Лёжа со львами - Фоллетт Кен - Страница 6

Билл был похож на банкира из Коннектикута, которому сообщили, что его сын решил жениться на дочери чернокожего миллионера, он не знал, как реагировать на это сообщение – затрепетать или ужаснуться.

– Ой, и что же она из себя представляет?

– Она вовсе не безумная, хотя у нее есть несколько безумных друзей. Что еще можно о ней сказать? Она прелестна, как писанная красавица, потрясающая умница, ну а в постели ей нет равных. Короче, она изумительна. Она та самая женщина, которую я искал всю жизнь.

– Ну что ж. Теперь мне понятно, почему ты предпочитаешь отпраздновать это событие с ней, а не со мной. И что же ты намерен предпринять?

Эллис улыбнулся.

– Я собираюсь открыть бутылочку вина, зажарить пару бифштексов, сказать ей, что зарабатываю на жизнь тем, что ловлю террористов, и попросить ее стать моей женой.

Глава 2

Наклонившись над столом, Жан-Пьер одарил сидевшую в столовой брюнетку сочувственным взглядом.

– Мне кажется, я знаю, что у вас на душе, – проговорил он с теплой интонацией в голосе. – Я помню, какое подавленное состояние у меня было к концу первого года учебы в медицинском институте. Казалось, что тебя напичкали большим объемом информации, чем способен переварить мозг, и ты уже просто не знаешь, как все это своевременно усвоить, чтобы сдать экзамен.

– Точно так, – проговорила она, энергично кивая. Брюнетка была близка к тому, чтобы разрыдаться.

– Это добрый знак, – с пониманием заметил он. – Это означает, что на своем курсе вы лидер. Те, кого не волнует учеба, непременно провалятся.

Ее карие глаза стали влажными от благодарности.

– Вы действительно так считаете?

– Я убежден в этом.

Она посмотрела на него восторженным взглядом. «Ты ведь, милая, с большим желанием съела бы меня, а не свой ленч», – подумал он. Она чуть-чуть пошевелилась, из-за чего опустился ворот ее свитера и показалась кружевная отделка бюстгальтера. Жан-Пьер на мгновение ощутил искушение. В восточном крыле больницы был чулан для белья, в который примерно после полдесятого утра уже никто не заглядывал. Жан-Пьер неоднократно пользовался этим. Дверь можно было запирать на ключ изнутри и располагаться на горе мягких чистых простыней…

Брюнетка вздохнула и, подцепив вилкой, отправила кусок бифштекса в рот. Как только она принялась жевать, Жан-Пьер потерял к ней всякий интерес. Он не любил смотреть на людей, когда они едят. Так или иначе, он лишь напрягся, чтобы доказать самому себе, что он все еще может, у него действительно не было желания совращать ее. Она была очень мила, с кудрявыми волосами и средиземноморским цветом кожи. У нее было привлекательное тело, но сегодня Жан-Пьер не испытывал большого желания одерживать эпизодические победы. Взволновать его больше, чем на несколько минут, могла только Джейн Ламберт, но она даже ни разу не поцеловала его.

Он отвел глаза от брюнетки, и его взгляд беспокойно заскользил по больничной столовой. Он не заметил ни одного знакомого лица. Столовая была почти пуста. Дело в том, что он рано пришел обедать, так как работал в раннюю смену.

Исполнилось вот уже полгода с того момента, как он впервые увидел потрясающе красивое лицо Джейн через головы участников многолюдного приема, организованного по поводу выхода новой книги по феминистской гинекологии. Он тогда сказал ей, что нет такого понятия, как феминистская медицина, есть просто хорошая и плохая медицина. В ответ она заметила, что никогда не существовала христианская математика и тем не менее, потребовался такой еретик, как Галлилео, доказавший, что Земля вращается вокруг Солнца. Жан-Пьер в своей абсолютно обезоруживающей манере воскликнул: «Вы правы!», – после чего они подружились.

Тем не менее, Джейн не воспринимала, даже больше, отвергала его благосклонность. Хотя Жан-Пьер был ей симпатичен, складывалось впечатление, что значительно ближе ей американец, несмотря на то, что Эллис был значительно старше ее. Так или иначе, Джейн все больше нравилась Жан-Пьеру. Вот только бы Эллис исчез с горизонта – пусть его задавит автобус или пусть с ним случится что-нибудь еще… В последнее время Жан-Пьеру стало казаться, что непримиримое отношение Джейн к нему стало как будто ослабевать. Или он принимает желаемое за действительное?

– Это правда, что вы собираетесь на два года в Афганистан? – спросила брюнетка.

– Правда.

– И чего ради?

– Наверное, потому что я верю в свободу. А еще потому, что мне не довелось пройти всю эту подготовку, необходимую, как коронарная нагрузка для толстого бизнесмена – Ложь так и изливалась с его губ.

– Но почему на два года? Кто не может обойтись без этого, обычно отправляется туда на срок от трех до шести месяцев, максимум на год. Два года – это прямо вечность.

– Вы так считаете? – Жан-Пьер изобразил на лице кривую улыбку. – Видите ли, трудно добиться чего-то полноценного в сжатые сроки. Отправлять туда врачей на непродолжительное время малоэффективно. Дело в том, что мятежникам требуется нечто вроде постоянно действующей медицинской структуры, ну, скажем, госпиталь, базирующийся в одном и том же месте и располагающий до определенной степени неизменным персоналом в течение от одного до двух лет. В нынешней обстановке половина людей просто не знает, куда везти своих больных и раненых, они не подчиняются рекомендациям врачей, так как просто не знают их достаточно хорошо, чтобы им верить, к тому же у врачей нет времени для санитарного просвещения. А расходы, связанные с доставкой добровольцев в страну и обратно, делают их «бесплатное» обслуживание достаточно дорогим. – Жан-Пьер с таким пылом излагал свои аргументы, что почти уверовал в них сам. Ему пришлось вспомнить о том, что побудило его самого отправиться в Афганистан и что на самом деле заставило его провести там целых два года.

– Кто же собирается оказывать безвозмездные услуги? – раздался чей-то голос у него за спиной.

Он обернулся и увидел другую пару, державшую в руках подносы с пищей, Валери, которая, как и он, работала в больнице и жила при ней, и ее друг, рентгенолог. Они сели рядом с Жан-Пьером и брюнеткой, которая и ответила на вопрос Валери: «Жан-Пьер готов отправиться в Афганистан, чтобы помочь мятежникам».

– Неужели? – удивилась Валери. – Я слышала, что вам предложили прекрасное место в Хьюстоне.

– Я отказался от этого предложения.

– Почему же? – спросила пораженная Валери.

– Я считаю, что важнее спасать жизни борцов за свободу, а вот некоторым техасским миллионерам до этого совсем нет дела.

Рентгенолог не испытывал такого восхищения от решения Жан-Пьера, как его подруга. Проглотив свою порцию помидоров, он сказал:

– Не стоит переживать. Когда вы вернетесь, без труда получите то же самое предложение. Вы уже будете героем и останетесь врачом.

– Вы так думаете? – холодно спросил Жан-Пьер. Ему не нравился такой поворот в разговоре.

– В прошлом году из этой больницы двое уехали в Афганистан, – продолжал рентгенолог. – По возвращении обоим предложили великолепные места.

В глазах Жан-Пьера пробежал лучик терпимости.

– Приятно сознавать, что если я выживу, трудоустройство мне будет обеспечено.

– Еще бы, – проговорила возмущенная брюнетка. – После таких-то жертв!

– А что думают об этом твои родители? – поинтересовалась Валери.

– Моя мама согласна, – сказал Жан-Пьер. Она, разумеется, одобрила, ведь она любила героя. Жан-Пьер мог представить себе, что сказал бы отец о юных врачах-идеалистах, отправляющихся помогать афганским мятежникам. «Социализм это вовсе не значит, что каждый может делать то, что ему захочется! – сказал бы отец своим жестким и грубоватым голосом с легким румянцем на щеках. – Как думаешь, что представляют собой эти мятежники? Это бандиты, которые устраивают охоту на законопослушных крестьян. До наступления социализма необходимо покончить с феодальными институтами, – он стукнул бы по столу своим огромным кулаком. – Чтобы приготовить суфле, надо разбить яйца – чтобы построить социализм, надо, чтобы полетели головы!». Не беспокойся, папа, все это мне известно.