Близнец тряпичной куклы - Флевелинг Линн - Страница 27

— Не подойти ли нам поближе: может быть, удастся что-нибудь узнать…

— Нет. — Айя поспешно увлекла Аркониэля прочь. — Слишком опасно. Может быть, они следят…

Выбирая самые темные улицы, они покинули город и направились в лес, где оставляли свое имущество. Однако когда Аркониэль протянул руку за амулетами, Айя покачала головой. Они оставили их там, где те лежали, и молча уехали. Они скакали всю ночь, пока городок не оказался далеко позади.

— Это оказалось под силу восьми волшебникам, Аркониэль, всего восьми! — наконец не выдержала Айя, вся дрожа от ярости. — И не было ничего, что мы могли бы им противопоставить! Теперь мне многое становится понятнее. Третья Ореска, та, что показал мне оракул в видении, — это великое объединение волшебников в сверкающем дворце посреди великого города… Если восьми достаточно, чтобы совершить то зло, свидетелями которого мы были, сколько добра будет по силам сотне! Кто сможет выстоять против нас?

— Как во время Великой Войны, — сказал Аркониэль.

Айя покачала головой.

— То объединение длилось, только пока шла война и перед лицом самых ужасных потрясений и несчастий. Только подумай, чего мы сможем достигнуть, если будет мир, а у нас появится время для работы! Только представь себе: все знания, которые мы накопили в своих странствиях, объединенные со знаниями сотни других волшебников! И вспомни о несчастных детях, которых собрала Виришан. Если станет возможно обнаруживать их раньше и воспитывать во дворце, с десятками учителей вместо одного, с огромной библиотекой, хранящей всю мудрость мира!

— Но пока что вместо этого та же самая сила используется, чтобы разделить нас.

Айя смотрела вдаль, прочесть на ее лице в свете звезд Аркониэль ничего не мог.

— Голод. Эпидемии. Нападения пленимарцев. А теперь еще и это. Иногда, Аркониэль, я представляю себе Скалу как жертвенного быка на празднестве Сакора, только вместо одного смертельного удара меча ему наносят множество ран маленькими ножами, чтобы он ослабел и упал на колени. — Айя повернулась и мрачно посмотрела на Аркониэля. — А за морем притаился Пленимар, который, как голодный волк, принюхивается к крови.

— Можно подумать, что то же видение посетило и Нирина, только он перевернул его с ног на голову, — пробормотал Аркониэль. — Зачем это Светоносному?

— Ты ведь видел на виселице жреца, мой мальчик. Неужели ты на самом деле думаешь, будто случившееся — воля Иллиора?

Глава 12

Лето сменило весну, на лужайке перед сторожевой башней расцвели ромашки и кипрей. Тобин рвался в лес, но Минир болел, а больше ездить верхом с мальчиком было некому, так что приходилось удовлетворяться прогулками с Нари.

Тобин был уже не настолько мал, чтобы играть на кухне под присмотром женщин, однако Нари не пускала его во двор перед казармой, где он мог бы тренироваться, если только кто-то из слуг не оказывался свободен, чтобы пойти с ним. К тому же единственной, кто что-то смыслил в стрельбе из лука и фехтовании, была повариха, слишком старая и толстая, чтобы быть Тобину напарницей, от нее он мог получать только советы.

Оставался, конечно, пергамент и чернила, но они вызывали слишком много темных воспоминаний, связанных с Ариани. Тобин все больше времени проводил на третьем этаже, где ему составляли компанию только кукла и демон. Мальчик вырезал из дерева фигурки тем острым маленьким ножом, что подарил ему Кони, выбирая из поленницы подходящие куски мягкой сосны или кедра. Дерево под его пальцами благоухало, казалось, в нем прячутся формы, которые только и ждут, чтобы Тобин их освободил. Углубившись в размышления, как лучше вырезать ногу, плавник или ухо, мальчик на время забывал о своем одиночестве.

Часто, впрочем, он просто сидел, держа куклу на коленях, как делала это его мать, и гадал, что с ней делать. Куклу нельзя было использовать как лук или меч, а ее пустое лицо вызывало у него грусть. Тобин помнил, что мама имела привычку разговаривать с куклой, но даже это было ему недоступно: голос к нему так и не вернулся. Сидя в одиночестве и нащупывая в набитом шерстью туловище те загадочные комки и острые щепки, мальчик так и не мог вспомнить, зачем мать отдала ему эту странную уродливую игрушку, но все равно находил утешение в обладании ею: это доказывало, что Ариани хоть немного, но все же любила его.

Кто-то заменил дверь, ведущую в башню, новой крепкой створкой, и Тобин, сам не зная почему, этому радовался. Когда бы он ни бывал на третьем этаже, он обязательно проверял, заперта ли она.

Однажды, стоя перед дверью, Тобин вдруг испытал непонятное чувство: ему показалось, что с другой стороны стоит Ариани и пристально смотрит на него сквозь дерево. Мысль об этом снова пробудила тоску по матери и страх, и с каждым днем фантазия крепла, пока Тобин не стал воображать, будто слышит шаги на лестнице и шорох шелковых юбок, ему казалось, что невидимые руки шарят по двери, пытаясь открыть замок. Мальчик изо всех сил старался заставить себя поверить, что Ариани за дверью счастлива и добра, но чаще ему представлялось, что она в гневе.

Это темное видение укоренилось и росло в его воображении, как грозовая туча. Однажды ему приснилось, что Ариани просунула руку под дверью, схватила его и потащила к себе, как лист пергамента. Рядом с ней оказался демон, и они вдвоем поволокли его к открытому окну, выходящему на горы…

Когда Тобин проснулся, Нари обнимала его, пытаясь успокоить, но он не смог рассказать ей, что так его испугало. Одно Тобин знал твердо: он ни за что не хочет снова оказаться в башне.

На следующий день он в последний раз прокрался на третий этаж. Сердце его отчаянно колотилось. К двери в башню он и близко не подошел, только схватил куклу и, прижимая ее к себе, кинулся бежать. Тобин не сомневался: призрак матери пытается просунуть руки под дверью, чтобы поймать его.

Никогда больше я туда не пойду, — клялся себе Тобин, проверяя, хорошо ли закрыта дверь, ведущая на третий этаж. Добежав до игровой комнаты, мальчик забился в угол за гардеробом, обхватив куклу руками.

Несколько дней Тобин с тревогой обдумывал, куда бы засунуть куклу, но все не мог найти достаточно надежного места. Как бы изобретательно он ни прятал ее, перестать беспокоиться не удавалось.

Наконец Тобин решил поделиться своим секретом с Нари. Теперь не было никого, кто любил бы его больше, да и, будучи женщиной, может быть, она не так строго его осудит…

Мальчик решил показать ей куклу, когда Нари придет звать его на ужин. Он дождался, пока в коридоре раздались ее шаги, вытащил куклу из последнего тайника — под гардеробом — и повернулся к двери.

На мгновение ему показалось, что в проеме кто-то стоит, но тут дверь захлопнулась, а демон словно взбесился.

Занавеси срывались со стен и кидались на мальчика, как живые существа. Тобин задохнулся от густой пыли, когда тяжелая ткань обрушилась на него, заставив опуститься на колени. Он выронил куклу и выполз из-под груды занавесей как раз в тот момент, когда тяжелый гардероб наклонился вперед и с грохотом опрокинулся на пол всего в нескольких дюймах от мальчика. Сундук встал на попа, из него посыпались игрушки, чернильница, листы пергамента… Чернильница разбилась, и липкая черная жидкость разлилась по камням пола…

Как мамины волосы на льду…

Мысль мелькнула, как тень стрекозы над поверхностью воды.

В этот момент демон накинулся на игрушечный город. Он подбрасывал в воздух деревянные домики, швырял в стену фигурки людей и животных, кораблики разлетались по полу, словно попав в ураган.

— Перестань! — вскрикнул Тобин, отбрасывая с дороги тяжелые груды занавесей, чтобы защитить любимую игрушку. Стадо глиняных овец пролетело мимо его головы и разбилось о стену. — Перестань! Это мое!

Перед собой мальчик видел теперь как бы длинный темный туннель, в конце которого виднелся игрушечный город — самое дорогое, что только у него было, — уничтожаемый у него на глазах. Тобин яростно замахал кулаками, пытаясь отогнать прочь ненавистного демона. Он слышал громкий стук, раздававшийся где-то рядом, но это заставляло его, ослепленного гневом, только еще яростнее наносить удары… Наконец его рука столкнулась с чем-то материальным. Он услышал испуганный крик, и сильные руки схватили его и прижали к полу.