В гостях у Рема или разведчик из будущего (СИ) - Птица Алексей - Страница 51

Они дохромали до выхода и вклинились в толпу людей, что спешили на выход, а пока шли, Шириновский увидел, как упал и не поднялся их начальник Маркус. Помогать ему сейчас не было возможности, и он бодро потащил Шольца на выход, где толпа уже прорывала охранение. Полицейские перехватывали почти всех, немногие смогли сбежать, схватили и Шириновского, но Вольфыч и тут выкрутился.

— Там, там лежит тяжелораненый, ему нужно срочно оказать помощь, он истекает кровью. Ещё пять минут — и он труп, он наш командир, надо спасти его, — сбивчиво стал объяснять Шириновский полицейскому.

— Где? — полицейский кивнул санитарам, и они, подхватив Шольца, поволокли его в грузовик.

— Там, пойдёмте, покажу, я помогу.

Полицейский, который оказался каким-то офицером, позвал двух рядовых и приказал им идти вместе с Шириновским.

Шириновский махнул рукой и похромал обратно, полицейские за ним. К этому времени поток пытающихся сбежать почти иссяк, и на поле боя остались только побитые. Начальника Шириновский нашёл довольно легко, тот лежал навзничь, но, кажется, ещё живой.

Подскочив к нему, стал обследовать. Обертруппфюрер Маркус действительно оказался живой, только сильно побитый, и ему явно сломали рёбра и руку.

— Нужны носилки, давайте его поднимем и положим поудобнее, позовите санитаров, санитаров!

Вызванные санитары переложили Маркуса на носилки и унесли, а Шириновский стал помогать обихаживать других. Полицейские сначала ходили вместе с ним, а потом и вовсе от него отстали.

Активно подтаскивая раненых к машинам, Шириновский, выждав удобный момент, заскочил в одну из них и уехал, а перед больницей просто «потерялся». Торопливо идя домой, он старался не попасться на глаза полицейским, для чего, в конце концов, пришлось нанять такси.

Таксист, хмурый и пожилой мужчина с длинными, загнутыми вверх усами, глянул на всего в крови Шириновского:

— Деньги есть?

— Есть.

— Куда?

— В частную клинику.

— Подороже или подешевле?

— Подешевле.

— Так я и знал, садись. Поездка будет стоить две марки, а оказание медпомощи марки три, не больше.

— Поехали.

— Знатная драка была?

— Хорошая, все получили то, что и хотели.

— Оно и видно, когда же всё это успокоится?

— Когда власть возьмут либо коммунисты, либо национал-социалисты. Ждите 1933 года, тогда всё и решится.

— Гм, ну, вам виднее, а нам бы стабильность да денег побольше.

Шириновский шмыгнул разбитым носом, сразу почувствовав во рту привкус крови, захотелось её сплюнуть, но в машине этого не сделать, пришлось глотать, отчего стало ещё поганей.

— Скоро приедем, — заметив его состояние, отозвался водитель. — Много побили людей?

— Я не считал, — хмуро ответил Шириновский. — Митинг большой был, мы с коммунистами дрались, а тут ещё «стальные шлемы» ни с того ни с сего решили вмешаться. Если бы не они, всё бы закончилось малой кровью.

— Тогда понятно.

Водитель замолчал и больше не разговаривал, управляя машиной. Через несколько минут он остановился у входа в частную клинику и, забрав деньги, уехал. А Шириновский пошёл лечиться. Его приняли, осмотрели, промыли раны и перевязали.

В принципе, ран как таковых у него не обнаружилось, всё больше кровоточащие ссадины да обширные гематомы. Хорошо, что ещё переломов не получил, тогда было бы вообще худо. Доктор, пожилой господин с орлиным носом и тёмно-коричневыми всё понимающими глазами, сказал:

— Я вам выпишу направление в больницу, там вас смогут принять завтра, когда всё успокоится, но особых повреждений ваш организм не получил, так что можете не переживать, всё пройдёт без следа в течение двух недель.

— Спасибо, доктор, сколько с меня?

— Три марки, мы сделали всё необходимое, но по минимуму. По вам видно, что денег у вас немного, а наша цель оказать вам помощь, а не ввергнуть в нищету.

— Спасибо! Как ваша фамилия, доктор? Быть может, я вам смогу когда-нибудь помочь?

— Вряд ли, а фамилия моя Трахтенберг.

— Гм, я запомню.

— Как вам будет угодно. Вот, возьмите направление и можете быть свободны.

— Спасибо!

Добираться до дома пришлось долго и уже пешком, по дороге зашёл в аптеку, купив выписанные еврейским доктором лекарства. Из-за окровавленной формы его сторонились и обходили стороной. Добравшись до общежития, Шириновский скинул с себя порванную и выпачканную грязью и кровью форму.

В дверь неожиданно постучали. Распахнув её, Шириновский увидел стоящего на пороге мелкого Фрица, с которым как-то дрался здесь, на кухне.

— Это тебе, гад, за наших! — и мелкий, но твёрдый кулак сходу ударил его прямо в нос.

Брызнула кровь, и Шириновский упал. Когда очнулся, пресловутого Фрица и след простыл. Уж насколько Шириновский не хотел лишних приключений, но тут прямо озверел.

— Щас я покажу тебе, подонок, — за наших!

Схватив кухонный нож, он, шатаясь, побрёл по коридору, ища обидчика, но тщетно. В его комнате жили другие люди, а сам рабочий уже сбежал.

— Вот же гнида! Мало вас фашисты мочили, мало! — и тут же одёрнул себя самого в испуге. Это что же получается, он вдруг стал против коммунистов? Но его подло ударили в нос!

На этот вопрос ответил уже Маричев:

— А как ты хотел? Раз влез в волчью шкуру, то будь добр отвечать за неё. Думается, таких ситуаций ещё будет немало, но ты же разведчик! Вот и думай или избегай подобного, а то добром не кончится. А штурмовики и им сочувствующие так поступают сплошь и рядом, здесь нет правил и все равны, а идеи и вовсе не при чём. Партия не спрашивает у тебя, подлый ты или справедливый, она требует, чтобы ты отдал ради борьбы все свои силы, а не терзал себя моральными сомнениями.

Решив не спорить, Шириновский подошёл к умывальнику и стал смывать с лица кровь. Намочив кусок тряпки, приложил к носу, стараясь унять кровь. Да, всё смешалось в доме Облонских, но жить-то дальше как-то надо, придётся привыкать и держать удар. Кровь вскоре остановилась, и Шириновский осмотрел себя вновь.

Форма грязная и порванная, назавтра придётся идти в чём-то другом. В шкафу запасной формы не оказалось, только зимняя, зато висели гражданские брюки и рубахи. Их и придётся одевать, благо они вполне приличные на вид. Шириновский лёг на кровать и бездумно уставился в серый потолок.

Мысли потекли вяло и неторопливо, да и о чём думать? Тело ныло и стонало всеми болевыми рецепторами, и не хотелось ничего, только лежать и лежать. Никуда не бежать, ничего никому не доказывать, не пытаться прыгнуть выше головы или заниматься спасением кого-либо от чего-либо. Не хотелось ровным счётом НИЧЕГО! Спасать СССР или кого-то конкретно и вовсе не было никакого желания, хотелось просто забиться в угол и там выть и стонать.

Да толку-то от этого? Никто его не услышит, и никому он здесь не нужен, тот поезд, на котором он так счастливо прокатился в голубом вагоне, остался в прошлом, точнее, не в просто в прошлом, а в его другой жизни. Вся его политическая карьера закончилась в другом мире и времени, и сейчас он медленно и на ощупь пытается обрести почву под ногами. А с другой стороны, зачем это ему? Вот зачем?

Он же не хочет стать нацистом? Нет! Тогда, может, всё же сдёрнуть отсюда в тёплые страны, вон Рём сейчас, кажется, в Колумбии или Бразилии, что ли? А может, в Боливии, и ничего, поди, доволен жизнью, радуется, что уехал из Берлина. Живёт там, наверное, с мулатками или вообще с негритянками, чёрными, как уголь и радуется! Уж выбор женщин там большой. Белые в тех местах в почёте, и любой негритянке за счастье с ним жить, пусть даже в качестве любовницы. Да, мечты, мечты.

Полученные ушибы и ссадины снова заныли, с такой работой никаких девушек не захочется, организм просто не успевает восстанавливаться и постоянно перенаправляет все силы от функции размножения к функции восстановления. В чём-то это решает одну проблему, тут же усугубляя другую. Шириновский устало прикрыл глаза и незаметно для себя уснул.

С утра он не смог сразу встать, потому как тело за ночь ещё больше разболелось, и каждая клеточка его тела, казалось, кричала от боли и желания не болеть. Кряхтя и сопя, как старый дед, что по факту так и было, Шириновский смог встать и, медленно бредя по комнате, стал готовиться идти на службу.