Добыча хищника (СИ) - Ромова Елена Александровна - Страница 52

И, тем не менее, Суров сумел подняться. Он почти ничего не видел, и едва втягивал воздух разбитыми губами. Впервые он осознал, что значит фраза «умыться кровью».

Регенерация делала свое дело – его лицо постепенно восстанавливалось.

Нужно признать, он просто недооценил своего врага и слишком понадеялся на волшебную вакцину Севастьянова.

– Ты притащился сюда, чтобы она этого не увидела? – просипел Суров. – Как бы Эля не разочаровалась, видя, какое ты до сих пор чудовище…

Кажется, чужак находил излишним разговоры.

Но в этот раз Константин был готов – его стопы поехали по земле, когда, блокируя удары, он попал под натиск соперника.

Для полноты эффекта Суров достал пистолет и выпусти в тело соперника всю обойму. Конечно, он понимал, что это бесполезно, но нарастающая ярость искала выход. Он желал крушить и карать – до последнего вздоха.

– Ну как тебе? – издевательски бросил он. – Нравится?

Не похоже, чтобы нравилось.

Уже через пару мгновений Суров понял, что пропустил слишком много ударов и, израненный, наконец, рухнул на колени.

– Ты так ничему и не научился? – чужак медленно закружил вокруг него. – Ты снова выбираешь смерть?

– Если я и сдохну, то только вслед за тобой…

– Обожаю эту человеческую самонадеянность.

Константин заулыбался окровавленными губами:

– Ты ни хрена не чувствуешь, ублюдок. Ни ко мне, ни к людям. Ни к ней. Зачем она тебе? Разве у нее есть будущее рядом с таким, как ты?

– А рядом с таким, как ты? – чужак вздернул голову Сурова за волосы: – Ты все еще жив только из-за нее. Ты был создан для того, чтобы защищать и беречь, но облажался.

Эти слова произвели на Константина должное впечатление. Он прошипел настойчиво:

– Для чего она тебе?

– Она – мои рамки и границы. Но, вместе с тем, она – целый мир. Мой мир.

Глаза Константина широко распахнулись. Он просто не мог поверить.

– Ты любишь ее? – выдохнул он, снедаемый внутренними противоречиями. – Ты, черт побери, влюбился.

Чужак усмехнулся.

– Ты слишком тупой, чтобы понять. Любовь – всего лишь слово, которым ты прикрываешь свое желание обладать ей. Она для меня – сама суть жизни. Она – все. Время, проведенное с ней, стоило такого исхода.

– Какой сентиментальный пришелец… Какого исхода, черт побери?

– Подумай немного, идиот.

– Погоди… блядь… – борясь за каждую порцию кислорода, прерывисто прохрипел Константин, – почему не прикончишь меня?

– Меня волнует только ее жизнь. Я хочу, чтобы она жила.

– Какой романтик… – из горла Сурова выбилась кровь и струйками потекла по подбородку.

– Рад, что ты оценил, – чужак с наслаждением примостил свой ботинок на его горло. – Скажи еще что-нибудь настолько же веселое.

Дергая кадыком в тщетной попытке дышать, Суров выпалил:

– Засунь свое благородство в свою инопланетную задницу, уебок! Весело?

Кажется, шутка чужаку понравилась, потому что давление на гортань он ослабил.

– Я повеселюсь, когда ты трезво взглянешь на то, что осталось от твоего мира. Еще пара дней и ваша популяция никогда не восстановится. Вы понесли катастрофические потери, и я говорю не только о численности. Но я дам тебе шанс. Ты хотел этот шанс, верно? Пара сотен лет – этого тебе будет достаточно?

Суров повел зрачками в сторону этого урода, не веря собственным ушам. Неужели чужак говорит о возможности выжить?

Константин хотел ответить, но чужак резко надавил на его горло.

– Не торопись, обдумай, – процедил он, взирая на дрожащего от адской боли подполковника, – такие решения не стоит принимать сгоряча.

Суров вдруг осознал – чужак может снова и снова калечить его, пока не вобьет в его голову какую-то истину.

– Ты посягнул на то, что тебе не принадлежит, – произнес он, поглядывая на Константина бездушными глазами, – но теперь в тебе должно быть больше понимания. Между нами есть связь. Я знаю о тебе все. И ты мне не сильно нравишься.

– Пошел… ты…

– Это не тот ответ, на который я рассчитывал.

– Даешь мне шанс? Что-то ты не торопился сделать этого раньше!

– Раньше ты тоже не торопился стать мной, придурок. И я никогда не был жертвенен. Это дается мне нелегко.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– О чем ты, твою мать?

Чужак убрал ногу, и Суров приподнялся на локтях, а затем перевернулся, пытаясь встать, но ударом был снова отброшен на спину.

– Отдохни немного, – произнес Тай, пока Константин шипел ругательства, – мой асвахор остановит ратхату. Ненадолго – несколько сотен лет. Но этого вполне достаточно, чтобы ты смог нести знание среди людей.

– Асвахор?

– Поднапрягись, придурок.

Суров снова выругался.

– Научись разговаривать нормально, инопланетная задница. Я не должен понимать еще и твои намеки!

– Моей сути будет достаточно, чтобы дать вам фору.

Константин некоторое время напряженно смотрел в небо, опасаясь, что понял чужака превратно, пока не переспросил:

– Ты что, хочешь пожертвовать собственной жизнью?

– Ты делаешь потрясающие успехи.

Суров рассмеялся, но в следующую секунду стал серьезен. Эля даже сейчас, в отличие от всех ученых мира, спасает эту планету гораздо лучше. Именно она – та ценности, ради которой чужак предает даже собственную природу. Он не идет на компромиссы, он просто прокладывает собственный путь.

– Ты и в самом деле сдохнешь?

Чужак некоторое время просто стоял над ним, глядя сверху вниз.

– В самом деле.

– Вернешься к Халару?

– Нет. Буду вечно гореть в аду тебе на радость. Ты это хотел услышать?

– Да ты гребанный шутник, – недовольно пробурчал Константин.

Неприятно-новое чувство всколыхнулось в его душе. Нет, вовсе не злорадство. И не торжество. Иррационально, он почувствовал к этому существу уважение. А еще что-то смежное с осознанием сакральной важности этого поступка.

– Этой ночью мы заберем всех, у кого есть метка, – произнес чужак. – Это неизменно. Они погибнут. Но ни одна женщина не получит новый скихр.

Суров поморщился, но не стал спорить. Пожалуй, выторговать условия получше уже не получится.

– А Эля?

Над его головой раздавались лишь размеренные шаги чужака.

Звезды все так же сверкали в темной глубине космоса.

– Ты ей скажешь? – спросил Суров. – Или просто испаришься, сказав, что вышел за хлебом?

– Это не должно тебя волновать.

Суров впервые не хотел отвечать ни язвительной репликой, ни оскорблением. Подполковник не был настолько наивен, чтобы верить в искупление, но именно в этот момент он верил в это больше всего. Если существует искупление для чужака, то и ему оно тоже может быть доступно.

– Ты будешь жить очень долго, – вдруг бросил чужак, не поворачиваясь. – Поверь мне, это не так весело, как ты думаешь.

– Я позабочусь о ней.

Тай повернул голову.

– Тебе предстоит гораздо больше. Позаботься обо всем человечестве, – и в следующую секунду он растворился во мраке.

***

Сон отступил внезапно, и я почувствовала адский холод, будто солнце, которое грело меня, вдруг погасло. Наверняка, оно взорвалось, сдвигая пласты мироздания, и миллиарды осколков хлынули во все стороны, уничтожая все на своем пути.

Резко согнувшись в ворохе одеял, в которые Тай завернул меня, я почувствовала пустоту внутри. Боль разлилась по телу волной, с губ сорвалось: «Тай…»

Пообещай мне, Эля, что будешь счастливой для меня.

– Тай!

Что это?

Спустив на пол ноги, я задрожала всем телом.

Сквозь закрытые портьеры пробивался слабый отблеск приближающегося рассвета. Неужели Тай не разбудил меня?

Завернувшись в одеяло, я сделала несколько шагов к графину с водой, стоящем рядом на тумбе.

Что за сон мне приснился? Почему я чувствую себя чудовищно одинокой?

Щелк.

Я обернулась, вглядываясь в шлейф белого хлопка, тянущегося за мной. Медленно осев на колени, я запустила руку в складки одеяла и достала четки. Черные бусины сверкнули в моих руках – холод дерева обжег мне пальцы. Выронив эту вещь – символ моего горя – я плюхнулась на пол.