Физрук-4: назад в СССР (СИ) - Гуров Валерий Александрович - Страница 18

Из вестибюля вниз ведут две лестницы. Входящие посетители спускаются по левой, которая шириной метра три, и попадают в Траурный зал. Когда-то я читал о том, как устроен Мавзолей и в память врезались звучные названия разновидностей камня, из которых тот сооружен. Я помнил, что стены, вдоль которых мы с Машуней сейчас спускались, выложены из серого лабрадорита и украшены уступчатой панелью из габронорита и черного лабрадора. Траурный зал выполнен в виде десятиметрового куба с уступчатым потолком. По всему залу тянется черная полоса лабрадорита, на которую поставлены пилястры из красного порфира.

Пилястры — это такие фальшивые колонны, которые ничего не поддерживают и служат лишь для украшения. Рядом с этими самыми фальш-колоннами из ярко-красной смальты выложены зигзагообразные полосы, а справа опять тянутся полосы из черного лабрадора. Получается такой эффект, что, то ли пламя бушует, то ли знамена реют на ветру. В центре зала стоит черный постамент с остекленным саркофагом. В нем-то и лежит мумия вождя мирового пролетариата. Ступенчатую крышку саркофага поддерживают четыре малозаметные металлические опоры, из-за чего создается ощущение, что плита висит в воздухе.

Нижняя плита облицована красноватой яшмой, добытой в окрестностях города Орска. Сам саркофаг состоит из наклонных конических стекол, вставленных в бронзовую раму. Видимо, в нее вмонтированы какие-то хитромудрые осветительные приборы, создающие ощущение живого лица мумии. Украшен саркофаг бронзовыми знаменами, которые из-за специальной подсветки выглядят атласными, а также — гербом СССР в изголовье и перевитыми лентами ветвями — в изножье.

Посмотрев сквозь стекло, я увидел Ленина в темном костюме, на фоне которого ярким пятном выделяется белоснежный воротничок. Виден также черный галстук со светлыми ромбиками. Голова Ленина покоится на покрытой прозрачно-черным крепом красной подушке. Одна рука его сжата в кулак, пальцы другой распрямлены. Вот, в общем и все.

Спутница моя начала всхлипывать, но я потащил ее к правой лестнице, которая ведет из Траурного зала обратно на Красную площадь. Я хорошо помнил байки, распространившиеся в конце восьмидесятых. Болтали разное — что вместо мумии в саркофаге лежит восковой муляж, а сами бренные останки вождя были утрачены во время эвакуации в Куйбышев, в годы войны, что мумия впитывает жизненные силы посетителей, особенно — детей, и якобы специально для этого в Мавзолей водили октябрят перед приемом в пионеры. Все это полная чушь. Бабские сплетни, которые распространяли, чтобы дискредитировать народную любовь к дедушке Ленину.

Как бы то ни было, после посещения усыпальницы, морозный воздух на главной площади страны показался восхитительно свежим. Вершковой захотелось посетить еще сам Кремль. В эти годы попасть за его стены можно было без проблем. Вход открыт через Троицкие и Боровицкие ворота. Входной платы не взимают, если только посетители не собираются поглазеть на сокровища кремлевских музеев, но и тогда билеты стоят всего тридцать копеек. К глубокому огорчению Машуни, времени на обход музеев уже не оставалось. Так что мы пробежали галопом, осмотрев снаружи — Успенский собор, колокольню Ивана Великого, Царь-колокол и Царь-пушку.

Сэкономив таким образом два часа времени, мы вернулись на Комсомольскую площадь. Подружке моей нужно было еще купить разные сувениры, и я предложил для этого универмаг «Московский», который расположен неподалеку от Казанского вокзала. Конечно, народу в нем было полно. Длинные очереди тянулись во всех, мало-мальски интересных массовому потребителю отделах. Скупали все — от детских горшков, до костюмов и штиблет. Потребности моей спутницы были скромнее, и потому нам удалось приобрести разные пустяки: платочки, носочки, бюстгальтеры внушительного размера.

Помахивая не слишком перегруженными фирменными пакетами универмага, мы вырвались из шумных, многолюдных залов и потопали на вокзал. Поезд, в котором должен был ехать и я, оказался уже поданным на посадку. Так что, забрав в камере хранения поклажу, я повел на глазах скучнеющую Машуню к ее вагону. Зеленая гусеница состава тянулась вдоль платформы, по которой катили свои тележки носильщики и мчались, боявшиеся опоздать, пассажиры. Когда мы подошли к шестому вагону, то увидели нашу старую знакомую — проводницу. Она сделала вид, что нас не узнала, однако, когда я приблизился к ней вплотную, ее крысиные глазки забегали.

— Добрый день! — нарочито вежливо обратился я к ней.

— Здрасьте! — откликнулась она.

— Надеюсь, вы сделаете все, чтобы эту девушку в пути никто не беспокоил? — сказал я, показывая на Вершкову и одновременно суя проводнице червонец. — Никто и не по какому поводу. Я обязательно проверю.

— Не извольте беспокоиться, — залебезила та и хрустящая бумажка исчезла из моих пальцев.

Я внес в вагон чемодан и рюкзак, открыл купе, пропустил туда Машу и только потом втащил поклажу.

— Ну давай прощаться, — сказал я ей.

Она тут же залилась слезами. Пришлось обнять и поцеловать.

— Ну почему ты не едешь, — прошептала она.

— Об этом мы уже говорили и не надо начинать заново, — строго произнес я и, смягчившись, добавил. — Не плачь, малышка. Через пару дней увидимся. Я тебе позвоню.

И чтобы предотвратить новый поток слез, решительно вышел из купе. Навстречу мне уже мчалась проводница с криком:

— Провожающие, выйдете из вагона! Через пять минут отправляемся.

Выбравшись на перрон, я отыскал окошко, за которым белело заплаканное личико Вершковой. Улыбнулся и помахал рукой. Она тоже попыталась улыбнуться и слабо шевельнула растопыренными пальчиками. Состав с лязгом дернулся и медленно пополз вдоль перрона. Я остался на месте. В отличие от других провожающих, которые кинулись поезду вдогонку. На душе у меня было смутно, словно я и впрямь проводил близкого человека. Наверное, сказался эффект совместно пережитых приключений. Ладно. Вскоре действительно увидимся.

Чтобы выбросить из головы все эти, совершенно неуместные переживания, я быстро зашагал к зданию вокзала. Мне пришло в голову позвонить дяде. А в самом деле, что-то он позабыл о своем племяннике, прозябающем в провинциальном городишке? Он кто — заместитель министра или вахтер?.. Пусть подкинет что-нибудь! Могу взять протекцией. Рыбное хозяйство — это во все времена золотое дно, так что не думаю, что Андрей Ростиславович ведет аскетический образ жизни и окромя похвальных грамот, ничего за душой не имеет. Иначе, с чего бы ему зазнаваться?

Войдя в зал ожидания, я отыскал в кармане двушку, сунул ее в прорезь ближайшего свободного телефона-автомата, набрал номер. В трубке послышались длинные гудки, затем — мужской голос:

— Слушаю!

— Здравствуйте! Могу я поговорить с Андреем Ростиславовичем Даниловым?

— У аппарата! Кто говорит?

— Племянник ваш Александр, сын Сергея Ростиславовича.

— Саша! — неожиданно обрадовался дядюшка. — Ты откуда звонишь?

Глава 10

— С Казанского вокзала, — ответил я.

— Ты только что приехал? — спросил дядя.

— Нет, я уже пять дней в Москве… А сейчас — провожал знакомую.

— А-а, ну так приезжай ко мне, если у тебя нет других дел.

— До ночи нет.

— Тогда давай ко мне. Я живу на улице Серафимовича, дом два, квартира…

Через пять минут я уже сидел в такси и ехал в гости к родному дядюшке Санька Данилова. Андрей Ростиславович жил в знаменитом Доме на набережной. Для тридцатых годов это, может, было и элитное жилье, но спустя полвека — уже нет. Правда, лет через двадцать оно снова станет элитным, как и вся недвижимость в центре столицы.

Тачка тормознула у нужного мне подъезда. Я рассчитался с водилой и выбрался из салона. Уже стемнело, но до полуночи было еще далеко.

В подъезде оказался консьерж, что в общем понятно, все-таки домик не простой. Я назвал свою фамилию, а затем фамилию, имя, отчество и номер квартиры дяди, но въедливый дедок все-таки позвонил ему. Получив подтверждение того, что меня ждут, он мотнул головой — проходи. Я вызвал лифт — древний, в обшитой металлической сеткой шахте. Дверь шахты, как и дверь кабины, нужно было открывать и закрывать самостоятельно. Когда-то этим занимались особые люди — лифтеры, но сейчас их повсеместно сократили.