Агитбригада 2 (СИ) - Фонд А. - Страница 6

Увидев меня, Лизонька вспыхнула:

— Вы опоздали, Геннадий! — с негодованием воскликнула она и даже писать перестала. — На двадцать три минуты!

Остальные практиканты, заметив это, оживились — даже такая небольшая склока и то скрашивала невообразимую скуку трудового дня.

— Я знаю, — склонил голову в притворном смирении я.

Но Лизоньке этого было недостаточно, она жаждала крови:

— Я пожалуюсь папеньке, что вы нарушаете трудовую дисциплину! И он напишет в вашу школу! И вас накажут!

Я промолчал, по опыту зная, что лучше в таких случаях не перечить.

— Почему вы молчите⁈ — возмущённо вскричала Лизонька. — Вам что, сказать нечего⁈

— По-моему, она к тебе неравнодушна, — ехидно прокомментировал Енох и полетел к дальнему столу, где двое практикантов усиленно растирали в ступках какую-то особо вонючую бурду и от этого постоянно чихали, фыркали и ссорились.

Я не стал отвечать призраку и посмотрел на Лизоньку как можно более печально:

— А что мне говорить, Лизонька? — со отчётливой слезой в голосе вздохнул я, — да, я опоздал. Ходил на кладбище к папеньке на могилку цветы отнести. Разговаривал там с ним. Вот и не заметил, как время прошло.

Как и все староватые барышни, Лизонька была натурой крайне впечатлительной, она ахнула и на её глазах аж показались слёзы:

— Ладно, Геннадий, идите, — великодушно сказала она дрожащим голосом, но тут же строго добавила, — но, чтобы это было в последний раз!

— Обещаю! — раскланялся я и радостным ёжиком упорхнул на своё рабочее место, ликуя в душе, что эта коза отцепилась и не пристает больше.

— Ты представляешь, что тебе будет, когда она Изабеллу увидит? — поддел меня Енох и, не дожидаясь моего ответа, торопливо исчез.

Но судьба сегодня явно была не на моей стороне.

Только-только я устроился, взял фарфоровую ступку и пестик, отмерил на весах необходимую пропорцию из окиси цинка, осадочной серы, углесвинцовой соли и борной кислоты, всыпал всё это туда и уже хотел начинать аккуратно перетирать компоненты для отбеливающего крема, как случилось непредвиденное.

Один из практикантов, прыщеватый Валентин, из городских, нес свежеприготовленную хинную мазь для роста волос, поскользнулся и грохнулся на пол. И всё содержимое высыпалось на него.

— Апчхи! — от неожиданности расчихался Валентин.

— Ну всё, теперь у тебя волосы везде вырастут, — не удержался от шутливого комментария я.

Все засмеялись, а Валентин неожиданно вызверился:

— Слышь, придурок приютский, рот закрой!

Я взрослый человек в теле пацана, но даже меня столь грубый ответ на безобидную шутку выбесил, и я рявкнул в ответ:

— Свой прикрой, морда прыщеватая! А то сейчас вдобавок ещё вот эту хрень отбеливающую на тебя высыплю, будешь не просто везде волосатым, а волосатым блондином!

— Ах ты ж урод! — Валентин бросился на меня, но я подставил подножку, и он опять растянулся на полу.

— Отдохни, блондинчик!

— Что здесь происходит⁈ — в лабораторию вошел товарищ Форбрихер и теперь грозно смотрел на притихших практикантов.

— Это крыса приютская подножки расставляет! — наябедничал Валентин, — я упал и мазь рассыпал!

У меня аж челюсть от такой подставы отпала. Всё же не так совсем было!

Но аптекарь разбираться не стал и грозно велел:

— Капустин, отойдите от стола. Сдайте Елизавете реактивы и бегом за мной!

Пришлось подчиниться.

Провожаемый сочувственными взглядами остальных практикантов (и ни одна падла правду не сказала!) и злорадным взглядом прыщеватого Валентина, я отдал ступку с недоделанной мазью и пестик Лизоньке и вышел из лаборатории вслед за аптекарем.

Мда. Попал.

А всё же так хорошо начиналось.

В основном помещении аптеки, Форбрихер остановился и вперил грозный взгляд на меня, который, очевидно, должен был меня смутить.

Ну ладно. Я смутился, мне не трудно.

— Геннадий! — напыщенно начал читать нотацию аптекарь, — я думал, что вы, как никто другой, будете заинтересованы получить дополнительную специальность в аптечном деле!

Я покаянно вздохнул.

— Я давно наблюдаю за вами! — продолжил вещать Форбрихер, — У вас неплохой потенциал к работам по аналитической химии. И даже, скажу честно, я хотел дать вам рекомендацию, если бы вы решили поступать на провизора в училище. Но сейчас вы меня совершенно разочаровали! Мда-с, молодой человек, разочаровали вы меня, изрядно разочаровали! Вы же не только испортили дорогостоящие ингредиенты и попытались нарушить дисциплину, но и устроили безобразнейшую ссору с Валентином! А это, между прочим, сын нашего управляющего ВСЕРОКОЖСИНДИКАТом! Как вам не стыдно!

Он ещё что-то говорил, ругал, упрекал и обличал.

Появился Енох и насмешливо замерцал:

— Ну вот. Теперь будешь всегда крайним! Сейчас тебя этот аптекарь показательно накажет, чтобы остальным неповадно было. А Валентин увидит, что получилось, и теперь постоянно тебя травить будет.

Я зло зыркнул на Еноха. Но пришлось промолчать. Хотя сказать ему мне было что.

— И негоже безотцовщине, у которого и за спиной никого нету, вести себя так… — разошелся Форбрихер.

— У меня за спиной советское государство, — ляпнул я, зло сверкая глазами, — это уж получше всех ваших родственных кланов будет!

— Нет, ну вы посмотрите на него! — рассвирепел Форбрихер, окончательно потеряв самообладание, — я тут достучаться до него пытаюсь, а он хамит мне в ответ!

— Зря ты его доводишь, — скептически заметил Енох, который опять появился прямо передо мной, — у него эта толстая баба, на которую он почти час потратил, так ничего и не купила. Вот он теперь на тебе досаду и срывает. А ты, вместо того чтобы потерпеть, начал с ним спорить.

Так-то Енох был прав.

Поэтому дальнейшие обличения Форбрихера я прослушал молча, стараясь не морщиться.

К счастью, продолжалось это не столь долго, как я боялся.

Аптекарь, выплеснув раздражение на меня, подытожил свой воспитательный спич:

— Раз вы так себя ведете! И так позволяете себе разговаривать со старшими! Значит, нужно вас перевоспитывать! — заявил Форбрихер непреклонным голосом. — После выполнения работы задержитесь и возьмите у Елизаветы дополнительное задание. Я персонально для вас подготовлю. Будете оставаться после работы и выполнять их!

— Так может, лучше я в другой день приду? — попытался скорректировать график я, — мы же не каждый день занимаемся, всего дважды в неделю. Я могу в любой другой прийти и отработать.

— В том-то и суть наказания трудом, чтобы выполнять работу в неудобное для вас время, Геннадий. Если время будет комфортно, то какое же это наказание? — пожал плечами Форбрихер и отвернулся, молча, всё, разговор закончен.

Я вернулся на своё место и продолжил работу.

Валентин бросал на меня самодовольные взгляды и иногда тихо отпускал едкие замечания в мой адрес, крайне нелицеприятные, судя по смешкам остальных практикантов, что трудились в том углу.

Ладно, хорошо смеётся тот, кто смеётся последним.

После всего этого досадного происшествия я, чтобы унять раздражение (не только моральное, но и физическое), отправился к Изабелле. Наши с нею отношения были какими-то специфически-странными. Она, видимо, уже поняла, что ей возле меня ловить нечего и продолжала икать себе мужа по всем злачным заведениям города N. Иногда и я составлял ей компанию. В смысле не мужа искать, а кутить и предаваться разврату. С нею было весело. А в промежутках между поисками мужа и работой стенографисткой, Изабелла с удовольствием пускала меня к себе в кровать. Чем я и пользовался.

Вот и сейчас я, сразу после аптеки, отправился к ней на квартиру, благо время было ещё не столь позднее, и она ещё не успела накраситься боевой раскраской и свалить в ресторан или кафешантан.

Я неторопливо шел по улице и выслушивал претензии от Еноха:

— Зачем тебе эта Изабелла? — возмущенно мерцал он. — «Похоть же, зачав, рождает грех, а сделанный грех рождает смерть!».*