, взял в буфете коньяку и отправился досматривать пьесу.

Ему запомнился эпизод: обгоревший почти до костей пожарный входит в комнату, произносит короткую душераздирающую речь и падает замертво (пожарного в итоге оживили). Для того чтобы без колдовских иллюзий показать что главный герой пострадал от огня его одели в чёрную маску и чёрное же трико к которому пришили множество угольных лоскутов ткани. Посыл был понятен, но выглядело это смешно и жутко одновременно.