Вечерний Чарльстон - Дынин Максим - Страница 33

– Скажите, уважаемый Андрей Борисович, – осторожно спросил Путятин, – а не имеете ли вы отношение к таинственной эскадре адмирала Кольцова, которая разгромила английский и французский флот у Бомарзунда и под Севастополем?

– Имею, – кивнул я и вопросительно посмотрел на императора.

Тот лишь едва заметно пожал плечами, дескать, вы уж сами решайте, как вам поступить в данном случае.

Я все же решил не рисковать и постарался перевести разговор на более доступные темы. В частности, меня интересовали положение дел на Дальнем Востоке и возможность повторного нападения, только на этот раз без содействия французов, английского флота на Петропавловск.

Адмирал сказал, что без союзников британцы вряд ли решатся снова атаковать Камчатку, тем более что у них из-за действия наших крейсеров в Атлантике и без того хлопот полон рот. К тому же еще не закончена война с тайпинами, которая требует от правительства королевы Виктории немало сил и средств.

Император заметил, что вопросы российской политики на Тихом океане желательно было обсудить в присутствии дипломатов. Заодно при этом могла бы быть проведена, как выразился царь: «работа над ошибками». При этом он выразительно посмотрел на Путятина, из чего я сделал вывод, что и император не совсем доволен заключенным адмиралом договором в Симодо. Впрочем, в дипломатии случается всякое. Я знал, что достаточно будет показать один иероглиф в этом договоре, который относился к России, и подписанная с таким трудом адмиралом Путятиным бумага может быть смело отправлена в мусорную корзину. А дело заключалось в том, что первый иероглиф в названии Россия имел значение «глупый». Другими словами, в дипломатическом документе нашу страну прямо назвали дурой. Ошибка (?) была исправлена лишь через двадцать с лишним лет после подписания это злосчастного трактата…[70]

8 мая 1855 года.

Елагиноостровский университет.

Дмитрий Иванович Менделеев,

студент-четверокурсник

– Ну что, Дмитрий, какие подвижки? – спросил профессор Слонский, похлопав меня по плечу. Где еще ректор, наверное, самого лучшего института во всем мире и один из лучших химиков снизойдет до такого дружелюбного отношения к одному из своих студентов, пусть уже почти успевшему закончить физико-математический факультет Главного педагогического института в столице Российской империи? А Владимир Михайлович знает всех студентов-химиков по имени, и учиться – и работать – под его началом – сплошное удовольствие.

Подумать только, еще недавно мало кому известный Дмитрий Менделеев из сибирского Томска собирался в будущем стать учителем естественных наук в гимназии. И только я прибыл для прохождения последнего года обучения (в отличие от университетов, обучение в институте продолжалось четыре года), как мне сообщили, что мне предлагают перейти в новый Елагиноостровский университет. Причем мне будет оплачено и место в общежитии, и питание, а еще, как студенту, который уверенно шел к золотой медали, будет назначена ежемесячная стипендия.

Как я потом узнал, в августе профессор Слонский и несколько других педагогов только что созданного Елагиноостровского университета пришли к Ивану Ивановичу Давыдову, ректору института, и сделали ему следующее предложение. Во-первых, для преподавателей и студентов университета будут организованы специальные курсы, где будут читать лекции о новых открытиях в науке и о новых методах преподавания. А, во-вторых, некоторые студенты университета получат возможность перевестись в Елагиноостровский университет и после вводного курса смогут продолжать свое обучение там, причем абсолютно бесплатно, с предоставлением им жилья, еды в студенческой столовой, а лучшим из них еще и стипендий.

Профессор Давыдов был неплохим специалистом по русскому языку и словесности, но считался у нас довольно-таки мелочным самодуром. И, как мне позже рассказали по секрету, поначалу было отказался от этого предложения, но через неделю ему пришло письмо от его императорского величества с просьбой еще раз подумать. Так некоторые из нас – ваш покорный слуга в том числе – неожиданно оказались студентами Елаги, как мы между собой звали свою новую alma mater. И, должен сказать, уже вводные курсы оказались настолько интересными, что я ни разу не пожалел о столь разительной перемене в своей судьбе.

Эх, сколько я выучил всего нового за последний год, такого, что просто диву даешься… Взять хотя бы периодическую систему элементов – никто во всем мире не пришел ни к чему подобному. А на мой вопрос, кто ее, эту систему, открыл, Зиновий Андреевич Панченко, мой профессор, лишь хитро улыбнулся:

– Это вполне мог бы быть каждый из вас, ребята. Да хоть вы сам, Дмитрий Иванович.

И попросил меня написать статью про периодический закон в «Вестник химического факультета Елагиноостровского университета» – на данный момент самый цитируемый химический журнал в мире. Конечно, там печатаются статьи лишь на те темы, которые не содержат никаких сведений, не подлежащих разглашению, но раскупают его, равно как и наши физические, математические, медицинские и экономические журналы, разнообразные иностранные академии наук, высшие учебные заведения и частные фирмы, как горячие пирожки. И это несмотря на то, что там, как правило, все печатается на русском языке!

Есть, конечно, и исключения. Так, например, недавно приехавший из Вюртемберга профессор медицины и физики Юлиус Роберт фон Майер все еще продолжает писать на немецком, хотя усиленно учит русский. Интересная, конечно, у него судьба. Будучи врачом, открыл закон сохранения энергии. Его коллеги – включая таких знаменитостей, как Роберт Джоуль и Герман фон Гельмгольц – попросту издевались над ним в печати. Потом у него умерла вся семья, и он от горя и от издевательств оказался в психиатрической лечебнице, откуда его выпустили по личной просьбе императора Николая и привезли на Елагин остров. У нас он сразу получил должность профессора университета и всяческое уважение.

Но одно дело – профессор фон Майер, а другое – какой-то четверокурсник. Тем не менее статью мою напечатали, после чего во всем мире периодическую таблицу почему-то начали называть «таблицей Менделеева». Как я ни пытался протестовать, что я о ней узнал от профессора Панченко, так до сих пор все ее и именуют. Грустно, право слово!

Впрочем, местная профессура ко мне почему-то благоволит. Когда мы изучали эффект Джоуля–Томсона, я неожиданно для самого себя предложил использование этого эффекта для получения азотной кислоты буквально из воздуха. Мои сокурсники подняли меня на смех. Профессор Панченко рассказал об этой моей идее профессору Слонскому, и я получил целую лабораторию для разработки этой идеи. И вот, наконец, когда моя идея воплотилась в жизнь, сам Владимир Михайлович пришел ко мне посмотреть, как это все работает.

– А теперь, Дмитрий, мы пересечем грань того, о чем можно писать в открытом доступе, и подумаем, как из этого можно создать нечто, что поможет нашей армии.

– Владимир Михайлович, я долго об этом думал, и есть несколько разных направлений использования моего предложения. Например, при обработке азотной кислотой хлопковой целлюлозы нам посчастливилось получить нечто, по свойствам похожее на порох, но не дающее дыма при сгорании. И я теперь исследую разнообразные добавки, дабы стабилизировать газовыделение.

– Ну что ж, голубчик, покажите мне, как это у вас работает!

Демонстрацией он остался доволен, но сделал кое-какие замечания по существу. И тогда я не выдержал и спросил:

– Владимир Михайлович, можно я вам задам один вопрос?

– Смотря какой, – улыбнулся тот.

– Владимир Михайлович, вы… случайно не из другого времени? А то я получил такое количество знаний, о которых никто в современном научном мире даже не подозревает. И то, как профессора обращаются со студентами… в других учреждениях они как будто стоят на пьедестале, и студенты смотрят на них снизу вверх. А у вас к нам, нашему мнению и нашим идеям относятся со всяческим уважением. То же самое можно сказать и про ваше оружие, и про ваше военное искусство, и про ваши замечательные корабли.