Вечерний Чарльстон - Дынин Максим - Страница 32

Секеи в империи Габсбургов были кем-то вроде сербских и хорватских пандуров или наших казаков. То есть воевать они умели и оружием владели отменно. К тому же секеи во все времена были храбрыми воинами – достаточно сказать, что представителями этого воинственного племени был вождь восставших «куруцев» Дьёрдь Дожа, польский король Стефан Баторий и князь Трансильвании Ференц Ракоци. Так что с таким противником нашим гарнизонам, стоявшим в Валахии, приходилось воевать всерьез, без дураков.

Конечно, большая часть работы досталась казачкам, которые выслеживали летучие отряды секеев, нападали на них на марше и старались уничтожить раньше, чем воинственные потомки гуннов войдут в глубь Валахии. Но через пару недель после начала смуты мелкие отряды секеев стали объединяться в крупные, с которыми казакам было просто не справиться. К тому же среди иррегулярной конницы попадались и вполне регулярные отряды австрийских гусар со значками и всеми атрибутами воинских частей.

Через французское посольство – наше в Австрии больше не наличествовало – венцы были предупреждены о том, что подобная необъявленная война может легко превратиться в объявленную. Русские полки могут перейти границы Австрийской империи и совершить туристический вояж на берега Дуная с посещением Вены. Дипломаты школы Меттерниха всячески открещивались от участия имперских войск в нападении на подконтрольную России территорию и валили все на секеев, которые «суть дикари и никакого понятия о дисциплине не имеют».

Обсудив сложившуюся обстановку, генерал Хрулев принял решение – перейти границы Трансильвании и существенно подсократить количество разбойников, которые буквально затерроризировали население приграничных сел Валахии. Что же касается меня, то было решено отправить в поход не целиком всю мою батарею, а лишь ее половину. Начальство посчитало, что для того, чтобы нагнать страха на секеев и венгерских гусар, вполне достаточно будет трех боевых машин. Главное, что появится возможность поддерживать связь на марше, и во время боя, в случае необходимости, рвануть вслед за шайкой разбойников – по нормальной дороге «Нона» может разогнаться до шестидесяти километров в час – и с помощью коптера обнаружить и накрыть огнем группу противника.

Словом, наши машины станут своего рода мощным подвижным резервом мобильных отрядов казачков. А хитрозадым австрийцам резко поплохеет от того, что ими займется боевая техника из будущего. К тому же вместе с нашим отрядом Гвардейского Флотского экипажа в рейд отправятся несколько особистов. Уж они-то постараются отловить среди обычных грабителей и насильников тех, кто может с чувством, с толком, с расстановкой рассказать о том, кто именно из военного руководства Австрии организовал набеги на территорию Дунайских княжеств, и не просматриваются ли тут уши Ротшильдов. Мне почему-то кажется, что без этой мерзопакостной семейки здесь не обошлось.

Итак, сегодня мы начали свой рейд. Перемахнув через границу (точнее, то, что должно было обозначить эту самую границу), мы запылили по дорогам Трансильвании. Когда-то в этих краях злодействовал некто Влад Цепеш, впоследствии более известный под прозвищем «Дракончик», что на валашском звучит как Дракула. Должен, кстати, сказать, что в дегустации человеческой крови сей персонах ужастиков в действительности замечен не был, а что характер имел суровый и к излишнему гуманизму склонности не имел, так времена тогда были такие. Его соперник, тогдашний венгерский король Матвей Корвин, действовал теми же методами, только был не так сильно распиарен. Ну, надеюсь, что Ван-Хельсинга мне изображать не придется, как и отбиваться от полчищ разного рода кровососов. Не считая, конечно, комаров. Так что вперед, без страха и упрека!

3 мая 1855 года

Санкт-Петербург. Зимний дворец.

Генерал-майор Гвардейского Флотского

экипажа Андрей Борисович Березин,

советник Министерства иностранных

дел Российской империи

Сегодняшний мой вызов в царский дворец был связан с возвращением из изрядно затянувшегося плавания главы русского посольства в Японию адмирала Евфимия Васильевича Путятина. Надо сказать, что судьба изрядно помотала его по белу свету. Отправленный в Страну восходящего солнца из Кронштадта еще осенью 1852 года, он вернулся в столицу Российской империи лишь два с лишним года спустя.

Причем выходил он в свой вояж на воспетом писателем Гончаровым фрегате «Паллада», а вернулся в Авачинскую бухту на Камчатке на построенной в Японии шхуне «Хэда». А все из-за того, что в дела людские вмешались силы небесные, которые едва не угробили российское посольство. Я знал о подробностях этого вояжа по тетралогии нашего замечательного писателя Николая Задорнова (отца юмориста Михаила Задорнова) «Цунами», «Симода», «Хэда» и «Гонконг». Так что сегодня мне предстоит встреча с одним из главных героев этих книг адмиралом Путятиным.

Надо сказать, что адмирал Путятин возвращался домой не с пустыми руками: он сумел-таки подписать с японцами Симодский трактат, который стал первым дипломатическим соглашением между Россией и Страной восходящего солнца. Путятин считал этот трактат успехом отечественной дипломатии. Только вот, мягко говоря, «послевкусие» сей бумаги отрыгивается нам даже в начале XXI века[67]. Но обо всем по порядку.

Евфимий Васильевич выглядел уставшим с дороги (что немудрено!), но старался держаться бодрячком. По возрасту он был еще не старым – ему было чуть больше «полтинника», – но в его волосах уже пробивалась седина. В своем адмиральском мундире с погонами генерал-адъютанта он выглядел весьма импозантно.

Император представил меня, и Путятин с любопытством посмотрел на одного из тех незнакомцев, появившихся недавно у трона, но уже успевших завоевать доверие царя.

– Андрей Борисович, – с улыбкой сказал царь, – вы, наверное, слышали о посольстве вице-адмирала Путятина. Ему пришлось, подобно легендарному Одиссею, испытать множество трудностей и невзгод, прежде чем вернуться на родину.

– Да, ваше величество, – ответил я. – Евфимий Васильевич с честью выполнил все, что вы поручили ему. Правда, первый договор, который подписала Япония, наглухо закупоренная от всего внешнего мира, все же оказался подписан не с Россией, а с Соединенными Североамериканскими Штатами. Коммодор Мэттью Перри сумел-таки с помощью своей эскадры заставить сёгуна Токугава Иэёси отступиться от политики «сакоку»[68] и подписать Канагавское соглашение.

Император кивнул, а Путятин изумленно вытаращил на меня глаза.

– Простите, господин генерал, – наконец произнес он, – а вы, оказывается, неплохо разбираетесь в том, что сейчас происходит в Японии. Я не все время служил во флоте, и какое-то время мне приходилось заниматься дипломатией. Но я не могу припомнить вашу фамилию в списке тех, кто имел отношение к Министерству иностранных дел.

– Евфимий Васильевич, – царь улыбнулся и положил руку на плечо Путятину, – господин генерал совсем недавно стал моим советником по дипломатическим делам. Раньше он служил… гм… в несколько другом ведомстве.

Я не стал раскрывать все карты перед Путятиным, не получив на то отмашки царя. Наступит время, и мы с ним, возможно, будем более откровенными. Кроме всего прочего, меня останавливало еще и то, что супругой адмирала была англичанка Мари Ноульс. Правда, она со временем обрусела и в 1873 году перешла в православие, став Марией Васильевной. Случилось это в Штутгарте, причем ее крестной матерью стала Вера Константиновна – дочь великого князя Константина Николаевича и воспитанница королевы Вюртемберга Ольги Николаевны[69].

– Евфимий Васильевич, – я внимательно посмотрел на адмирала, – да, мне кое-что известно о делах восточных. Откуда и при каких обстоятельствах я с ними познакомился – разговор особый. Могу только сказать, а государь это подтвердит, что мне и моим товарищам удалось в свое время немного изменить ход европейской политики. Россию сумела справиться с нашествием европейцев на ее рубежи и дать им достойный отпор.