Рай — Техас! - Филлипс Сьюзен Элизабет - Страница 21

Но, черт возьми, где же она? С ее беспросветной наивностью и неуемным любопытством, она могла запросто влипнуть в какую-нибудь историю. По словам Уиллоу, никто не знал, каким способом она добралась до городка, но она добралась, получила расчет в офисе студии и исчезла. Ее чемоданчик остался валяться в багажнике. Вряд ли в нем находилось нечто такое, что подлежало бы уничтожению во имя светлого будущего человечества; скорее всего там хранилось ее элегантное бельишко. Когда там, в Чикаго, она штурмовала «тандерберд», он смог еще раз убедиться, что у нее отменный вкус к этим воздушным вещам.

Встав с шезлонга, он начал одеваться. Он не хотел, чтобы люди Теларозы думали, что у него неладно с головой, поэтому вместо роскошных «левисов» натянул «рэнглеры» и поверх простенькой голубой футболки надел черный хлопчатобумажный жилет, увенчав этот костюм неизменным стетсоном. Он уже привык к молчаливому присутствию Грейси, и ему не хотелось никуда выходить без нее, но он знал, что затворничество может довести его до нервного срыва. С легкой грустью он подошел к картине, изображающей балерину, раздвинул ее, потянув за края рамки, и сунул никелированный ключик в замок сейфа, вделанного в стену. Открыв сейф, он извлек из него голубую вельветовую коробочку и открыл ее ногтем большого пальца.

В ней лежал золотой перстень — награда за победу в борьбе за второй Суперкубок. Эмблема «Чикагских звезд» — три звезды на голубом фоне — рельефно прорисовывалась на его печатке. Звезды были отделаны мелкими бриллиантами, как и цифры, означавшие год игры. Перстень был массивным и сразу бросался в глаза — качество, обязательное для всех призов Суперкубка.

Бобби Том слегка поморщился, надевая перстень на безымянный палец правой руки. Он не любил подобные украшения на мужчинах, но сейчас его реакция была вызвана не оскорбленным эстетическим чувством, просто он вновь ощутил себя одиноким пловцом, выброшенным за борт океанского лайнера. Этот перстень напоминал ему о том, что лучшие дни его жизни остались в прошлом.

Но в Теларозе он был обязан носить его. Он знал, как много эта вещица значит для тех, кто живет здесь.

Он прошел в гостиную — к круглому столику с двумя креслами. Стол был покрыт скатертью в зеленую полоску с розовыми и лиловыми цветами. На нем стояли стеклянная ваза, наполненная сухими розовыми лепестками, мраморная статуэтка Купидона и китайский кувшин, разрисованный фиалками. Бобби Том наклонил кувшин и вытряхнул из него ключи от пикапа.

Поставив сосуд на место, он осмотрелся и не смог сдержать улыбки. Пастельные обои, кружевные занавески, прихваченные полосатыми бантами, пухлые ситцевые диваны и кресла, касающиеся оборками ковра, — всего этого было здесь через край и с горкой. Он еще раз сказал себе, что нельзя поручать затаившей обиду женщине украшать жилище мужчины.

Да, его подруга-декораторша потрудилась на совесть, хотя и уверяла потом, что старалась сдерживать себя. Он не стал ничего менять, но вместе с тем не хотел, чтобы кто-то отпускал за его спиной шутки, поэтому никому не разрешал фотографировать интерьер своего техасского жилища. И как это ни удивительно, очень любил здесь бывать. Он никому бы не признался, что какая-то дурацкая коробочка из-под конфет, выглядывающая из-под кружевной салфетки, проливает бальзам на его душу. Он провел столько времени в веселых мужских компаниях, что, приезжая сюда, чувствовал себя как на каникулах. К сожалению, каникулы кончались, как только он закрывал за собой входную дверь.

В просторном гараже, расположенном впритык к дому, стояли его «тандерберд» и черный «шеви-пикап». Пространство над гаражом он обратил в небольшой гимнастический зал, выкроив рядом с ним комнатку для неожиданных визитеров. Одна пожилая пара из городка присматривала за его жилищем в его отсутствие, а отсутствовал он большую часть времени. И все же он любил это место больше всякого другого на Земле.

Дорожка, посыпанная гравием, привела его пикап к шоссе. Отсюда была хорошо видна часть взлетной полосы, которую он проложил на дополнительно прикупленном участке земли, расположенном по другую сторону дороги. «Барон» уже находился там — в небольшом ангаре, скрытом за купой деревьев.

Пропустив грузовик, кузов которого был забит свиньями, Бобби Том выехал на асфальт. Ему вспомнились летние вечера, когда он с друзьями совершал по этому шоссе пробежки, заканчивавшиеся интенсивным приемом алкоголя. Они добегали до Ллано, где напивались, и его исправно выворачивало наизнанку. К семнадцати годам он установил, что его желудок не переносит крепких напитков, и с тех пор пил только вино.

Он вспомнил о Терри Джо Дрисколл, своей первой подружке. Она вышла замуж за Бадди Бейнза. Бадди был лучшим другом Бобби Тома, когда они учились в школе. Но Бобби Том продвинулся в этом мире, а Бадди — нет.

Он подъехал к въезду в городок и увидел памятный знак у дороги, который был установлен в тот год, когда Бобби Том был назван игроком всеамериканского значения:

Шли разговоры о том, чтобы убрать его имя со знака, когда он подписался играть в «Чикагских звездах». Горожанам было обидно наблюдать, как их любимец порхает по стадионам страны, забывая заехать в Даллас. Каждый раз, когда его контракт со «Звездами» подходил к концу, ему звонили многие видные граждане Теларозы, призывая блудного сына вспомнить о своих корнях. Но он любил играть в Чикаго, особенно после того как тренером команды стал Дэн Кэйлбоу и «Звезды» стали хорошо платить ему за то, что он превратился в янки.

Он проехал поворот на проселок, который вел к небольшой группе особняков, в одном из которых жила его мать. Этим вечером ее не было дома — она заседала на собрании Совета по образованию, но они договорились, что увидятся как-нибудь в конце недели. Ему казалось, что его мать притерпелась к смерти отца. Ее избрали президентом Совета по образованию Теларозы, и она с головой окунулась в общественную работу. Однако в последнее время она все чаще стала советоваться с ним по разным незначительным поводам: нужно ли отремонтировать крышу, или куда отправиться отдыхать. Он очень любил ее и мог бы сделать для нее что угодно, но его начала беспокоить ее растущая зависимость от него.

Он пересек железную дорогу и свернул на Мэйн-стрит. Рекламный щит на шатре кинотеатра «Палас», извещающий о Хэвенфесте, напомнил ему о том, что он давно собирался обзвонить своих друзей и пригласить их сюда на соревнования по гольфу. Пока же, для успокоения Лютера, он называл ему предполагаемых гостей из головы.

Пекарня закрылась, но «Уютная кухня Бобби Тома» работала, как прежде, вкупе с «Быстрой мойкой и чисткой машин от Бобби Тома». Почти все мелкие предприятия и заведения Теларозы носили его имя. Казалось, местные предприниматели понятия не имели о лицензионных соглашениях. В Чикаго местный бизнес платил ему больше миллиона долларов в год за право упомянуть Бобби Тома Дэнтона в своих рекламных проспектах, но граждане Теларозы пользовались его именем бесплатно, и совесть их была абсолютно спокойна.

Случись такое где-нибудь в другом месте, он мог бы без труда положить этому конец — но это была Телароза! Ее граждане считали его своей собственностью и знать не хотели ни о каких разрешениях.

Света в «Гараже Бадди» не было видно, поэтому он покатил прямо к небольшому деревянному домику, где жил его давний, друг. Едва он съехал на подъездную дорожку, как дверь дома открылась, и Терри Джо Дрисколл Бейнз выбежала встречать его:

— Хэллоу, Бобби Том!

Он улыбнулся ей из машины. Она заметно пополнела. Родив двух детей, Терри утратила фигуру, но в его глазах она оставалась одной из самых красивых девушек Теларозы.

Он выпрыгнул из пикапа и легонько сжал ее за плечи:

— Привет, дорогуша. Ты выглядишь все так же великолепно.

Она хлопнула его по груди: