Боярышня Дуняша (СИ) - Меллер Юлия Викторовна - Страница 37

обычно, и рисовала.

За окном дни сменялись один за другим, лето переходило в осень, а там уже зима и весна, а

потом вновь лето…

А симпатичная женщина всё так же сидела за прилавком, то с альбомом, то с книгой, то

вязала — и внешность её постепенно выцветала.

И это было жутко.

Та, что за прилавком продолжала улыбаться и жить, не видя, что обесцвечивается! Ещё

немного и она исчезнет, потому что Дуня не сумела сделать мир лучше.

— Не-е-ет! — испуганно закричала Дуняша, поняв, что её затягивает в прошлую жизнь, где

всё пойдёт по накатанной колее…

— Нет! — зарычала она в отчаянии. — Я не сдалась… не смейте решать за меня… Я не

отступлю!

Часть 3. Дуняша

ГЛАВА 1.

…Ай, люли-люли-люли,

Прилетели журавли,

Прилетели журавли,

Сказку Дуне принесли…

Голос Маши доносился издалека, но даже отголосок придал Дуняше сил, и она забарахталась

в небытии изо всех сил, пытаясь убраться как можно дальше от никчемной судьбы-судьбинушки.

— Очнулась?! — воскликнула Машенька и сорвалась с места, чтобы обрадовать родных.

Из-под прикрытых глаз Дуни покатилась слезинка, потом другая, но это были слёзы радости.

Она была счастлива, что избежала участи медленного угасания и полного растворения души в

эфире. Ей никто не сообщал, но она поняла, что ей предложили вернуться и всё забыть. Ей даже

сделали подарок и утихомирили пошаливающее сердце, чтобы она спокойно дожила

отпущенное. А потом для неё ничего не было бы. Ничего!

— Дуняша, доченька! — в светёлку ворвалась Милослава и наклонившись, обняла её. — Мы

молились за тебя! Катерина сказала, что ничего не может сделать и надо ждать.

— Сколько? — едва слышно спросила Дуня.

— Три дня ты пробыла в беспамятстве, — всхлипнула Милослава. — Плакала… Катерина

сказала звать тебя, вот мы по очереди звали. И Ванечка звал… сказки тебе рассказывал, а

Машенька пела.

Слёзы из Дуниных глаз полились как из ручья. Не успела она поблагодарить своих родных, как вбежал братик и разрыдался вместе с ней, а там уж все расклеились.

Дуня хотела спросить, как обстоят дела в Кремле, отпустили ли Наталию Полуэктову, поднялась ли Мария Борисовна и не чинит ли зла Мария Ярославна, но рыдания выпили из неё

все силы, и она не заметила, как уснула.

Милослава вытерла лицо от слёз и,обнимая Машу с Ваняткой, повела их на выход. Они

отстояли Дуняшку у Морены, тут женщина быстро перекрестилась и попросила прощения за

упоминание славянской богини, а теперь можно было порадоваться и послать весточку Еремею

Профычу в приказ, что их егоза идёт на поправку.

Уже к вечеру Дуня ожила настолько, что надумала сменить обстановку в общей горнице.

Зима уходит, и пора снимать украшения с игрушечными олешками, совами, зайчиками в белой

шубке. Ещё к Пасхе надо было озаботиться этим, но Дуня закрутилась, да и позабыла об

украшательстве.

— Дунь, а тебе не жалко? — ныл Ванюша, укладывая смешных зверюшек в большой короб.

— Было красиво, а теперь в горнице пусто!

— Ванька! — влезла Маша, отнимая у него короб. — Ну кто так укладывает? У тебя же

полно места остаётся!

— Я не ключница, чтобы всё рядами класть, — огрызнулся мальчишка.

— Тогда зачем взялся? — не отступала Маша.

— Скучно. Во дворе грязь и занятий нет… А тут Дуня… я думал, что она сказку расскажет,

— признался в своём меркантильном интересе брат. — А прибрать игрушки могут девки, —

наставительно добавил он и демонстративно сел во главе стола.

— Надо сначала показать, как укладывать, чтобы ничего не смялось. Дуня сказала, что к

следующей зиме мы наново всё достанем и вновь украсим стены и потолок. Так ведь? — Маша

обернулась к сестре, и та кивнула.

— И вертушки уберем? — спросил Ваня.

— Угу.

— А шагающую пружинку будем доставать следующей зимой?

— Нет.

— Почему?

— Потому что отец Варломофей сказал, что это бесовская игрушка.

— А почему она бесовская? Мы её выкинем? А можно выкинуть в мой сундук?

— Ванька! Брысь отсюда! Не мешай! — рассердилась Мария, чувствующая себя взрослой, но брат даже не пошевелился. Маша не умела по-настоящему злиться и это все знали.

— Дунь, расскажи чего-нибудь? — заканючил Ванюша, но тут в горницу ввалился дед.

— Где моя меньшая внучка? — радостно возгласил он и увидев Дуню, раскрыл объятия. —

Оклемалась! А мы уж думали…

Еремей не договорил. Слова застряли в горле и глаза его заблестели от пережитого.

— Можно ли тебе делами заниматься? — обеспокоенно спросил он, наблюдая уборку.

— Скучно лежать, — вздохнула Дуня.

— Так вышивала бы, а не скакала козой здесь! — подколол боярин, прекрасно зная, что

внучка не любит заниматься вышивкой.

— Это мелко, деда! — укорила его малявка и он расхохотался.

Весь страх за внучку уходил со смехом, тем более Ванятка его поддержал, да и Машенька

улыбалась. Только Дунька встала подбоченясь и задумчиво оглядывая голые стены горницы, потянулась пальцем постучать по зубу… а нет его!

— Что? Не вырос ещё? — сквозь смех спросил он, вместо неё постукивая по своему зубу.

Дуня старательно обследовала языком пробивающиеся крохотные передние зубики и

озабоченно посмотрела на него.

— Я тут подумала…

— Нет! — быстро рявкнул боярин.

— Чего нет? — удивилась девочка.

— Не надо тебе думать! — Еремей назидательно потряс указательным пальцем.

— Но у меня родилась идея! — возмутилась Дуня, а Ваня радостно захлопал в ладоши.

— Души её, пока она не окрепла! — строго посоветовал Еремей и подмигнул обалдевшему

от его слов Ванюшке.

— Но, деда, я ведь для всех нас стараюсь!

Боярин помрачнел и неожиданно произнес:

— Борька Репешок завтра будет ждать тебя у себя в разбойном приказе.

— Борис Лукич? — переспросила побледневшая Дуня, и когда дед подтвердил, плюхнулась

на скамью. — Меня будут пытать?

— Окстись, дуреха! — рыкнул дед. — Поспрашивает…

Боярин не договорил. Репешок не тронет дитя по своей воле, а вот княгиня… Не на это ли

дьяк разбойного намекал, когда впервые завел разговор о Дуньке?

Малышка как раз слегла и её расспрос отложили, да и нечего было спрашивать. Наташка всё

рассказала и под пытками не отказалась от своих слов. А старой княгине неймётся. Карами

грозит всему роду Полуэктовых, лается на тверичей, что подпихнули негодную княжну её

сыну, и на Дуняшку зуб точит. Лукич даже посоветовал усилить охрану, намекая на

злопамятность старой княгини.

«Твоя внучка, — сказал он, — поперёк горла Ярославне встала…»

Вот так! Нашла старая себе врага! И ведь прав Борис Лукич: не даст она жизни внучке, и как

бы не обрушила гнев на весь род Дорониных. Пока князь не вернулся, она остаётся в силе.

В голове Еремея жужжала навязчивая мысль о том, захочет ли князь защитить Дорониных от

гнева своей матери?

Хм, пожалуй, что вопрос о княжьей защите надо ставить не так. Тут надо думать по-другому, не озлится ли он на Дорониных, когда они будут защищаться от людей княгини?

Ох, Дунька! Влезла же ты в клоаку! Хватило ума заметить заговор, а опыта не достало, чтобы промолчать и остаться в стороне. Теперь как ни крути, а всё плохо выходит!

Как ни заглядывала Дуня в глаза деда, но ничего больше он не сказал. Наводить порядок в

горнице сразу же расхотелось, а ведь была идея создать современный скандинавский стиль. А

что? Вокруг дерево, минимум предметов и окна без занавесок! Он самый и есть, скандинавский! Осталось только несколько старых поварешек на стену повесить, чтобы

изюминка была. Но теперь не до иронии.

Ванюша всё же выпросил себе сказку,и Дуня рассказала ему о цветике-семицветике.

Переделала,конечно, чтобы соответствовало времени и даже сама увлеклась, но волнение по