Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Помечтай немножко - Филлипс Сьюзен Элизабет - Страница 33


33
Изменить размер шрифта:

Искушение было таким сильным, что она, испугавшись его, принялась на всякий случай заново убеждать себя, что ей нельзя рассчитывать ни на кого, кроме себя самой.

— Ты просто душка, — осклабилась Рэчел, полная решимости разозлить Боннера и поставить между ним и собой такой барьер, который Гейб не смог бы преодолеть.

Гейба, однако, нисколько не разозлили ни ее слова, ни ее интонация.

— Я правду говорю, — сказал он.

— Ну, спасибо тебе, — снова пошла в атаку Рэчел. — Кого ты пытаешься обмануть? После случившегося с твоей семьей у тебя внутри такое творится, что ты даже себе помочь не в состоянии. Так что уж лучше оставь меня в покое.

Сказав это, Рэчел внутренне похолодела. Как она могла произнести такие слова? Ведь она вовсе не хотела быть жестокой… В душе у нее невольно возникла неприязнь к грубой, острой на язык и безжалостной в выражениях женщине, в которую она превратилась.

Гейб ничего не ответил. Не говоря ни слова, он повернулся и пошел прочь.

Рэчел прекрасно понимала: какие бы чувства ни обуревали ее, они не могли служить оправданием тому, что она сделала. Сунув руки в карманы халата, она торопливо засеменила следом за Гейбом на кухню.

— Прости меня, Гейб. Я не должна была делать тебе больно.

— Ладно, забудь об этом. — Боннер резким движением схватил с кухонной стойки свои ключи. — Одевайся. Я отвезу тебя домой.

— Я вовсе не хочу быть стервой, — снова заговорила Рэчел, подойдя чуть поближе. — Ты вдруг повел себя по-людски, и мне не следовало на тебя набрасываться. Мне в самом деле очень жаль.

Боннер ничего не ответил. Звякнул звонок сушилки. Рэчел поняла, что ей нечего больше добавить к сказанному.

Было ясно только одно: Гейб либо примет ее извинения, либо отвергнет их.

Вернувшись в комнату-прачечную, Рэчел извлекла из сушилки розовое платье. Оно ужасно измялось, но надеть ей было больше нечего, и она, прикрыв дверь, выскользнула из халата Гейба. Не успела она просунуть голову в вырез ворота, как дверь открылась и вошел Гейб.

Вид у него был мрачный и враждебный: нахмуренные брови, плотно сжатые губы, руки, глубоко засунутые в карманы джинсов.

— Я только хотел прояснить одну вещь, — сказал он. — Я не нуждаюсь ни в чьей жалости, а уж в твоей и подавно.

Рэчел опустила глаза и уставилась на пуговицы — это было легче, чем смотреть Гейбу в глаза. Затем она принялась застегивать их.

— Я вовсе тебя не жалею, — сказала она. — Тебя невозможно жалеть. Ты для этого слишком самостоятельный и независимый. Но я знаю, что ты потерял жену и сына, и от этого мне очень плохо.

Гейб промолчал, но, осторожно взглянув на него, Рэчел увидела, что он немного расслабился. Он вынул руки из карманов. Глаза Гейба скользнули по ее груди, и Рэчел поймала себя на том, что ее пальцы, застегивавшие очередную пуговицу платья, застыли. Сделав над собой усилие, она пропихнула пуговицу в петлю.

— Что ты имела в виду, когда сказала, что Этан меня опекает?

— Ничего. Просто в очередной раз язык у меня сработал быстрее, чем мозги.

— Ради Бога, Рэчел, ты хоть раз можешь хотя бы попытаться говорить со мной прямо?! — в сердцах воскликнул Гейб и зашагал прочь.

Рэчел нахмурилась. При желании Гейб Боннер мог быть весьма проницательным и цепким, словно колючая проволока. Покончив наконец с пуговицами платья, она пошла за Гейбом на кухню. Войдя туда, Рэчел увидела, как он напялил на голову бейсболку и принялся надевать свои солнцезащитные очки, забыв, по всей видимости, что на улице моросил мелкий дождик.

Она подошла к нему так близко, что подол ее платья коснулся его ног. Рэчел едва удержалась от искушения обвить рукой его талию.

— Люди говорят с тобой так, словно боятся, что ты вот-вот распадешься на мелкие кусочки, — сказала она. — Я не думаю, что тебе это на пользу. Это мешает человеку идти по жизни вперед. Ты сильный человек. Это нужно помнить всем, включая тебя самого.

— Сильный! — Гейб содрал с себя очки и швырнул их на стойку. Следом за ними туда же полетела и бейсболка, которая, скользнув по поверхности, упала на пол. — Ты понятия не имеешь, о чем говоришь.

— Еще как имею, — стояла на своем Рэчел. — Ты в самом деле сильный, Гейб.

— Не путай меня с собой!

С силой вколачивая каблуки в мраморный пол, Боннер обошел Рэчел и зашагал в сторону гостиной.

Рэчел слишком часто оказывалась один на один со своей болью и знала, каково это. Поэтому она и помыслить не могла о том, чтобы оставить Гейба одного. Войдя в комнату следом за ним, она обнаружила, что в ней никого нет, но раздвижные двери на балкон открыты. Подойдя к ним, она увидела Гейба, стоящего на балконе и судорожно вцепившегося в поручень балюстрады. Он смотрел вдаль, на гору Страданий.

Дождь к этому времени заметно усилился, но Гейб, казалось, не замечал падающих сверху струй. Капли блестели у него в волосах, футболка потемнела, пропитавшись влагой. Никогда еще Рэчел не доводилось видеть никого, кто выглядел бы так одиноко. Помедлив немного, она шагнула к нему, под дождь.

Казалось, он не слышал, как она подошла, и потому Рэчел слегка вздрогнула от неожиданности, когда Гейб без всякого предупреждения заговорил:

— Я постоянно держу рядом с кроватью револьвер, Рэчел. И я делаю это отнюдь не для самозащиты.

— О, Гейб…

Рэчел нестерпимо хотелось дотронуться до него, попытаться утешить, но Гейб Боннер был словно окружен какой-то невидимой стеной, сквозь которую она не могла проникнуть. Подойдя к нему совсем близко, она тоже положила руки на перила.

— И тебе совсем не становится легче?

— Одно время вроде бы стало полегче. Но тут появилась ты.

— И от этого все усложнилось?

Гейб заколебался.

— Теперь я уже не знаю, — сказал он наконец. — Но с твоим появлением многое изменилось.

— И тебе это не нравится.

— Боюсь, все обстоит наоборот: мне это слишком нравится. — Гейб наконец повернулся к Рэчел. — Вообще-то у меня такое впечатление, что за последние пару недель я стал чувствовать себя лучше. Ты оказалась довольно сильным отвлекающим фактором.

— Ну что ж, я рада, — слабо улыбнулась Рэчел.

Гейб нахмурился, но было видно, что он вовсе не сердится.

— Я ведь не сказал, что ты была отвлекающим фактором со знаком плюс. Ты была просто отвлекающим фактором.

— Я понимаю. — Платье Рэчел снова намокло, но холода она почему-то не чувствовала. Впрочем, в любом случае на балконе было теплее, чем в доме, где на всю мощь работали кондиционеры.

— Я все время по ней скучаю. — Глаза Гейба впились в лицо Рэчел, голос его стал более глубоким и хриплым. — Почему же тогда я так тебя хочу, что у меня все болит?

Одновременно с его словами откуда-то издали донесся рокот громового раската. Рэчел вздрогнула.

— Я думаю… Я думаю, нас тянет друг к другу от отчаяния, — сказала она.

— Я ничего не могу тебе дать, кроме секса, — пробормотал Гейб.

— Может, именно это мне от тебя и нужно.

— Не может быть.

— Мне лучше знать, что может, а чего не может быть.

Не в силах больше сопротивляться искушению, Рэчел отвернулась от Гейба и отошла от него как можно дальше, к противоположному концу балкона. Тучи на небе заметно сгустились, на горы опустился туман.

— Из меня вытравили все женское, Гейб, — снова заговорила Рэчел после долгой паузы. — В первую брачную ночь муж прочитал мне лекцию о том, что мое тело — сосуд Божий и что он постарается тревожить его как можно реже.

Уложив меня в постель, он ни разу не дотронулся до моей груди и вообще не ласкал, а просто взял и вошел в меня.

Мне было ужасно больно, и я начала плакать, и чем больше плакала, тем счастливее он становился, потому что слезы были доказательством моей добродетели, свидетельством того, что меня в отличие от него не интересуют плотские утехи. Но это было не так. Меня, сколько я себя помню, всегда очень интересовал секс. Так что не надо мне рассказывать, чего я хочу, а чего не хочу.

— Ладно, не буду.