Любовница Каменных Драконов (СИ) - Фрес Константин - Страница 35

Но я неправильный Птицелов.

Красота других созданий вдруг завладела моим вниманием. Другие - не огненные, - крылья очаровали меня. На другую - не золотую птичью, - шею я теперь нестерпимо желаю надеть ошейник и полюбить навек. Стать властелином иной, темой и дикой, красоты. Из-за новой любви я совершаю ошибки, одну за другой, и когда карающий меч занесен над головой братьев-драконов, я отступаю. Я не смею нанести удар. Это все равно, что отрубить себе руку.

Но выбор сделать все же придется.

Алан и Рэй, Рэй и Алан… они не птицы, но я могу их поймать. Я хочу их поймать. Отметить своей властью. Покорить, подчинить, сломать. И заглянуть в их страдающие глаза так глубоко, чтобы рассмотреть самую сокровенную суть, самое честное величие. А потом научить, что самое жестокое страдание - это и есть моя любовь. И заставить полюбить в ответ.

Но вера в то, что идол должен быть один, сбивает меня с толку. Я мучаюсь, убеждая себя, что смогу любить обоих и приносить обоим жертвы поровну, но все неудачи с Фениксом говорят мне о том, что я не могу поддерживать жизнь и одному плененному существу.

И мне приходится выбирать…

Алан или Рэй? Рэй или Алан?

Наверное, за долгие годы одиночества мне стало холодно. И Феникс почти погас. А может, меня плохо учили. Не выбили все человеческое. Желание человеческого тепла, желание тела и плотской любви живы во мне.

Но я отчаянно хочу прижаться к одному из них. Даже удерживая за ошейник. Даже если он не сможет ни звука произнести из-за того, что удила разрывают ему рот.

Да, так. Безмолвие лучше слов, полных ненависти. Подчинение болью лучше холода одиночества.

Так кто же, Алан или Рэй? Рэй или Алан?

Наверное, Рэй.

Я выбираю его, потому что он выглядит более мягким. Он много перенес, он научен смирению каменной неподвижностью. Он ласковый и нежный, в нем нет тяжелой жестокости Алана. Его легче будет подчинить. Вероятно, он даже научится подчиняться мне и брать еду из рук.

Тоже опасная птица… свободное летающее существо.

И тем больше будет восторга, когда я буду ослаблять хватку и дарить ему призрачное чувство свободы.

Тогда они наиболее всего красивы… Когда думают, что свободны.

Я могу поймать любое существо. Вообще любое. Но люблю я лишь тех, кто умеет летать.

Поймать пару Нагов не составило никакого труда. В их узких черепах мысли еле ворочаются. Они даже не поняли, что уже не свободны. Приземленные, грубые создания.

Нагу было приказано просто оттащить эту мерзавку Мэлани от драконов. Обесчестить ее, чтобы драконы сами изгнали ее. Чтобы она не смела к ним прикасаться. Не смела купаться в их ласках. Они мои!..

Затем Наг должен был убить Алана. Ведь выбор сделан, не так ли?.. Подкрасться ночью и убить во сне намного легче, чем в честном бою, не так ли?

Нагиня получила от меня слезы Ведьм. Она смеялась надо мной, там, в глубине души. Она думала, что с такой магией, со знаниями, что она получила о драконе, с властью над Рэем, она легко отделается от меня. Но спасения от ошейника Птицелова нет. Никто еще не смог снять его. И ни один не смог произнести мое настоящее имя, прежде чем ошейник удавит их и потопит их голос в крови.

Ни выдать, ни попросить помощи. Надеюсь, она уже поняла это и пролила много слез от боли и беспомощности, когда ошейник слегка придавливал ее, а магические удила прижимали ее язык до темноты в глазах. Надеюсь, ей не понравилось давиться рвотными позывами.

Нагине была обещана свобода, если ей удастся надеть ошейник на Рэя. Но это обман. Птицеловы никогда никому не дарили свободы. Потому что это невозможно. Размыкая на ее шее ошейник, на ком я его замкну? У меня нет больше жертвы, да и искать ее лень. Так что Нагайна проносит его до самой своей смерти.

Темные небеса, что же я творю?!

Замыкая ошейник на драконе, я размыкаю его на Фениксе. Делаю свободным свою прирученную любовь… Выпускаю из клетки на свободу, предоставляю ему самому о себе заботиться.

Самому охотиться. Самому искать силу. И самому погибнуть, если ему не удастся ничего найти…

Понимаю ли я это? Да. Я отдаю себе отчет, что стану виной тому, что Феникс уйдет навсегда - или же потопит весь мир в огне, за краткий миг моего счастья.

За недолгие объятья плененного дракона.

 И все же я делаю это…

****

- Постой! - ладони Рэя стиснули плечи Ведьмы, и та засмеялась - так знакомо, так ожидаемо, так жестоко. - Позволь побыть с тобой хоть миг… до того, как ты исчезнешь, и мой разум перестанет играть со мной эту злую шутку.

- Но я не исчезну. Столько лет, - промурлыкала девушка, - и ты все еще меня не забыл и не разлюбил?

- Как я мог, - прошептал Рэй, лицом зарываясь в темные волосы и ощущая знакомый запах с примесью запахов костра и леса. - Я же часть души тебе отдал.

- Я сохранила ее, - ответила девушка, на миг прильнув к дракону. - Но не верну.

Голос ее был дерзким, колючим. Рэй даже засмеялся, ощутив абсолютное счастье, засмеялся хрипло, с драконьим рокотом.

Они были идеальной парой; оба сильные, жесткие, могущественные, оба не нуждающиеся в снисхождении и мягкости. Вечные соперники; иногда Рэй ловил себя на мысли, что с ней он играет в странную игру, будто проверяя друг друга на прочность. И выигравший в этой игре уничтожит и растерзает проигравшего…

«У любви много форм, - мысленно произнес Рэй, повторяя сказанные когда-то ею слова. - Мне просто нравилось иметь незримую власть над опасным существом… и ей тоже - надо мной. Она знала, что значит любить дракона, оживший камень. Она не боялась меня».

- Скажи, - медленно произнес он, млея от того, что в его руках сейчас находилось главное его сокровище - потерянная когда-то любовь. - Скажи, ты - порождение магии? Ты мертва, а все это - обман разума?

- Ты же чувствуешь меня, - лукаво рассмеялась Ведьма. Ее темные глаза сверкали, как драгоценные камни. - Когда ты научился быть таким робким, мой Рэй? Ты боишься поверить?

Она дразнила; она кидала вызов. Это было знакомо и привычно.

И поцелуи ее были такими знакомыми, такими влекущими, опасными и жестокими. Она могла и укусить, и ласкаясь с ней, Рэй всегда балансировал на грани наслаждения и осторожности. Она могла выпустить коготки и рассечь до крови кожу; могла разукрасить ему все плечи алыми пятнами укусов, перемешивая наслаждение и боль, когда он овладевал ею. В их ласках было мало красоты, но много искреннего желания.

И Рэй мог отплатить ей тем же.

Два опасных и сильных существа…

И сейчас, когда Рэй уложил свою Ведьму на ту самую кушетку, где совсем недавно лежала Мэлани, он готов был принять из ласкающих рук все. Ее длинные ноги обняли его, Ведьма выгнулась, подставляя свою шею под его поцелуи и засмеялась, когда его руки рывком распустили на ней одежду, заштопанную много раз. Эти швы были словно шрамы на душе, нанесенные его неистовой любовью. Под грубым платьем, увешанном амулетами на тонких кожаных ленточках, ее тело было более чем живое. Под широким кожаным поясом подрагивал плоский живот, а шоколадно-темные соски на округлой груди на вкус были точно такими же, как тогда… давно…

- Ты стал еще и медлительным, - поддразнила Ведьма. - И полюбил долгие нежные ласки, поцелуи… кто научил тебя этому? Тебе не было скучно с ней?

Образ Мэл светлым ярким  осколком распорол память, и Рэй отпрянул от Ведьмы, раненный этим осколком.

- Ш-што, - почти по-змеиному прошипела Ведьма. Глаза ее сделались злы. - Ты изменил мне? Ты посмел впустить в свое сердце другую? Ты же знаешь, что я не прощу этого! Не смей думать о ней! Ты мой, Рэй! Только мой!

Она поднялась, рывком притянула его к себе, поцелуями затерла вспыхнувшее воспоминание.

- Ты мой, - яростно рычала она, терзая его одежду, стягивая с его плеч темную бархатную куртку и тонкую сорочку. - Я не отдам тебя! Я не для того явилась сюда, чтоб сдаться и проиграть!

В дверь ударили, сильно, словно со всего размаху врезавшись в нее. Рэй вздрогнул, отпрянул от Ведьмы, накинув свою куртку на ее обнаженную грудь под разодранным платьем.