Внутри невидимых стен - "Хамки" - Страница 14

Он вдруг помрачнел.

– Мы прошли и этот этап, но быстро поняли – искусственно оживленные были не теми, кто умирал. Они не были не только собой, они не были даже одними из нас. Их поведение было непредсказуемо, они не имели своей памяти. И им было чуждо саланганское единство. Когда один из воскрешенных чуть не убил «своего» родственника, с болью в сердце наши ученые приняли решение уничтожить всех экспериментальных «вернувшихся». Кстати, думаю, что тебе очевидно, что для смерти существа не обязательно убивать его тело.

– Как?! – оторопел спецназовец.

– Элементарно. Разрушение личности. Бешенство, как пример. Ваша земная болячка. Прости, извлек сейчас из твоей головы сведения. На поздних этапах болезни тело еще живо, но личности уже нет. Часть мозга, содержащая ту самую последовательность биоимпульсов, разрушена, то есть «я» человека уже мертво. На такой стадии вернуть его в норму не поможет уже ничего, кроме той самой системы воскрешения, что имеет НОРА. Но победа над смертью была нашей главной целью. Бесчисленные миллиарды лет саланганцы искали путь сквозь тьму. Триллионы экспериментов миллиардов ученых провалились один за другим. Но мы не сдались и нашли способ воссоздавать, восстанавливать эту цепочку, собирая по мельчайшим крупицам биоимпульсы. Мы научились находить их в пустоте Вселенной после гибели живого существа. Приспособились восстанавливать их структуру, точное взаимодействие до полной идентичности с той картиной, которую они имели в момент смерти. Поверь, это очень трудно. Уловить эти частицы смогла лишь система невообразимой вычислительной мощности и чувствительности. Чтобы «собирать по крупицам душу» нужно улавливать элементы… – он снова задумался. – Повторюсь, мне трудно подобрать аналог. Наверное, задачу по их сбору можно сравнить с попыткой крупной рыбацкой сетью поймать конкретный атом гелия. Но наши ученые справились. Множество теорий, опытов, неверных предположений. Мириады ошибок, поисков, исследований, формализации понятий. Где кончается «я» и начинается «не я», где та линия, что отделяет «жив» от «мертв», как обеспечить непрерывность сознания – единственное условие истинного воскрешения. Запомни, Макс, ты – это цепь биоимпульсов, управляющая твоим мозгом, будь он сделан из плоти и крови или зептосхем. Но если из-за физических повреждений часть этой цепи импульсов утратит связь с подконтрольной ей материей, она разрушится, «я» умрет. Спустя почти вечность мы сломали стену, о которую бились все это время. Мы поняли, как работает сама первородная жизнь, познали механизм ее зарождения и исчезновения, научились находить это пресловутое «я». И тогда одна из крылатых фраз твоего мира стала явью на Салангане.

– О чем ты? – не понял Макс.

– «Ты жив, пока живы те, кто помнит о тебе», – процитировал Хамки. – Как я уже сказал – воскрешение не привязано к физической оболочке, система воскрешения мгновенно создает новое биотело, оно не привязано вообще ни к чему, только ко времени. Экспериментально подтвержденная «глубина воскрешения» – сто восемьдесят миллионов лет. Иными словами, первая же система воскрешения смогла вернуть нам всех тех, кто погиб за этот период, но память о ком сохранилась в сознании его близких. Тех, кто умер раньше, увы, возродить не получилось – их сигналы разлетелись по Вселенной, став буквально ничем.

Глаза Макса непроизвольно округлились, и хомяк это заметил.

– Смотрю, ты уловил мою мысль, – усмехнулся он. – Так и есть – если бы человечество имело эту технологию, оно в один миг смогло бы воскресить всех представителей своего вида, когда-либо существовавших на Земле. Но для нас эта мечта стала явью – страшная война, на которой мы потеряли шестьдесят процентов нашей доблестной армии, случилась за сорок миллионов лет до появления системы воскрешения. И саланганская традиция хранить память о погибших близких как самую великую ценность стала нашим благословением. Память живых стала путеводной звездой для мертвых. Наши погибшие герои, отдавшие свои жизни за Саланган, но не забытые, вернулись к нам. И это были именно они, а не бездушные искусственные пасынки слаборазвитой, но жаждущей бессмертия цивилизации, которых мы «воскресили» в первый раз. Несколько месяцев мы занимались лишь тем, что строили новые модули возрождения, чтобы ускорить процесс. Тогда же была создана планетарная система реинкарнации – в нее были занесены ключевые биокоды всех саланганцев, и, если погибал любой из нас, она тут же возрождала его. Тут память живых уже была не нужна, ведь она использовалась из-за отсутствия «начального» материала у той первой системы – воины погибли задолго до ее появления.

Хамки вздохнул.

– Но ХАОС-воздействие может мгновенно и полностью уничтожить эти «нити жизни». Но, возможно, скоро мы научимся бороться и с ним. Мои брат и сын прошли отбор и стали Хомясинами – новой надеждой Салангана, – он осекся, словно понял, что сболтнул лишнего. И поторопился сменить тему: – Что-то я заболтался, не бери в голову. Давай лучше поедим!

– Попозже поедим, перед сном, – отмахнулся Макс, мысленно пытаясь переваривать ушат информации, вылитый на него болтливым хомяком.

– Но тебе же питаться нужно! – стоит признать, заботливость была Хамки не к лицу и прекрасно намекала на истинные причины такого поведения. – Мы и так обед пропустили!

– В боевом походе сытно пожрать хотя бы раз в день – и то счастье. А у нас сегодня и завтрак был, и ужин никто не отменит, так что не ворчи.

Глава 11. Ты божество? Плевать, тебя не спрашивают!

Некоторое время они шли молча. Лика, во время долгой беседы Макса и Хамки успешно изображавшая свое полное отсутствие, заметила, что Макс задумчиво уставился перед собой и, немного подождав, решилась напомнить о себе.

– Тебе интересно еще послушать о жизни умари? Я могу вспомнить и рассказать еще что-нибудь, – предложила она.

– Лика, признаюсь, я немного удивлен твоим рассказом, – ее вопрос отвлек Макса от тягостных мыслей, на которые навел его монолог Хамки, и вернуться к обсуждению более насущных проблем показалось парню хорошим вариантом. – Зависть к твоему цвету волос, подготовка к захвату планеты… Это немного не вяжется с тем, что ожидает от вас Хамки.

– Но что еще мы можем ради него сделать?! – услышав это, Лика, кажется, не на шутку перепугалась. – Чего он от нас хочет?!

– Более адекватного поведения, скажем так. Например, тебя бы могли не притеснять и не выгонять из города из чистой зависти. И убивать других обитателей Зелирии – тоже не самый разумный поступок.

– Ну, я не знатного рода. Я незаконная дочь. У меня нет отца. Но самое главное – я дочь изгнанницы. Я и впрямь второй сорт, хотя с волосами мне повезло, – растерянно сказала Лика. – У меня нет шанса выйти замуж, мой удел – стать наложницей на одну ночь, чтобы потом родить в своей пещере ребенка. Но если это будет мальчик, меня возьмут в жены, и мы с сыном поселимся в столице. Только шанс на это крайне мал, – грустно закончила она.

– И такое положение тебя устраивает?!

– Это неважно, – девушка пожала плечами, и ее хвост рефлекторно принял форму вопросительного знака. – Просто так есть. Я привыкла к такой жизни и знаю, что иначе не будет. Лишь воля самого Салангана может что-то изменить для таких, как я.

– Но… Ладно, но почему ты вообще так мечтательно говоришь о войне и захвате Зелирии?

– Макс, это же очевидно! – воскликнула Лика. – Зелирийцы не верят в Салангана! – ее лицо исказила гримаса злости и издевательской ухмылки одновременно. – Они – дикари, недостойные жить под этим небом, которое создал Саланган Хамки для всех нас! За это его волей и именем мы уничтожим всех дикарей! Во имя и славу его!

– Офигенно придумали! – взвыл Хамки, а Макс обнаружил, что даже прозвучавший в сознании вопль может ударить по барабанным перепонкам. – А у меня вы разрешения спросили?! Мое мнение тут вообще кого-то интересует?! – тонкий, но очень громкий и сердитый писк едва не оглушил Макса уже по-настоящему. Но этого дикого вопля Лика все равно не услышала, а у Макса зазвенело в ухе, рядом с которым и сидел хомяк.