Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Похитители - Фолкнер Уильям Катберт - Страница 17


17
Изменить размер шрифта:

– Эге-гей, парень! – заорал Ифем Неду. – Вот это лошадка!

– Пыль в глаза пускает, – сказал Нед; он имел в виду Буна. – Пусть спасибо скажет, что Хозяин Прист не стоит здесь с нами. Он бы из него пыль выбил.

Автомобиль остановился, дал задний ход, и снова развернулся, и подкатил к нам, и затормозил. Минуту спустя мисс Болленбо произнесла:

– Так. – Затем она пошевелилась, сказала деловито: – Пошли, Элис.

И мы сели ужинать. И тут-то я понял, почему охотники и рыболовы возвращались сюда опять. Потом Нед с Ифемом ушли, а я вежливо поблагодарил мисс Болленбо, и мы с Буном (он нес лампу) отправились наверх, в помещение над лавкой.

– Ты что ж, ничего с собой не взял? – спросил Бун. – Так-таки ничего, даже чистого платка?

– А мне ничего не надо, – ответил я.

– Не можешь же ты спать прямо так, как есть. Погляди, простыни-то какие чистые. По крайней мере хоть башмаки сними и штаны. И мамочка заставила бы тебя почистить зубы.

– Не заставила бы, – сказал я. – Ничего бы не вышло. Все равно чистить нечем.

– Это бы ее не остановило, сам знаешь. Если б ничего не нашел подходящего, пришлось бы сделать подходящее, а то сам был бы не рад.

– Ладно, – сказал я. Я уже лежал на своем тюфяке. – Спокойной ночи.

Он стоял, протянув руку к лампе, собираясь ее загасить.

– Ну, как ты? – спросил он.

– Заткнись, – сказал я.

– Скажи только слово. И мы поедем домой. Не сейчас, а утром.

– Мы для того столько проехали, чтобы ты теперь струсил? – сказал я.

– Спокойной ночи, – сказал он. Он потушил лампу и лег. И сразу же нас обступила весенняя ночь, темнота: басы больших лягушек с болот, звуки леса, большого леса, дикой глуши, населенной дикими тварями – енотами, и кроликами, и норками, и ондатрами, и большими совами, и большими змеями, мокасиновыми и гремучими, и, может, даже дыхание деревьев, и дыхание самой реки, ну и, разумеется, призраки – древние чикасо, которые дали имя этой земле намного раньше, чем ее увидели белые люди, и эти белые люди, пришедшие позднее, – Уайэт, и старик Сатпен, и охотники майора де Спейна, и плоскодонки, груженные хлопком, и затем вереницы фургонов, и горлодеры погонщики, и череда разбойников и убийц, породивших мисс Болленбо; и вдруг до меня дошло, что за звуки издает Бун.

– Над чем ты смеешься? – спросил я.

– Думаю про низину Адова ручья. Мы будем там завтра к одиннадцати утра.

– Но ты, кажется, говорил, мы там хлебнем горя.

– Хлебнем, можешь не сомневаться, – ответил Бун. – И топор, и лопата, и колючая проволока, и лебедка, и все жердины из всех заборов, и я, и ты, и Нед, и все мы трое – все в ход пойдет. Вот над кем я смеюсь – над Недом. К тому времени, как мы завтра одолеем Адов ручей, Нед еще пожалеет, что сделал, как он выражается, неприличность, и наелся, и не пролежал смирнехонько под брезентом до той самой минуты, когда под колесами почует Мемфис.

Разбудил он меня рано. И всех остальных на полмили вокруг тоже, хотя ушло еще порядком времени на то, чтобы поднять Неда, который спал у Ифема, и заманить его в кухню позавтракать (и еще больше времени на то, чтобы потом выманить его из кухни, раз там находилась женщина). Мы позавтракали, и после такого завтрака, будь я охотник или рыболов, я бы уж никуда не смог идти пешком, и Бун еще разок прокатил мисс Болленбо, но уже без Элис и Ифема, хотя Ифем мотался поблизости. Затем мы, то есть Бун залил бензину в бак и воды в радиатор, не потому что в этом была надобность, а потому, я думаю, что мисс Болленбо и Ифем стояли и смотрели, и затем мы двинулись в путь. Солнце как раз вставало, когда мы по Железному мосту проезжали над рекой (и над призраком пароходика тоже, я ночью забыл про него) и въезжали в чужую страну, в другой округ; к ночи это будет уже другой штат и – Мемфис.

– Если одолеем Адов ручей, – сказал Бун.

– Может, хватит болтать про него, – сказал я.

– Пожалуйста, – ответил Бун. – Адову ручью горя мало, болтают про него или нет, плевать он хотел. Сам увидишь.

Немного погодя Бун сказал:

– Вот и он.

Было всего только начало одиннадцатого; мы очень лихо промахнули холмы, дороги, сухие и пыльные между зеленями, поля, безлюдные и по-воскресному тихие, мимо жителей, уже одетых по-воскресному и праздно сидящих на верандах, мимо детей и собак, бежавших к изгороди или на дорогу поглядеть на нас; и, наконец, мимо дрожек, и двуколок, и фургонов, и верховых на лошадях и мулах, и даже по двое и по трое на одной лошади, но не на муле (чуть позже девяти мы обогнали другой автомобиль, и Бун сказал, что это «форд», у него был наметан глаз на автомобили, как у мисс Болленбо), и все они двигались к белым церквушкам, мелькавшим в весенних рощах.

Перед нами лежала широкая долина, и дорога спускалась вниз, к полосе ив и кипарисов, окаймлявших ручей. На мой взгляд, ничего страшного, намного уже поймы реки, которую мы пересекли раньше, даже виден был пыльный шрам дороги, взбиравшейся снова вверх на том берегу. Но Бун принялся чертыхаться и ехал все быстрее вниз по склону, будто ему не терпелось, до зарезу нужно было доехать до ручья и схватиться, вступить с ним в единоборство, будто это было нечто одушевленное, не просто недружелюбное, а и не заслуживающее пощады, как равный враг, человек.

– Ты только посмотри на него, – сказал он. – Вид такой невинный, как у свеженького яичка. Даже дорогу дальше видать, будто он смеется над нами, будто говорит: «А вот доберись туда, а там, гляди, и Мемфис увидишь, только вот, гляди, – доберешься ли».

– Если он такой вредный, почему нам его не объехать? – спросил Нед. – Я бы объехал, сиди я там, где ты сидишь.

– Потому что низину Адова ручья не объедешь, – с остервенением сказал Бун. – Поедешь в одну сторону – вкатишься в Алабаму, поедешь в другую – свалишься в Миссипи.

– Я раз видел Миссипи в Мемфисе, – сказал Нед. – И ежели говорить о Мемфисе, то его я тоже видал. А вот в Алабаме никогда не бывал. Я, может, и туда не прочь прокатиться.

– Ты и в низине Адова ручья тоже не бывал, – сказал Бун. – А ведь ты за этим и прятался под брезентом – для образования. Почему, думаешь, между этим местом и Джефферсоном только и было, что две машины – наша да «форд»? Потому что в штате Миссипи по эту сторону Ручья нету других машин, вот почему.

– Мисс Болленбо насчитала тринадцать за два года, – сказал я.

– Две из них – это тоже наша, – сказал Бун. – А остальные одиннадцать… – считала она их после того, как они втяпались в Ручей? То-то и оно.

– Может, это смотря кто за рулем сидит? – сказал Нед. – Хи-хи-хи.

Бун резко затормозил. Потом повернул голову.

– Ладно. Давай вылезай. Ты же в Алабаму торопишься. Значит, уже пятнадцать минут зря потерял, пока чесал языком.

– Человек провел с тобой целый день, и ты его только за это вон выкидываешь? – сказал Нед. Но Бун не слушал его. Пожалуй, он и говорил-то с Недом просто так, не думая. Он уже вылез из машины, открыл ящик с инструментами, который дед велел приделать к подножке, чтобы держать там лебедку, и топор, и заступ, и фонарь, и выгреб оттуда все, кроме фонаря, и свалил в кучу на заднее сиденье рядом с Недом.

– Так что не будем зря время тратить, – сказал он скороговоркой, но не повышая голоса, спокойно, не злясь, даже не настаивая, закрывая ящик и садясь за руль. – Поехали. Чего мы ждем?

Но мне пока не казалось, что все так уж страшно – еще одна проселочная дорога, которая пересекает еще один болотистый ручей, дорога не то чтобы сухая, но и не вконец раскисшая, и те, что проезжали здесь до нас, завалили для нашего удобства лужи и болотистые участки валежником и ветками и кое-где даже уложили крест-накрест жерди по грязи (да, да, я вдруг понял, дорога – а как ее иначе назовешь? – уже не то чтобы не сухая, а именно вконец раскисшая), так что, может, виноват был все-таки сам Бун; он сам придумал эту в застывших кипарисах, и гнутых ивах, и ноющих москитах преисподнюю и населил ее духами застрявших машин и потных, все на свете клянущих людей. Потом я подумал – проскочили, притом что не видел впереди не только подсыхающего склона, который означал бы, что мы приближаемся, подъезжаем к другому берегу, но не видел даже самого ручья, не говоря уже – моста. Машина опять забуксовала, накренилась, и мотор заглох, как накануне около Ураганного ручья, и опять Бун сразу стал снимать башмаки и носки и закатывать брюки.