Песнь одного дня. Петля - Сигурдардоттир Якобина - Страница 15

— И вы все поедете на север? Бедная Доура! — Слова вырвались у старика прежде, чем он успел подумать, он видит, что на лицо снохи набегает тень, и спешит добавить: — Небось это будет уже после окота?

— О господи! — смеется сын. — К последнему окоту ты успеешь, мы поедем на троицу. Так, Свава?

Она кивает мужу, и видно, что она довольна. Ведь приятно поехать в деревню на троицу всей семьей. И вместе со свекром. Она как будто видит лицо Дудди.

«Боже мой, Свава, какая ты прелесть, меня бы никогда на такое не хватило. Но ты особенная». Такие слова — бальзам для души.

— Все-таки мне хотелось бы поехать завтра, — бормочет старик. — Но если вам кажется, что лучше…

— Для тебя лучше ехать с нами на машине. На автобусе ехать трудно, дорога неблизкая. Значит, решено? Но я непременно позвоню на днях Сигги и узнаю все новости. Вечером мы еще потолкуем об этом.

Он снова дружески хлопает отца по плечу, старик уже тянется за палкой, чтобы идти в свою комнату. Ауса начинает убирать со стола. Лоулоу играет с Огги, она позволяет ему целовать свою куклу Маггу. Сейчас их уложат спать. Инги сидит у приемника и слушает музыкальную передачу, взрослым эта музыка кажется бессмысленным шумом. Йоун спешит, у него много дел.

— Так я пришлю бутылочку с рассыльным! — кричит он из прихожей, надевая пальто.

— Не надо, не беспокойся, — отвечает Свава и выключает приемник.

— Ну, мама, это же лошади скачут, как у дедушки в деревне! — говорит Инги и барабанит по столу пальцами.

Свава смеется и снова включает приемник.

— Мамин музыкант, — говорит она и целует его в ушко. Она не слышит ничего, кроме бессмысленного грохота. Инги, пятилетний малыш, двумя пальцами стирает ее поцелуй.

* * *

Так протекает день этого дома. Учительница с верхнего этажа обедает на кухне. После обеда она свободна, но ей надо спешить, она уже договорилась по телефону со своим родственником, министром, в половине второго он может уделить ей несколько минут. Времени у него в обрез. Молодой человек дома не обедает, ну а влюбленные не обедают вообще, едят, когда им взбредет в голову, хоть среди ночи. Правда, они не шумят и никому не мешают. Портниха из подвала варит яйца и намазывает бутерброды себе и дочери. Лина без матери ленится мыть посуду, готовить она тоже не любит, но мать уже привыкла, что дочь ничего не делает. Девочка должна быть красивой и образованной, она не должна идти по стопам матери.

Семья хозяина дома обедает в столовой. Маленький сын служанки то и дело хнычет, он не хочет есть, а хозяйские дети едят весело и самоуверенно, как положено детям. Пока Ауса кормит сына, она испытывает страх и угрызения совести перед этой крохотной жизнью, которая никому не нужна. Она полна благодарности к хозяевам, они никогда не упрекают ни ее, ни мальчика, несмотря на его вечное нытье. Йоун спешит, как всегда, ибо, кроме покупки автомобиля, он должен еще заглянуть в мастерскую и дать указания рабочим. К тому же он считает, что каждый человек обязан зарабатывать себе на хлеб, он просто не знает, куда себя девать, если ему случается не работать, конечно, кроме воскресений и праздничных дней. Все знакомые считают Йоуна замечательным человеком. Рабочие не любят, когда его нет в мастерской. При нем там всегда порядок. Да и он чувствует себя в мастерской лучше, чем дома. Хотя он вполне доволен домом. Так же, как и дом им.

Когда после обеда все снова отправляются на работу, дом начинает тихонько клевать носом. Огги и Лоулоу спят, спит и старик, ему требуется много сна. Влюбленные еще в саду, они дремлют на одеяле, и солнце улыбается им. Время от времени они открывают глаза и глядят в высокое синее небо, потом — друг на друга, улыбаются, закрывают глаза и сквозь дрему слушают песню глупого дрозда. Дом уже простил их. И солнце улыбается им. Лина уткнулась в журнал, там печатается захватывающая история о влюбленных, у одного из которых была злая мачеха, а может, у обоих были мачехи, может, они были незаконные дети, может, у них были страшно деспотичные родители. Маленький Инги бесцельно бродит по комнате, играет со своим автомобильчиком и изредка подсаживается к приемнику. Но он не слушает передачу, а смотрит на улицу, на машины, на автобусы, на девочек, играющих в «классики» на тротуаре. Сейчас на улице не видно ни одного мальчика. Ауса торопится вымыть посуду и покинуть кухню, ей хочется привести себя в порядок до прихода этого крестьянина с востока. Свава прибирает в гостиной, однако она не спешит. Улыбка порхает по ее лицу, но Свава будто и не осознает этого, и, когда она вспоминает, какими глазами смотрел на нее сегодня Хидди, она радуется, что Йоун не сможет приехать к кофе.

А на небесах сверкает солнце. С особой любовью смотрит оно на одну планету, затерянную на небесном своде, на одну страну этой планеты, на один город в этой стране, на один дом в этом городе — белый дом с красной крышей и садом, выходящим на южную сторону. Дом чувствует это, сад знает об этом, и дрозды поют во все горло: «Жизнь, жизнь!» Такова их песня, ее вряд ли можно назвать настоящей песней, но она звучит так настойчиво, что под нее трудно клевать носом после обеда. Ее внимательно слушает даже улица.

* * *

Нет, она не намерена торопиться. Едва ли он придет так рано. Они уже не дети, боже милостивый, как давно это было! Он стал знаменитым или вот-вот станет. Все-таки лучше, если бы Йоун пришел домой, втроем веселее. Свава окидывает гостиную оценивающим взглядом, она недовольна: как тут буднично, раньше она почему-то этого не замечала. Не обращала внимания. Обстановка, правда, неплохая — журнальный столик, кресла, два ковра. А не много ли два ковра? Комната ведь не слишком большая. Но ковры красивые, они всем нравятся. Вот картины… Есть риск, что Хидди они не понравятся — пейзажи, и даже неизвестных художников. Но это свадебный подарок, их нельзя было не повесить. Ей-то они нравятся, хотя она знает, что Хидди будет иного мнения. Сваве хотелось бы, чтобы у нее была не такая гостиная, и, если бы старик не занимал отдельную комнату, здесь все выглядело бы иначе. Свава тяжело вздыхает и вытирает с приемника пыль. Хидди из тех людей, от которых ничто не укроется. Наверно, потому, что его мать заставляла своих служанок вытирать пыль дважды в день: первый раз — рано утром, когда она еще спала, а второй раз — когда она была уже одета и могла проверить, как они работали, пока она лежала в постели. Так было виднее, если они проявляли небрежность, в таких случаях она беспощадно заставляла их все переделывать, до тех пор, разумеется, пока они от нее не сбегали. Мать Хидди не выносила пыли, он ее тоже не выносит. Впрочем, насколько она помнит, Хидди не выносил и свою мать. А она помнит его с тех пор, как они были детьми, чуть постарше, чем теперь Инги. Они вместе играли, Хидди никогда не стыдился играть с девочками. Свава вспоминает то одно, то другое, и улыбка не сходит с ее красивого лица. Хидди был мастер на выдумки, а может, в те времена все, что исходило от него, казалось интересным. Так считали и девочки и мальчики. Хидди такой, он может сказать все, что захочет. Но если то же самое скажет другой, это сразу станет обидным и оскорбительным. Например, когда он говорил о ком-то, что тот мещанин, он умел произнести это так, что все, как правило, соглашались с ним только потому, что он говорил с апломбом. Она-то иногда злилась на него, но ведь с ней он разговаривал иначе, чем с остальными. Конечно, когда он пишет в газете, тот, кто его не знает, непременно обидится: Хидди пишет так же, как говорит. А вот друзья не обижаются на то, что он пишет, они лишь посмеиваются про себя и знают, что Хидди не переделаешь. Свава встает и кое-что переставляет, так будет лучше. Просто непонятно, как раньше могли строить такие маленькие и неудобные квартиры. В новых домах все иначе. Дудди уже переехала в новый дом, у нее огромная гостиная с большими окнами, просто шикарная гостиная. И холл не уступает гостиной. А в этой квартире нет никакого шика, во всяком случае, нет того, что теперь принято считать шиком. Но, с другой стороны, это их собственный дом. А иметь собственный дом, безусловно, гораздо надежнее. Если бы она вышла тогда замуж за Хидди… Но Свава тут же отбрасывает эту мысль. Ни одной девушке не пришло бы в голову выйти замуж за Хидди, разве что какой-нибудь легкомысленной дурочке. Как можно выйти замуж за человека, который скитается из страны в страну и нигде не может осесть? И вечно попадает в какие-то истории… А ведь все девушки были без ума от него. Надо сказать, что он не очень изменился за эти восемь лет, если не считать того, что стал еще симпатичнее. И возмужал.