Русская война 1854. Книга вторая (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич - Страница 10

В чем-то голос был до обидного прав. Но точно не во всем!

— Они прячут пушки, — я улыбнулся. — Не стреляют постоянно по нам, по городу, а прячут. Вот уже разница между моим и этим временем.

— Мелочи!

— Сотни людей, которые не умерли!

— Допустим, — местная память ослабила напор, но не сдалась. — Пускай здесь ты добился успеха, но все остальное? Что скажешь про шпиона, которого так и не нашли? Шпиона, который копается в твоих бумагах, разбирается в изобретениях, который может заставить и слугу, и твоего пилота следовать своим планам!

— Как я и говорил, он опасен.

— А сколько людей, которые не погибли в твоем времени, погибнут в этом, когда союзники реализуют то, что ты придумал, а он украл?

— К чужим шарам мы готовы!

— А остальное?

— А что остальное? — я начал злиться. — Дульный тормоз и не думает держаться на бронзовых стволах! А если и держится, то при массе пушки эффект от него не сильно отличается от нуля.

— С медициной у тебя тоже тупик, — коварно дополнил внутренний голос.

— А вот тут не соглашусь, — разом успокоился я. — Да, с антибиотиками не вышло, но от нас переняли курсы первой помощи и общей гигиены. Ты разве не видел, что в больнице почти нет солдат с кишечными болезнями, только гражданские, отдельные из которых плевать хотели на правила?.. А раненые? Теперь никого не бросают без ухода, первую помощь и вовсе могут оказать сами. Помнишь, что сказал доктор Гейнрих? У нас выживаемость выросла почти в десять раз! Он в шоке и строчит десятки писем каким-то своим покровителям в столице. Собирается делать карьеру, но и плевать. Главное, люди живы.

— Пусть они выжили, вот только для чего? — местная память не сдавалась. — Итог-то будет один! Враг перережет линии снабжения, мы начнем пухнуть от голода. Лишенная шанса на успех контратака и оставление южной половины города. Разведка, медицина, тот корабль в море, что перехватит еще пару транспортов, пока, наконец, не попадется — они только продлят наши мучения.

— Мы сможем победить. Ракеты, мои штурмовики, стрельба с закрытых позиций…

— Ракет и штурмовиков мало, на твою стрельбу пока продолжают смотреть как на диковинку.

— Железная, в смысле, деревянная дорога для подвоза боеприпасов!

— На крохотном участке фронта? Не смеши.

— Мы делаем и рокадную дорогу, — напомнил я. — Еще неделя, и попробуем запустить собственный бронепоезд.

— Всего лишь платформу с пушкой.

— Это только начало.

— Мечтатель!

— Но некоторые мои мечты работают…

Простые слова, но от них по телу пробежала волна спокойствия и удовлетворения. Местная память разом замолчала, а прокрутил в памяти картинки того, как вчера ходил в первый сборочный цех ЛИСа. Мы не строили его с нуля, Волохов договорился об аренде с городом, нанял рабочих, и вот… Еще до того, как приехала новая техника и материалы, мы начали работать на том, что уже было в Севастополе. Станки по дереву и само дерево. Почти три десятка человек в смену вырезали рассчитанные на чертеже планки, чтобы распереть ими друг друга и собрать первое несущее кольцо будущего дирижабля.

Четыре метра в диаметре — когда я закончил схему и осознал, какого уровня мастера тут потребуются, даже потерял надежду. Но Волохов привел ко мне местных корабелов, и оказалось, что я даже не подозревал, как мне повезло. Уже лет через десять, когда компетенции деревянного строительства сложных корпусов будут утеряны, мне пришлось бы начинать все с нуля. А так несколько мастеровых и подслеповатый инженер еврейской наружности за полчаса довели мои дилетантские схемы до ума.

Формул для расчета нагрузки было немного, но у этих людей был огромный опыт. Они переносили на узлы дирижабля то, что использовали в кораблях. Как сделать каркас, как собрать силовой набор, как проверить, что дерево выдержит нагрузки… Мы что можно считали, что можно пробовали в масштабе, потом я дал добро на старт работ, и вот вчера было собрано первое кольцо. Еще тринадцать, и перейдем к следующему этапу. Главное, найти решение с двигателем…

Впрочем, тут тоже были подвижки. Я рассчитывал на наследие Черепановых и Демидовых, но неожиданно мне помог Меншиков. Как оказалось, он успел списаться с Алексеем Алексеевичем Бобринским, который как раз оказался в это время на своих заводах в Малороссии. Я сначала не узнал это имя, но потом местная память подкинула дровишек. Как оказалось, именно Бобринский был главным акционером еще самой первой Царскосельской железной дороги, потом он же открыл способ создания сахара из свеклы, обрушив цены на рафинад, который перестал быть «кусочком боярского угощения»[1]. При этом Алексей Алексеевич чуть ли не принципиально отказывался от иностранных специалистов, предпочитая выпускников Технологического института… И несколько таких учеников должны были уже в скором времени приехать в Севастополь с какими-то старыми наработками, которые, по словам Бобринского, остались еще с 30-х годов.

В общем, я был воодушевлен до того самого момента, пока Ефим не принес мне вместе с завтраком еще и письмо. На нем стояла пометка от Дубельта, что он уже ознакомился с содержимым и не против. А в самом письме за подписью Говарда Рассела шло согласие на новую встречу и беседу. Британский журналист без особого смущения предлагал собраться 6 октября, чтобы обсудить ход осады, ее перспективы, ну и еще пару мелочей, на которые я когда-то ему намекал.

— Вот ведь жук! — я бросил письмо на стол.

Шестое число, вроде бы случайная дата, но только если не знать, что в нашей истории именно за день до нее англичане с французами начали первую массированную бомбардировку Севастополя. С суши и моря… И если бы не мужество защитников, она вполне могла бы закончится штурмом. Да уж, интервью при таком развитии событий могло бы получиться совсем не таким, каким я бы хотел его видеть.

С другой стороны, разве нельзя считать это же письмо знаком судьбы? Подтверждением, что история пытается встать на старые рельсы… Не самое приятное для меня правило, но, если подумать, зная, чего ждать, разве я не смогу подготовить город к этой бомбардировке? Сделать так, чтобы мы воспользовались каждым своим шансом и не понесли те потери, что ждали нас в реальной истории?

Решительно поднявшись из-за стола, я накинул мундир и двинулся к выходу. Меня ждало множество важных разговоров… И хотелось верить, что моей репутации хватит, чтобы меня выслушали.

* * *

Наняв повозку, я поехал по позициям. Начал с первого бастиона. По проекту 1834 года его хотели построить за Ушаковой балкой, но потом оценили темпы роста города и выдвинули вперед, за возвышенность между балкой и Килен-бухтой. В 1851 году на этом месте построили оборонительную казарму с подвалом на двести пятьдесят человек. Кстати, весьма внушительное сооружение: длина фасада почти сотня метров, ширина — двенадцать и высота — четыре. На ней — девять полупудовых крепостных единорогов, которые, несмотря на возраст, благодаря размеру и калибру еще могли дать прикурить.

Приблизившись, я увидел, что солдаты успели усилить позицию, поставив рядом еще одну батарею из четырех перенесенных с кораблей орудий. А перед ней ров, причем не в обычной мягкой земле, а словно выдолбленный в камне.

— Вот это вы хорошо постарались, — искренне порадовался я, когда меня встретил лейтенант Никитин, отвечающий в том числе и за переданные этой позиции «Карпы».

— Стараемся-с, — подражая манере Нахимова ответил мне этот еще совсем молодой парень.

— Штабс-капитан, какими судьбами? — мое появление заметил и командир бастиона, капитан-лейтенант Орлов.

Ловко спрыгнув с поставленных над пушками плетеных щитов — кстати, они на самом деле хорошо защищали и от случайных пуль, и от картечи — он крепко пожал мне руку.

— Хотел поделиться неофициальной информацией. Вы же знаете, у меня есть свои источники, — осторожно начал я.

— Я слушаю, — капитан разом стал серьезным.

Если честно, я думал, что меня начнут так воспринимать, когда осознают пользу от «Карпов», но нет. Со мной начали считаться только после самоубийственных вылазок, когда я бегал в штыковую вместе со своими штурмовиками. Дикое время-с… Ну вот, и меня заразили.