Террор - Симмонс Дэн - Страница 53

Инженер равнодушно пожал плечами.

— Поскольку последнее время в топку идет очень мало угля, они нужны мне лишь на несколько часов в день. Большую часть времени я провожу здесь один, ползая среди труб и клапанов, лейтенант. Регулируя. Заменяя детали. Пытаясь поддерживать эту… штуковину… в рабочем состоянии, позволяющем прогонять горячую воду через трубы жилой палубы по несколько часов в день. Через два — самое большее три — месяца необходимость в этом отпадет. У нас уже нет угля, чтобы идти под паром. Скоро у нас не останется угля на обогрев корабля.

Ирвинг слышал такие разговоры в офицерской столовой, но сейчас не испытывал интереса к теме. Три месяца казались целой вечностью. В данный момент он хотел убедиться, что Безмолвной на борту нет, и доложить о результатах своих поисков капитану. Потом он попытается отыскать женщину за пределами «Террора». Потом он постарается прожить — остаться в живых — еще три месяца. И только потом обеспокоится по поводу нехватки угля.

— До вас доходили слухи, лейтенант? — спросил инженер. Он по-прежнему лежал на койке совершенно неподвижно: ни разу не моргнул глазами и не повернул головы, чтобы посмотреть на Ирвинга.

— Нет, мистер Томпсон. Какие слухи?

– Что это… существо, этот призрак, этот дьявол… приходит на корабль, когда пожелает, и бродит по трюмной палубе поздно ночью, — сказал Томпсон.

– Нет, — сказал лейтенант Ирвинг. — Я ничего подобного не слышал.

– Останьтесь здесь один на достаточно долгое время, — сказал мужчина на койке, — и вы все услышите и увидите.

– Спокойной ночи, мистер Томпсон. — Ирвинг снял с крюка свой шипящий, потрескивающий фонарь, вышел в коридор и двинулся в сторону носа.

В трюме оставалось обыскать еще несколько мест, и Ирвинг твердо намеревался управиться с делом поскорее. Мертвецкая была заперта; лейтенант не попросил у капитана ключ и потому, проверив тяжелый висячий замок, прошел дальше. Он не испытывал желания увидеть источник царапающих и чавкающих звуков, доносившихся из-за толстой дубовой двери.

Двадцать огромных железных цистерн, выстроенных вдоль стенки корпуса, исключали всякую возможность спрятаться здесь, и потому Ирвинг зашел в угольные бункеры, где его фонарь еле светил в спертом, насыщенном черной угольной пылью воздухе. Оставшиеся мешки с углем, некогда заполнявшие все бункеры от палубного настила до бимсов над головой, теперь просто лежали в несколько рядов по периметру каждого помещения. Лейтенант не верил, что леди Безмолвная устроила себе новое укрытие в одной из этих темных, зловонных, чумных дыр — трюмную палубу заливало нечистотами, и здесь повсюду шмыгали крысы, — но он должен был проверить.

Закончив осматривать угольные бункеры и кладовые в средней части судна, лейтенант Ирвинг направился в заставленный оставшимися упаковочными клетями и бочонками форпик, расположенный прямо под спальной зоной матросов и огромной плитой мистера Диггла двумя палубами выше. Трап поуже спускался через среднюю палубу к носовому отсеку трюма, и тонны строительного леса свисали здесь с толстых бимсов, превращая пространство в подобие затейливого лабиринта и вынуждая лейтенанта передвигаться на полусогнутых ногах, но теперь тут осталось гораздо меньше упаковочных клетей, бочонков и ящиков, чем было два с половиной года назад.

Но вот крыс стало больше. Значительно больше.

Поискав между упаковочными клетями, заглянув в несколько самых поместительных ларей и убедившись, что стоящие в грязной вонючей воде бочки либо пусты, либо плотно закрыты, Ирвинг едва успел обогнуть вертикальный передний трап, когда увидел расплывчатое белое пятно, мелькнувшее сразу за пределами тусклого круга фонарного света, и услышал шорох лихорадочного движения. Там находилось некое крупное живое существо, причем явно не женщина.

У Ирвинга не было с собой оружия. В первый момент у него мелькнула мысль бросить фонарь и опрометью пуститься обратно к главному трапу. Разумеется, он этого не сделал, и мысль о бегстве испарилась, еще не успев толком сформироваться. Он шагнул вперед и крикнул более громко и повелительно, чем сам мог ожидать:

— Кто там? Назовитесь!

Потом он увидел их в свете фонаря. Здоровенный идиот, Магнус Мэнсон, самый рослый мужчина на судне, торопливо натягивал штаны, неловко возясь с пуговицами толстыми грязными пальцами. В нескольких футах от него Корнелиус Хикки, помощник конопатчика, мозглявый парень пяти футов ростом, с крысиным личиком и глазками-бусинками, накидывал обратно на плечи спущенные подтяжки.

У Джона Ирвинга отвалилась челюсть. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы понять смысл явившейся взору картины: содомиты. Он слышал о подобных вещах, шутил со своими товарищами по поводу подобных вещей, однажды являлся свидетелем порки с прогонкой сквозь строй, когда один младший лейтенант на «Экселленте» признался в таких делах, но Ирвинг никогда не думал, что окажется на корабле, где… будет служить с мужчинами, которые…

Верзила Мэнсон угрожающе шагнул к нему. Он был столь высокого роста, что везде в нижних палубах ходил на полусогнутых, пригибая голову, чтобы не удариться о бимсы, и в результате настолько привык горбиться и шаркать ногами, что даже на открытом воздухе не менял осанки и походки. Сейчас, с чуть выставленными вперед, освещенными фонарем огромными руками, он походил на палача, подступающего к осужденному на казнь.

— Магнус, — сказал Хикки. — Не надо.

Челюсть у Ирвинга отпала еще сильнее. Никак эти… содомиты… угрожают ему? В британском военно-морском флоте содомия каралась смертной казнью через повешение, и двести ударов кошкой с прогонкой сквозь строй эскадры (когда осужденного секут поочередно на всех кораблях в гавани) считались в высшей степени мягким наказанием.

— Да как вы смеете? — осведомился Ирвинг, сам толком не понимая, говорит ли он об угрожающей позе Магнуса или о противоестественном половом акте.

— Лейтенант, — затараторил Хикки писклявым голосом с ливерпульским акцентом, — прошу прощения, сэр, мистер Диггл послал нас в трюм за мукой, сэр. Одна из этих чертовых крыс забралась матросу Мэнсону в штанину, сэр, и мы пытались вытряхнуть ее оттуда. Мерзкие, наглые твари, эти крысы.

Ирвинг знал, что мистер Диггл еще не приступил к ночному выпеканию лепешек и что в кладовых кока наверху полно муки. Хикки даже не пытался лгать убедительно. Круглые блестящие глазки тщедушного человека напомнили Ирвингу о крысах, шныряющих в темноте вокруг.

— Мы будем премного вам благодарны, коли вы никому не скажете, сэр, — торопливо продолжал помощник конопатчика. — Магнусу очень бы не хотелось, чтобы над ним смеялись из-за того, что он испугался какой-то паршивой крысы, взобравшейся по ноге.

Молчание затянулось. Стонал лед, трущийся о корпус корабля. Скрипели шпангоуты. Крысы шмыгали взад-вперед поблизости.

– Убирайтесь отсюда, — наконец сказал Ирвинг. — Сию же минуту.

– Есть, сэр. Спасибо, сэр. — Хикки отодвинул заслонку маленького фонаря, стоявшего на палубном настиле рядом с ним. — Пойдем, Магнус.

Двое мужчин поспешно вскарабкались по узкому носовому трапу и скрылись в темноте средней палубы.

Несколько долгих минут лейтенант Ирвинг неподвижно стоял на месте, прислушиваясь, но не слыша скрипа и треска корабля. Вой ветра звучал подобием отдаленной погребальной песни.

Если он доложит об этом капитану Крозье, будет трибунал. Мэнсон, игравший в экспедиции роль деревенского дурачка, пользовался расположением товарищей по команде, как бы они ни насмехались над ним из-за его боязни привидений и гоблинов. Он выполнял тяжелую работу за троих. Хикки никому из офицерского состава не нравился, но матросы уважали пронырливого малого за способность добывать для друзей дополнительные порции табака и рома или нужные предметы одежды.

Крозье не повесит ни одного, ни другого, подумал Джон Ирвинг, но в последнее время капитан находится в прескверном настроении и может применить весьма суровые меры. Все на судне знали, что всего несколько недель назад он пригрозил запереть Мэнсона в мертвецкой, вместе с полуобглоданным крысами трупом его друга Уокера, если здоровенный идиот еще когда-нибудь откажется таскать мешки с углем в трюм. Никто не удивится, коли теперь он выполнит свою угрозу.