Бриллианты вечны - Флеминг Ян - Страница 25

— Ты что-то в последнее время слишком много скакал, Белл. Ты плохо выглядишь. Отдохнуть тебе надо хорошенько. Чтобы было тихо-тихо. Как в морге...

Человек двинулся к центру комнаты. Он продолжал что-то говорить почти шепотом и был теперь не виден Беллу. Бонд же увидел, как человек наклонился и взял одну из кадок с дымящейся грязью. Он вернулся к ящику, продолжая увещевать, успокаивать, держа кадку на уровне колен.

Бонд замер, каждой клеткой ощущая обволакивавшую его грязь.

— Так я говорю «Трезвонящий». Тихо-тихо. Ничего не кушать. Лежать уютно, как в темной комнате с опущенными шторами, без света...

Его голос жутко звучал в полной тишине. Он начал медленно поднимать бадью. Все выше, выше...

И тут жокей увидел бадью, и понял, что сейчас произойдет, и зарыдал:

— Не-е-е-е-т!!!

Хотя в комнате было и так жарко, заструившаяся из бадьи грязь все равно дымилась...

Человек быстро отскочил и швырнул пустую бадью «боксеру», который не шелохнулся, не попытался поймать ее, торопливо пересек комнату и подошел к своему напарнику, который так все время и стоял в дверях с пистолетом наизготовку.

Повернувшись, он сказал:

— Сидеть тихо. Никакой полиции. Телефон не работает.

Он мерзко заржал:

— Лучше откопайте парня побыстрее, пока он весь не прожарился.

Дверь закрылась. Опять стало тихо, только лопались с хлюпаньем грязевые пузыри, да текла из душей вода.

14. «Мы не ошибаемся»

— И что же было дальше?

Лейтер сидел в кресле, а Бонд мерил шагами комнату мотеля, останавливаясь лишь для того, чтобы сделать глоток виски с водой из стакана, стоявшего на тумбочке у кровати.

— Сумасшедший дом, — сказал Бонд. — Все пытались выскочить из своих ящиков одновременно, «боксер» смывал из шланга грязь с Белла и звал на помощь тех двоих, из соседней комнаты, негр стонал на полу, а те, кто был в это время в душе, носились как ненормальные и орали. Двое картежников тут же примчались, сорвали крышку с ящика, где лежал жокей, распеленали его и сунули под душ. Думаю, он был уже полутрупом: почти задохнувшийся, с обожженным лицом... Жуткое зрелище. Тут один из клиентов взял себя в руки и начал открывать крышки ящиков и выпускать своих коллег. Всего нас оказалось двадцать, покрытых грязью, а душ — один. Ну, кое-как разобрались. Один из картежников вызвался поехать в город за «скорой помощью». Кто-то вылил на негра ведро воды, и он пришел в себя. Стараясь не проявлять особого интереса, я попытался выяснить, не знает ли кто, что это были за люди? Но никто ничего не знал. Кто-то сказал, что они нездешние. В принципе это больше уже никого не волновало, поскольку кроме жокея никто не пострадал. Все хотели побыстрее вымыться и удрать.

Бонд сделал еще один глоток и закурил.

— Тебе ничего не бросилось в глаза? Что-нибудь можешь сказать про эту парочку? Рост, одежда, еще что-то? — спросил Лейтер.

— Человека у двери я плохо разглядел, — ответил Бонд. — Он был поменьше второго и худее, пожалуй. На нем были темные брюки и серая рубашка, без галстука. Пистолет похож на «кольт» сорок пятого калибра. Второй, кто собственно все и провернул, — большой, жирноватый. Движется быстро, но обдуманно. Черные брюки. Коричневая рубашка в белую полосочку. Ни пиджака, ни галстука. Черные туфли. Чистые, дорогие. Оружие — полицейский «Позитив» тридцать восьмого калибра. Часов на руке не было. Да! Еще у него бородавка на большом пальце правой руки. Красная такая, как будто он ее все время облизывает.

— Уинт, — спокойно сказал Лейтер. — А первого зовут Кид. Работают всегда вместе. Они у Спэнгов главные забойщики. Уинт этот — мерзкий типчик. Настоящий садист. Любит мучить и издеваться. Обожает облизывать свою любимую бородавку. Кличка — «Ветреный». Не шибко подходит ему, но ведь у них у всех дурацкие клички. Он ненавидит путешествия. Его укачивает и в машинах, и в поездах, а самолеты он считает железными гробами, ловушками. Если надо куда-то ехать, то он требует доплаты, «за вредность». Но на твердой почве он многим даст фору. Кид тоже славный мальчуган. Знакомые зовут его «Блондином». Похоже, живут они вместе с Уинтом. Некоторые из гомиков, как он, и становятся самыми жестокими убийцами. У Кида абсолютно седые волосы, хотя ему всего тридцать. Это — одна из причин, почему они предпочитают работать в капюшонах. Но вот Уинт в один прекрасный день явно пожалеет, что не вывел свою бородавку. Как только ты упомянул про нее, я сразу же понял — это Уинт. Надо бы мне шепнуть про все это полицейским. Про тебя, конечно, ни слова. Просвещу их по поводу «Застенчивой улыбки», а уж дальше они и сами все раскопают. Сейчас, небось, Уинт со своим дружком уже на поезд садятся в Олбани, но подсыпать им соли на хвост не помешает.

Лейтер направился к двери, но на пороге обернулся:

— Отдохни пока, Джеймс. Через часок я вернусь, и мы с тобой завалимся куда-нибудь на хороший ужин. Кроме того, я разузнаю, куда положили Белла, и мы ему перешлем туда деньги. Это немного его подбодрит, беднягу. Ну, я пошел.

Бонд разделся и минут десять нежился под душем, смывая с себя последние крупицы грязи и заодно с ними — последние воспоминания о том, что произошло в грязевых ваннах. Потом он оделся и спустился вниз к портье, где стоял телефон, чтобы позвонить «Тенистому».

— Линия занята, сэр, — сообщила телефонистка. — Перезвонить еще раз?

— Да, пожалуйста, — сказал Бонд. Его порадовало, что Горбун, по крайней мере, на месте, а ему не придется врать, говоря, что пытался дозвониться раньше. Наверное, «Тенистый» и так удивлен, что Бонд не позвонил сразу же и не пожаловался на то, что денежки его плакали. Сейчас, после того, что они проделали с жокеем, Бонд решил, что с шайкой Спэнгов надо держать ухо востро.

Телефон, наконец, издал сухой треск, заменяющий в Америке звонок.

— Вы вызывали «Висконсин» — 7—3697?

— Да.

— Ваш абонент у аппарата. Говорите, Нью-Йорк.

В трубке раздался высокий писклявый голос Горбуна:

— Слушаю, кто это?

— Джеймс Бонд. Я пытался дозвониться и раньше, но не получилось.

— В чем дело?

— С «Застенчивой улыбкой» номер не вышел.

— Я знаю. Жокей виноват. И в чем же дело?

— В деньгах, — сказал Бонд.

Трубка молчала. Потом:

— Ладно. Начнем сначала. Я перешлю тебе по телеграфу тысячу. Ту самую, которую ты у меня выиграл. Помнишь?

— Конечно.

— Будь у телефона. Через несколько минут я тебе перезвоню и скажу, что с ней делать. Где ты остановился?

Бонд назвал свой мотель.

— Понятно. Утром получишь деньги. Я скоро позвоню.

Трубку повесили.

Бонд подошел к стойке и начал рассматривать стоявшие там книги, которые клиенты могли брать к себе в номер. Он с невольным уважением подумал о том, что эти люди ведут счет своим деньгам и отлично готовят все операции, предвосхищая возможные последствия. И правильно делают, конечно. Где же еще он, англичанин, мог бы просто так достать пять тысяч, если не на скачках или в казино? Так что же ему предстоит теперь? Карты?

Телефон зазвонил. Бонд подошел к будке, закрыл за собой дверь и взял трубку.

— Это ты, Бонд? Слушай меня внимательно. Деньги ты получишь в Лас-Вегасе. Возвращайся в Нью-Йорк и возьми билет на самолет. За мой счет. Я позабочусь. Сначала ты полетишь в ЛосАнжелес, а оттуда в Вегас летают местные машины каждые полчаса. Номер тебе зарезервирован в «Тиаре». Осмотрись, и — теперь внимание! — ровно в пять минут седьмого, в четверг вечером, ты должен будешь подойти в «Тиаре» к центральному из столов, где играют в «Блэк-джэк», в зале рядом с баром. Все понял?

— Да.

— Ты сядешь за этот стол и сыграешь по максимуму, на всю тысячу, пять раз. Потом встанешь и уйдешь из зала. И больше — не играть! Понял?

— Да.

— Счет твой в «Тиаре» оплачен. После получения выигрыша поболтайся вокруг и жди указаний. Все понял? Повтори.

Бонд повторил.

— Годится, — сказал Горбун. — Не болтай лишнего и не делай ошибок. Ошибок мы не любим. Ты это поймешь лучше, прочитав завтрашнюю газету.