Главред: назад в СССР 4 (СИ) - Савинов Сергей Анатольевич - Страница 38

Девушка не выдержала и впервые повысила голос, который под конец даже дрогнул. Я шагнул навстречу Аглае, мягко обнял ее. Она подалась было, но потом отстранилась. Ее прекрасное лицо было бледным, она осунулась, словно не спала несколько суток.

— Женя, — твердо сказала она. — Я тоже люблю свою работу. Но, например, неделю назад, когда на шоссе столкнулись машины, я не бросилась своими руками разгибать железо и доставать зажатых людей, рискуя получить ожоги от вспыхнувшего бензина. Это сделали пожарные в защитных костюмах. А уже потом я занялась спасенными пострадавшими.

— У нас с тобой такие профессии, которые подразумевают риск… — я попытался объяснить, что творится внутри меня.

— Риск не должен быть безрассудным, — она покачала головой. — Ты мог умереть уже дважды. Ради чего?

— Ради свободы слова. Ради будущего страны.

— А ради меня? Ты сам мне рассказывал про Фаину, которая устроила истерику в отделении. Заметь, Леша Котенок при этом жив, хоть и весьма плох. Но я хорошо понимаю эту девушку. Потому что сама хочу строить жизнь с человеком, который не лезет под пули и гусеницы танков.

— А если по-другому порой никак? — я почувствовал, что говорю не то, что она хочет сейчас услышать. Весь ее вид сейчас буквально кричал о том, что мне нужно признать ошибку. Мол, я дурак, я напрасно рисковал своей жизнью. И особенно после того, как уже умер однажды… Впрочем, об этом Аглае не стоит знать.

Увы, мои слова оказались неправильными в этот момент и для этого человека. Любимого и дорогого мне человека, который желал мне добра. Но все же я не мог просто жить, зная, что способен многое изменить. Вот только как это объяснить моей девушке? Как совместить заботу о близком и дело всей жизни?

— Я понимаю, что для тебя важна моя безопасность, — попробовал я. — Понимаю, что тебе хочется стабильности. И мне тоже все это важно, поверь. Вот только кто все это построит, если не мы? Да, я совершил много ошибок. И продолжаю их совершать, но…

— С таким отношением тебе больше бы подошла Зоя, — неожиданно припечатала Аглая. — Недаром она так смотрела на тебя. И ей нужен не Вася Котиков, а такой, как ты. Фанатик, способный променять человека на рабочий адреналин.

Вот еще новости! Слова Аглаи больно ранили в душу. Наверняка это эмоции, жесткая попытка до меня достучаться, как это нередко делают женщины. Но как же это… выбивает из-под ног почву.

— Мне не нужна Зоя, мне нужна ты, — просто сказал я.

— Прости, я сегодня переночую у себя дома, — Аглая тряхнула тяжелыми каштановыми локонами. — Завтра снова дежурство на «скорой», нужно выспаться и не нервничать. Как ты сказал, дело жизни? Не стоит нашей ссоре на него влиять.

Она принялась одеваться, застегивать сапоги, затягивать пояс на пальто. Потом поцеловала меня в щеку и вышла прочь. А я остался стоять, будто каменный истукан, не в силах переварить новый удар судьбы.

Конфликт с Аглаей оказался последней каплей, переполнившей чашу моей моральной выносливости. И я понял, что все это время жил на пределе.

[1] Новый завет, Евангелие от Матфея. Мф. 5:39

Глава 19

Нет, я не бросился в алкогольный омут, как Виталий Бульбаш. Хотя желание было. Еще и армянский коньяк, оставшийся после какого-то веселого вечера, призывно блестел в холодильнике. Хотелось плеснуть, не глядя, в граненый стакан, выпить залпом и не закусывая… Потом еще и еще.

Вот только я знал, что это тупик. Алкоголь поможет отключиться на время, давая возможность забыться неверным сном. Просто не будет сил нервничать и переживать. Зато потом, утром, будет еще хуже. Об этом мне говорил мой приятель-доктор из прошлой жизни, об этом же говорила Аглая. Нервная система угнетается алкоголем, и горестное похмелье может порой привести к трагедии. Или минимум к необдуманным поступкам.

К счастью, есть и другое средство от стресса. Работа. Когда ты во что-то погружен, когда ты занят, твой мозг в действии, тебе просто некогда думать о чем-то другом. В прошлой жизни я с головой погрузился в работу, когда умер папа. Тогда я словно бы что-то почувствовал и зашел к нему в комнату, где он лежал уже несколько недель практически безвылазно. Попрощался и уехал в командировку. А потом позвонила мама… Отец умирал долго и мучительно, а меня в тот день, видимо, уберегла судьба или еще что-то надчеловеческое. Меня настолько подкосила новость о его смерти, что я бы просто не выдержал, увидев ее собственными глазами. И вот тогда меня спасла работа.

Я брал дежурства на выходные и праздники, писал больше статей, чем требовалось. Даже рассылал рукописи в федеральные издания, и некоторые даже публиковались, а на мою карту капали гонорары. Но не в них, разумеется, было дело. Мой мозг выдержал психологическую атаку, я пережил смерть отца и еще понял одну важную вещь. Невозможно изменить только уход человека из жизни. А все остальное — лишь дело времени.

Можно упасть на дно и вновь покорить вершину. Натворить черт знает что и исправить это. Совершить глупость и сделать выводы. И, конечно же, удержать пошатнувшиеся отношения. Особенно если они тебе дороги. И если ты искренне веришь, что конкретный человек — это твоя судьба. Поэтому сейчас, в своей новой жизни, я не отчаивался. Я твердо знал, что Аглая не ушла навсегда. Все можно решить. Для этого ей нужно дать то, чего она хочет и чего ей не хватает. Уверенности и спокойствия. Показать, что это возможно и при моей нынешней занятости. Объяснить еще раз то, чем я занят и почему это для меня так важно. Возможно, действительно пересмотреть какие-то свои поступки. Скорректировать тактику и стратегию. Не для того, чтобы прогнуться или обмануть, нет. А чтобы между двумя дорогими друг другу людьми осталось еще меньше недопонимания. Прояснить острые моменты, договориться. Но только не сразу. Не прямо сейчас.

Аглая врач, однако в первую очередь она женщина. И сейчас она на эмоциях, с которыми не способен справиться мужчина. Если сейчас ей что-то рассказывать, пытаться мириться и разбивать, каясь, лоб о каменный пол — будет только хуже. Ей нужно успокоиться и тоже все обдумать. Должно пройти время, когда погаснет пожар. А потом уже можно вступать в переговоры. Главное, не передержать и не упустить нужный момент. Но тут я верил в себя и, конечно же, верил в Аглаю.

А потому я включил программу «Время», приготовил карандаш с блокнотом и принялся делать пометки. Ночь впереди долгая.

Я плохо помнил легендарный Пленум, потому что был в то время ребенком. Но кое-что я, конечно же, знал еще с университетских аудиторий — ведь именно конец января восемьдесят седьмого стал переломным моментом в жизни огромной страны. В том числе и касательно работы средств массовой информации. А потому я сразу заметил одну, но при этом весьма важную нестыковку: основные идеи Михаил Горбачев озвучил еще вчера, во вторник 27-го. Все громкие баталии случились еще накануне. И «перестройка» вместо «ускорения» тоже впервые должна была прозвучать вчера. Однако только сегодня в итоговой программе «Время» обо всем рассказали народу.

Видимо, это и есть расхождение истории — той, что творилась сейчас, и той, что была в моей прошлой жизни. Я ведь не просто так опасался, что перемены будут другими. Казалось бы, что такого в происшествии, случившемся в маленьком райцентре Калининской области? Если отбросить эмоции и говорить только по существу, это не масштабный теракт с огромным числом жертв. Зато это важное происшествие в идеологическом смысле. Противники преодоления инерции и гласности могли попытаться использовать его в качестве аргумента против. И, судя по всему, использовали.

— Вы сами знаете, что произошло в Андроповске! — говорил какой-то незнакомый обкомовский секретарь, которому дали слово. — Разве это не доказательство того, что народ не готов к таким изменениям?

Нас все-таки заметили. Увы, повод был так себе, зато именно наш небольшой городок стал камнем преткновения на огромном всесоюзном Пленуме, куда съехались видные партийцы из самых разных уголков пока еще единой страны. Удивительно только, как Горбачева убедили подождать и не выводить в эфир центрального телевидения все эти дискуссии сразу. Может, сильно оказалось противостоящее ему лобби, а может, он сам решил проявить осторожность. Как бы то ни было, проходил Пленум так же, как и в моей истории — выступающие говорили без подготовки, чего раньше попросту невозможно было представить.