Три минуты с реальностью - Флейшгауэр Вольфрам - Страница 43

Линдсей смотрела на нее с состраданием, и Джульетта почувствовала себя не в своей тарелке.

– Почему ты так странно на меня смотришь?

– Ты ничего не знаешь об Аргентине, верно? – тихо спросила Линдсей.

– Что ты имеешь в виду?

– Даже не представляешь, в какую страну приехала.

Джульетта внутренне напряглась. Больше всего она ненавидела высокомерный язык загадок. Странная все-таки женщина! За одну секунду настроение меняется на прямо противоположное. Ничего не говоря, она схватила листок, который Линдсей все еще держала в руках. И ощутила быстрое пожатие ее пальцев на своей руке. Они нежно скользнули вдоль ее большого пальца и замерли у ногтя. Она с раздражением убрала руку.

– Ты не знаешь, где мне его искать?

Линдсей пристально на нее посмотрела. Потом кивнула, одновременно пожимая плечами.

– Ну?

Выражение лица канадки стало рассеянным. Она села в матерчатое кресло и выудила из пачки новую сигарету.

– Джульетта, послушай. Дамиан сумасшедший. Совершенно сумасшедший.

– Очень может быть. Но я хочу поговорить с ним.

– Любовь ослепляет.

– Ненависть ослепляет еще сильнее.

– Что ты имеешь в виду?

– Все его здесь ненавидят. Почему? Я хочу знать. Это не выходит у меня из головы.

– Потому что он постоянно плетет интриги. И потому что он неосторожен. У него есть какая-то внутренняя проблема, которую он пытается разрешить за счет окружающих. Я, конечно, ничего не знаю о вас, но уже тот факт, что ты пересекла половину земного шара, чтобы его найти…

Выражение лица Джульетты заставило ее замолчать. Линдсей остановилась на полуслове, снова взяла Джульетту за руку и пожала ее, на этот раз дружески. Но Джульетте было неприятно ее прикосновение. Она высвободилась, подобрала ноги и уставилась в потолок.

– Прости, – проговорила Линдсей.

Джульетта покачала головой и взглянула ей прямо в глаза.

– Ты представляешь, что это такое – встретить вдруг человека, о котором знаешь все, хотя вы не перемолвились еще ни единым словом?

Линдсей опустила глаза, играя с сигаретой. Но Джульетта продолжила:

– Тебе знакомо чувство, когда встречаешь его, и душа совершенно успокаивается? Достигает состояния полного, безмятежного покоя?

Линдсей тупо смотрела в пепельницу. Какое-то время они обе молчали. Свечка снова дрогнула. Несколько секунд тревожно гудела чья-то сигнализация. Потом все опять стихло.

– Когда я впервые переходила через улицу под руку с Дамианом… В Берлине… Знаешь, что я чувствовала? Я была не рядом с ним. А в нем. Я провела с ним ночь и приросла к его коже. А теперь все, кого я ни встречу, рассказывают, что мужчина, пробудивший во мне это чувство, сумасшедший. Что ж, может быть. Но тогда и я тоже сумасшедшая. Понимаешь?

Линдсей допила вино и вновь наполнила бокалы. Потом встала, подошла к стопке видеокассет и принялась что-то искать. Нашла то, что хотела, вставила кассету и включила видеомагнитофон. На экране задергалась пара в черно-белых костюмах. Линдсей переключила на нормальную скорость и нажала на «паузу».

– Запись тысяча девятьсот девяносто пятого года, – сказала она. – Посмотри, что он вытворяет.

В первый момент Джульетта испытала шок. Он выглядел так, как на фотографии в кафе «Идеал». Длинные волосы, забранные сзади в конский хвост. Движения точны, но над ними витает еще дух юности и легкомыслия, дух игры. Это тем более заметно в контрасте с Нифес, которая была уже зрелой женщиной – такой же, как теперь.

Джульетта в тот же миг поняла, что значило для нее танцевать с этим способным юнцом. При всем таланте мальчишка, похоже, доводил ее до белого каления своими безумными идеями. Джульетта к тому времени видела достаточно много танго, чтобы понять: Дамиан все время делает что-то такое, что выводит Нифес из равновесия. Несколько безупречных шагов, потом вдруг движение, ломающее естественный ход танца.

– Откуда у тебя эта запись? – спросила Джульетта.

– Я собираю все записи, которые удается достать. Это записано во время их тренировки. У нас тут полно танцоров, которые только тем и занимаются, что шпионят за коллегами. Видела, что он делает? Ну и зачем?

Нифес в ярости оттолкнула Дамиана и отошла от него. Звука не было, и от этого все выглядело еще непонятнее. Запись на время прервалась, потом пара снова появилась на экране. На этот раз со звуком. Очевидно, за то время, пока их не снимали, они сумели прийти к какому-то соглашению, потому что Нифес теперь была готова к необычным шагам Дамиана и танцевала их вместе с ним, хотя по ее лицу было заметно, что дается ей это непросто.

Музыка была странной. Лихорадочной. Пронзительной. Какой-то науськивающей. Как звуки охотничьих рожков в фильмах семидесятых.

– Что за музыка? – спросила Джульетта.

– Tr?s minutos con la realidad.

– Что это значит?

– «Три минуты с реальностью». Пьяццола.

– Странное название.

– Да. Как и хореография. Совсем не похоже на танго, тебе не кажется? – сказала Линдсей. – Почему вдруг в этом месте abanicol я не понимаю. И никто не понимает. Кроме него самого. Он сам все выдумывает.

– А ты знаешь, как называются эти шаги? – спросила Джульетта.

– Конечно.

– Ты не могла бы прокрутить назад?

– На начало?

– Конечно.

Они снова просмотрели весь фрагмент, длившийся почти десять минут. Сбои в танце происходили регулярно. Но в итоге хореография все-таки сложилась в единое целое, хотя Нифес все это явно не нравилось.

– Здесь семь сбоев, – сказала в конце Джульетта.

– Ну и что?

– Перемотай-ка еще раз на начало, пожалуйста.

Линдсей с удивлением посмотрела на Джульетту, заметив, что глаза ее возбужденно сияют.

– Вот. Останови. Первый сбой. Видишь?

– Да. И что? – спросила Линдсей.

– Что здесь такое? Ну, какие фигуры? В какой фигуре возникает проблема?

– Дамиан хочет встроить сюда lapiz, а здесь это сложно. Нифес приходится замедлить вращение, иначе он просто не успеет.

– Значит, «L», – сказала Джульетта. – Ему нужна буква «L».

– Что ты хочешь сказать?

– Погоди. Давай дальше.

Линдсей снова нажала на «пуск». Замелькали кадры. Оба танцора выглядели великолепно. Дамиан начал сложное вращение. Вдруг Нифес резко остановилась и закричала на него. Потом вырвалась из его объятий и в гневе убежала прочь.

– Здесь. Что здесь происходит?

Им пришлось просмотреть это место на меньшей скорости, чтобы узнать шаги.

– Ага. Посмотри-ка. Это americana. Довольно редкая фигура.

– Такая последовательность шагов называется americana

– Да.

– А почему Нифес не хочет ее танцевать?

– Потому что это слишком. Никто не встраивает americana в molinete. Движение становится чрезмерным. Зачем он делает это?

– Потому что ему нужна буква «А».

– Ты что, смеешься? Сначала «L», потом «А». Зачем?

Джульетта вынула у нее из рук пульт дистанционного управления и сама нажала на «пуск».

– Математика, – сказала она. – Сейчас увидишь. Это действительно безумие, но совсем не в том смысле, какой ты вкладываешь в это слово. Смотри! Вот! Снова какая-то проблема.

– Medialuna.

– Значит, «М».

– «LAM»?

– Мы еще не закончили.

Вскоре они дошли до конца. Лицо Джульетты покрылось красными пятнами. Линдсей растерянно смотрела на лист бумаги, лежавший перед ней на столе. Семь букв образовали слово «LAMBARE».

– Что это значит, черт возьми?

Джульетта опять вернулась к началу пленки и просмотрела все еще раз. Линдсей сидела рядом словно приклеенная. Похоже, она решила сама перепроверить последовательность сбоев, потому что до сих пор смотрела только на слово, написанное Джульеттой на листке. Нет, все правильно. Слово в точности отражало все сбои в Дамиановой хореографии.

Джульетта нажала на «паузу», и пара на экране замерла. Линдсей все еще не могла отвести взгляд от мерцающего экрана, она молчала.