Жизнь, Вселенная и все остальное - Адамс Дуглас Ноэль - Страница 10

По-прежнему ничто не шевелилось.

И тишина без конца.

На Зете Прутивнобендзы целые дни подобной бездвижности случались очень часто, и этот обещал ничем не отличаться от прочих.

Спустя четырнадцать часов солнце хмуро опустилось за противоположный горизонт с чувством зазря потраченного труда.

А спустя еще несколько часов вылезло вновь, расправило плечи и опять принялось карабкаться вверх по небу.

Однако на сей раз внизу что-то происходило. Какой-то матрасс только что повстречался с каким-то роботом.

— Здравствуйте, робот, — поздоровался матрасс.

— Фгм, — произнес робот и вернулся к своему занятию, а именно очень медленному хождению по очень маленькому кругу.

— Вам весело? — спросил матрасс.

Робот, остановившись, уставился на матрасса. С большим ехидством. Однако матрасс попался какой-то уж очень глупый и лишь воззрился на него в ответ круглыми глазами.

Досчитав про себя до десяти значительных десятеричных концептов (то есть отмерив паузу, призванную выразить общее презрение ко всем матрассам и самой идее матрассности), робот вновь принялся описывать миниатюрные круги.

— Мы могли бы побеседовать, — сказал матрасе, — хотите?

Матрасс был крупный, по-видимому, один из лучших в своем роде. В наше время мало что производится на фабриках, поскольку в бесконечно огромной Вселенной — например, в нашей — большинство вещей и предметов, какие только может вообразить человек (а также масса абсолютно невообразимых), где-нибудь да произрастает само.

Недавно был открыт лес, где почти все деревья в качестве плодов дают отвертки с храповиком. Жизненный цикл отвертки с храповиком весьма занятен. После сбора ее следует положить в темный пыльный ящик и не трогать много лет. Затем однажды ночью она внезапно созревает, отбрасывает внешнюю оболочку, которая рассыпается в прах, и выходит на свет божий в обличье крайне загадочного маленького металлического предмета с фланцами с обоих концов, чем-то вроде дырки под винт и чем-то вроде гребешка. Когда ее находят, то выкидывают на помойку. Никто не знает, что за радость находит отвертка в подобной жизни. Вероятно, природа — в своей безмерной мудрости — работает над этим.

Также никому не известно, что за радость находят в своем образе жизни матрассы. Это крупные, благодушные, чехольно-пружинные существа, живущие тихой, уединенной жизнью в болотах Зеты Прутивнобендзы. Многие их них попадаются в силки охотников, после чего их убивают, высушивают, экспортируют и кладут на кровати, чтобы люди на них спали. Ни одного матрасса это, по-видимому, не удручает. Всех их зовут одинаково — Зем.

— Нет, — заявил Марвин.

— Я — Зем, — представился матрасс. — Мы могли бы перекинуться словечком о погоде.

Марвин отвлекся от своего утомительного кругового обхода.

— Роса, — заметил он, — выпала сегодня на растительность с редкостно отвратительным хлюпающим звуком.

И вновь зашагал. По-видимому, это словесное излияние вдохновило его на новый взлет к высотам уныния и отчаяния. Он упорно работал суставами. Будь у него зубы, он скрипел бы ими. Но зубы ему не требовались. Все было ясно из самой его походки.

Матрасс флепал вокруг него. Глагол «флепать» обозначает действие, посильное лишь живым матрассам на болоте, чем и объясняется малораспространенность этого слова. Он флепал сочувственно, активно колыша при этом воду. Гладь болота украсилась очаровательными пузырьками. Робкий солнечный луч, случайно пробившийся сквозь туман, высветил синие и белые полоски на шкуре матрасса, чем немало его напугал.

Марвин шагал.

— Видимо, вы поглощены размышлениями, — плучительно сказал матрасс.

— Глубже, чем вы можете вообразить, — процедил Марвин. — Мощность моей мыслительной деятельности на всех ее уровнях и во всех ее аспектах столь же безгранична, как бескрайние просторы самой Вселенной. И только мощность моего блока счастья подкачала.

Хлюп, хлюп — шагал он по болоту.

— Мощность моего блока счастья, — пояснил он, — можно уместить в спичечный коробок. Не вынимая спичек.

Матрасс момнухнул. Это звук, который издают живые матрассы в своей естественной среде обитания, приняв близко к сердцу чью-то повесть о жизненной драме. Другое значение этого слова (согласно «Ультраполному Максимегалонскому словарю всех возможных языков и наречий») — это звук, который вырвался у Его Светлости лорда Соньвальтяпа Пустецийского, когда до него дошло, что он второй год подряд позабыл о дне рождения своей жены. Поскольку в истории был лишь один Его Светлость лорд Соньвальтяп Пустецийский, да и тот умер холостяком, слово употребляется лишь в отрицательном или в гипотетическом смысле. Ширится мнение, что «Максимегалонский словарь» не заслуживает целого полка грузовиков, который используется для транспортировки его микрофильмированной версии. Как ни странно, за пределами словаря осталось слово «плучительно», означающее просто-напросто «с плучительностью».

Матрасс момнухнул еще раз.

— Осмелюсь заметить, что ваши диоды полны глубокой печали, — влючал он (чтобы узнать значение слова «влючать», купите либо трактат «Речь жителей болот Прутивнобендзы» — имеется на любом складе уцененных книг, либо «Максимегалонский словарь», чем страшно порадуете университет, вынужденный отводить под его хранение свою драгоценную автостоянку), — и это меня очень огорчает. Попытайтесь взять пример с нас, матрассов. Мы живем тихой, уединенной жизнью на болоте, радостно флепаем и влючим, а на сырость смотрим плучительными глазами. Некоторые из нас гибнут от рук охотников, но, поскольку всех нас зовут Земами, утраты проходят незамеченными, и момнуханье таким образом остается минимальным. Почему вы ходите кругами?

— Потому что у меня нога завязла, — сказал Марвин без обиняков.

— На мой взгляд, — сказал матрасс, сочувственно рассматривая вышеуказанную конечность, — это не такая уж замечательная нога.

— Вы правы, — сказал Марвин.

— Ву-ун, — заметил матрасс.

— Что я и ожидал услышать, — продолжил Марвин, — а также я ожидаю узнать, что идея робота с искусственной ногой вас немало забавляет. Можете рассказать это вместо анекдота своим друзьям Зему и Зему при первой же встрече — они животики надорвут, если я их знаю. (Естественно, я не знаю их лично, но я знаю природу всех органических живых существ, и гораздо более досконально, чем хотел бы.) Ха! О, жизнь моя — жестянка, жестянка на червячном ходу!

И снова побрел вокруг своей тонкой стальной ноги-протеза, которая вращалась в грязи, но никак не поддавалась.

— Но зачем вы все ходите и ходите кругами? — спросил матрасс.

— Выражаю свою позицию, — процедил Марвин, не переставая описывать круг за кругом.

— Считайте, что вы ее уже выразили, мой дорогой друг, — флюрбнул матрасс, — считайте, что вы ее уже выразили.

— Еще миллион лет, — заявил Марвин, — еще миллиончик. Тогда я попробую ходить задом наперед. Из чистой любви к переменам, сами понимаете.

Всеми фибрами своего пружинного сознания матрасс чувствовал, что робот горячо мечтает, чтобы его спросили, давно ли он совершает это бесплодное и бессмысленное топтание. Что матрасс и сделал, испустив еще одно легкое флюпчание.

— О, сущие пустяки. Примерно одну целую и пять десятых миллиона единиц времени. Около того, — сказал Марвин надменно. — Ну же, спросите, не бывает ли мне скучно.

Матрасс спросил.

Марвин не удостоил его ответа и лишь с усиленной демонстративностью заработал суставами.

— Однажды мне довелось произнести речь, — сказал он внезапно, как бы безо всякой связи с предыдущим. — Возможно, до вас не сразу дойдет, что именно навело меня на это воспоминание, — таков уж мой мозг. Скорость его функционирования феноменальна. Если грубо округлить параметры, я в тридцать биллионов раз интеллектуальнее вас. Для примера — задумайте число, любое число.

— Э-э, пять, — сказал матрасс.

— Неверно, — пробурчал Марвин. — Вот видите?

Это произвело на матрасса весьма сильное впечатление. Он осознал, что удостоился знакомства с носителем незаурядного ума. Матрасс зауйломикал с головы до пят, отчего гладь мелкой, заросшей ряской протоки подернулась восторженной рябью.