Бриллианты вечны - Флеминг Ян - Страница 24

— Готово, мистер.

Бонд приблизился. Негр снял с него полотенце, а ключ от кабины повесил на крючок рядом с ящиком.

— Вы когда-нибудь принимали грязевые ванны?

— Нет.

— Так я и думал, поэтому температура будет сначала 40 градусов, а потом, если все пойдет нормально можно довести до 45 градусов, и то и до пятидесяти. Ложитесь.

Бонд осторожно залез в ящик и лег. Первый контакт с грязью кожа восприняла болезненно. Он медленно вытянулся во весь рост и опустил голову на накрытую чистым полотенцем пуховую подушечку.

Как только Бонд устроился, негр обеими руками принялся покрывать его слоем свежей грязи.

Грязь была цвета темного шоколада, мягкой, тяжелой и жирной. Запах горячего торфа резко ударил в нос. Бонд следил за тем, как блестящие толстые руки негра превращали его в жутковатый черный холм. Знал ли Феликс Лейтер о том, как выглядит эта процедура? Бонд злобно ухмыльнулся. Ну, если это была одна из шуток!...

Наконец негр закончил свое дело. Только лицо и область сердца были свободны от грязи. Бонду показалось, что он начал задыхаться, и пот заструился по его лбу и вискам.

Отработанным движением негр, взяв простыню за уголки, набросил ее на Бонда и обернул его тело и руки. Получившаяся упаковка была пожестче смирительной рубашки: Бонд мог лишь едва-едва двигать пальцами и головой. Негр закрыл борт ящика, накрыл его сверху деревянной крышкой. Операция завершена.

Негр снял висевшую в изголовьи грифельную доску, посмотрел на настенные часы и записал на доске время: шесть вечера.

— Двадцать минут, — сказал он. — Ну, как, нравится?

Бонд промычал нечто нечленораздельное.

Негр пошел к другим клиентам, а Бонд остался лежать, тупо глядя в потолок, чувствуя, как пот заливает лицо, и проклиная Феликса Лейтера.

В шесть часов вечера три минуты дверь открылась, и появилась обнаженная костлявая фигурка «Трезвонящего» Белла. Мордочка его напоминала лисью, а под кожей можно было пересчитать все ребра. Гордо задрав нос, он прошествовал на середину комнаты.

— Привет, «Трезвонящий»! — сказал человек с изуродованным ухом. — Говорят, у тебя неприятности? Паршивое дело!

— Энти распорядители скачек — болваны набитые, — с кислой миной отозвался Белл. — Кто может сказать, зачем бы это мне подсекать Томми Лаки? Это же мой кореш! Просто взяли — и отрезали меня, ни за что, ни про что. Эй, ты, ублюдок черномазый! — ногой он преградил путь проходившему мимо с полным ведром грязи негру. — Ты с меня сегодня должен согнать двести граммов веса, а то я щас сожрал тарелку жареной картошки.

Негр спокойно перешагнул через протянутую ногу и хмыкнул.

— Не боись, детка, — сказал он ласково. — Я те на крайний случай руку оторву. Глядишь, и весу поменьше будет. Погоди, скоро буду.

Дверь опять открылась, и в щель просунулась голова одного из картежников.

— Эй, боксер, — обратилась она к человеку с приплюснутым ухом. — Мейбл говорит, что не может дозвониться до «деликатески» [delicatessen (англ.) — гастрономический магазин, кулинария] и заказать себе жратву. Что-то с телефоном. То ли обрыв, то ли что.

— Собачий телефон, — выругался «боксер». — Тогда скажи Джеку, чтобы он в следующий заезд привез мне чего-нибудь.

— Сделаю.

Дверь закрылась. Поломка телефона — редкий случай в Америке, и мог бы, и должен был бы возбудить у Бонда подозрительность, чувство опасности. Но этого не произошло, так как все его мысли были заняты минутной стрелкой часов на стене. Еще целых десять минут пребывания в грязи! Негр ходил по комнате с холодными полотенцами и одним из них накрыл лоб и волосы Бонда. Это было замечательно! На мгновение ему даже показалось, что не так уж все это противно.

Бежали секунды. С руганью жокей залез в ящик прямо напротив Бонда, который подумал, что Белл, наверное, выдерживает температуру в 50 градусов. Его также завернули в простыню и накрыли крышкой.

На грифельной доске негр записал время: 6.15.

Бонд закрыл глаза и стал думать о том, как же ему передать Беллу деньги. В раздевалке, после процедур? Где-то здесь должно же быть место, чтобы спокойно полежать и отдохнуть от жары? Или лучше в коридоре, по пути на улицу? Или в автобусе? Нет. В автобусе не годится. Надо сделать это так, чтобы их не видели вместе.

— Тихо! Никому не двигаться! Не будете рыпаться — никто не пострадает!

Произнесено это было уверенным, мрачным тоном. Видимо, человеку доводилось говорить эти слова не в первый раз. Он не шутил.

Бонд резко открыл глаза. Все его тело напряглось, ощущая опасность.

Дверь, которая вела на улицу и через которую в комнату приносили грязь, была открыта. Один человек загораживал собой выход, второй вышел на середину комнаты. В руках и обоих были пистолеты, а на головах — капюшоны с прорезями для глаз и рта.

В комнате было очень тихо. Слышен был только шум воды в душе, где все кабинки были заняты. Стоявшие в них люди силились рассмотреть что-либо сквозь завесу воды, стекавшей по лицам. Человек с изуродованным ухом стоял совершенно неподвижно, даже глаза не мигали. Он, похоже, даже не замечал, что из шланга, который он держал в руке, вода льется ему на ноги.

Один из вооруженных людей остановился в центре комнаты, где рядом с наполненными грязью ведрами стоял негр. В руках он держал по ведру. Негр дрожал, и от этого ведра противно дребезжали.

Бонд увидел, что налетчик переложил пистолет и теперь держал его за ствол. Молниеносно, вложив в удар всю силу, он всадил рукоятку пистолета в огромный живот негра.

Звук от удара был не слишком громким, но зато загремели выпущенные из рук ведра, а негр, прижав руки к животу, застонав, упал на колени и уперся своей лысой, блестящей от пота головой в ботинки ударившего его человека и застыл в позе молящегося.

Человек брезгливо отодвинулся.

— Где тут наш жокейчик? — спросил он. — Где Белл? В каком ящике?

Негр вытянул руку в ту сторону, где напротив Бонда лежал Белл.

Человек с пистолет повернулся и двинулся в указанном направлении.

Сначала он заглянул в ящик, где лежал Бонд, и на мгновение замер. Блестящие глаза изучали Бонда сквозь прорези в капюшоне. Потом он повернулся и подошел к Беллу.

Он подпрыгнул и уселся сверху на крышку ящика, в котором лежал Белл, чтобы лучше видеть лицо.

— Так, так. Черт меня подери, если это не «Трезвонящий» Белл. В голосе его было приторное до тошноты дружелюбие.

— Что такое-то? В чем дело? — Срывающимся испуганным голосом проверещал жокей.

— Ну-у-у, «Трезвонящий», — успокаивающе произнес человек. — В чем же здесь может быть дело? Тебе ничего на ум не приходит, а?

Жокей шумно сглотнул слюну.

— Ты, может и не слыхивал про лошадку по кличке «Застенчивая улыбка»? Может тебя и не было там, когда она зафолила на скачках сегодня в два тридцать?

Жокей заплакал.

— Господи, босс. Да не виноват я, ей-богу не виноват. Со всеми такое случается-а-а-а...

Так обычно плачут дети, которых должны наказать. Бонд содрогнулся.

— А вот мои друзья говорят, что это все от твоей жадности...

Человек наклонился над жокеем, и в голосе его начал звенеть металл:

— Мои друзья думают, что такой опытный жокей как ты, не мог просто так напортачить. Мои друзья порылись в твоих вещичках и нашли в плафоне запрятанную туда тысячу зелененьких. Мои друзья попросили меня разузнать, откуда это на тебя просыпался золотой дождик?

Звук пощечины и вскрик раздались одновременно.

— Говори, ублюдок, или мозги повышибаю! — Бонд услышал, как щелкнул взводимый курок.

Из ящика раздался истошный вопль:

— Это заначка! Это все, что у меня есть! Специально в лампу запрятал. Заначка! Клянусь всеми святыми! Вы должны мне поверить! Должны!

Голос захлебнулся и умолк.

Человек с отвращением сплюнул и поднял руку с пистолетом, так что теперь она была видна Бонду. Большой палец с бородавкой вернул курок в прежнее положение. Человек соскочил с ящика. Он еще раз взглянул на жокея и сказал елейным голосом: