Белый шаман (СИ) - Лифановский Дмитрий - Страница 40

— С полицией нормально все. Разобрались. Да и не пришел бы я к Вам по такому поводу.

— Тогда с чем пожаловал?

Я делаю глубокий вдох и как в омут головой:

— Голод! Тиф! Холера! Осенью начнется. Про неурожай знаете?

И словно не было передо мной только что совершенно разбитого страдающего от кучи болячек человека. Стальная пружина, не человек! Отец Федор перекрестился твердой рукой и вперил в меня тяжелый взгляд, навалившись локтями на разделявшую нас столешницу:

— Говори! Все говори! Откуда знаешь⁈ Почему ко мне пришел⁈

А может старик! Даже на меня жути нагнал! Знаете, тусклый свет из небольшого оконца, лихорадочно горящие глаза на бледном лице, спертый воздух. Вспомнились пересмотренные когда-то исторические фильмы о застенках Скуратова и Ромодановского. Да, нет! Чушь! Не то сейчас время.

— Откуда знаю, не скажу. Считайте, видения были. Дело Ваше верить им или нет, — ну не говорить же, что вспомнил я об этом, когда разговорился ночью в камере с Кузьмой. Мужичок посетовал, что прошлый год неурожайный был, а этот и того хуже будет. Ну, а о голоде 1891−92, наверное, все слышали в мое время. Я- так точно. А что мне еще делать было в больнице, когда еще при уме был. Смотрел ролики по ютубу, да читал кое-что. Все обо всем. Только вот в памяти не все отложилось, что-то забылось, что-то не заинтересовало. А тут, как озарение.

— Говори. Про неурожай знаю. Про мор говори.

— Да нечего сказать больше, — пожимаю я плечами, — А что мор? Голод начнется, люди пойдут пропитание искать. И потащат за собой тиф с холерой. А к Вам пришел, потому что Вы с купцами связаны, влияние имеете, сам от Жернакова слышал. Да и возможностей у церкви больше. Закупите на то золото, что Вам оставил зерно, отправьте на Урал, в Поволжье, там само худо будет. Надо денег- еще дам. Рублей нет, а украшения всякие еще есть. Отдам, не жалко.

— Почему у служки деньги не взял⁈ — этого вопроса я не ожидал.

— Не люблю должным быть.

— Гордый. Гордыня — грех! Молитвы знаешь?

— Откуда? — развожу руками.

— Выучишь! — командует отец Федор, — Отче наш и Символ веры знать обязан! В православной стране живешь, сам в православии крещенный, коль не врешь! — смотрит на меня вопросительно.

— А зачем мне? — пожимаю плечами.

— Да, — соглашается старик, — Тебе незачем, — он лезет в стол и вытаскивает несколько купюр, — На! Здесь пятьсот. Не в долг. Считай, украшения выкупил твои.

— Не правильно это, — пытаюсь отказаться, хотя деньги на дорогу не помешают.

— То мне решать, — он строго смотрит мне в глаза, и я решаю не спорить, — С купцами переговорю, пусть мошной потрясут. Да и крестьяне наши в стороне не останутся. Есть у них запасы. Точно знаю что есть. Макарию сообщу, пусть с губернатором обсудят вспомоществования от нашей губернии. Поторопиться надо, пока навигация не остановилась. Золото- то, как посчитаешь нужным. Отказываться не буду. На богоугодное дело пойдет.

— Золото утром принесу. А за деньги спасибо. В долг беру. Отдам потом. Сказал бы точно когда, но уезжаю. Не знаю, в какой срок вернусь.

Батюшка осуждающе покачал головой. Вот же гордец упрямый! Но больше эту тему не поднимал:

— Еще что-то хотел?

— Да все вроде, из-за видения и заходил. Просто кроме Вас и не знал к кому обратиться. Кто бы мне поверил?

­– А я, значит, поверю? — усмехается он, ­– Правильно, обратился. Хороший ты человек, Митрий. А вот Бога нет в тебе. Не спорь! Вижу я! Молиться за тебя буду! Все иди. Устал я. А ты мне задачу поставил едва по силам. Стар я уже. Умру скоро.

— Отец Федор, — смотрю на этого сильного, чистого душой человека, — Давайте помогу. Подлечу.

— Ты что⁈ Волошбой своей премерзостнейшей в храме божьем заняться решил⁈ — сверкает он на меня глазами. Не, ну, правда, силен дядька! Прям, чувствую, как давит. Есть в нем энергетика! Точно есть! Мощным псионом, наверное, мог бы стать, если бы кто вовремя выявил способности, да за обучение взялся.

— Вы же в Томск на пароходе плавали? — сбиваю его с толку своим вопросом.

— Это тут причем?

— Так тоже, пади, волошба богомерзкая. Дым идет, огонь горит, корабль сам плывет, без парусов и ветра.

— То сила пара, явление природное.

— У меня тоже сила от природы. Нет в ней ничего сверхъестественного. Просто неизученная еще. И в Вас эта сила есть.

— Откуда тебе, ученику шаманскому то знать, — креститься он.

— А меня этому и не шаман учил. Сам знал. Откуда не знаю. Очнулся в тайге таким.

Батюшка задумался, глядя в стену. Наконец, придя к какому-то решению, тряхнул бородой.

— Нет. Спасибо. Но нет. Не готов я душой бессмертной рискнуть, — и снова давай креститься. Как попугай повторяю за ним. Вот же фанатик упрямый! Но это его решение, насильно мил не будешь. Пожимаю плечами:

— Тогда пошел я, Ваше Высокопреподобие?

Он молчит, задумавшись. Жду и я. Неудобно как-то без разрешения уходить. Это не полицейские, батюшка мне нравится. Наконец старик отмирает и лезет в тот же ящик стола, откуда доставал деньги. На столе появляется перстень. Тот самый, что пытался укатиться от меня, когда я украшения отдавал.

— Откуда он у тебя? Знаешь, чей герб?

Беру печатку со стола. В прошлый раз как-то и не присматривался. Зачем? Кольцо и кольцо. Сейчас пришлось приглядеться. И что так могло заинтересовать батюшку? Золотая массивная гайка. На печатке герб с разделённым горизонтально на два поля щитом. Верхнее с вылетающим орлом, нижнее с восьмью маленькими крестиками и по центру пятилистный цветок из бриллиантов. Красиво сделано, даже мне, далекому от ювелирного искусства человеку, чувствуется рука мастера. Над щитом корона. Графская. На моем… Тьфу на гербе Строганова такая же. Виски простреливает болью. В глазах темнеет. Как не вовремя!

'– Димка! — я уже сбежал по ступенькам дворца в сумрак парка, как услышал со спины окрик, — Димка! Стой! Подожди!

Оборачиваюсь. Лешка! Бестужев! Дружок мой еще с курсантских времен! Кого-кого, а его не ожидал тут увидеть.

­ — Здоров, чертяка! Ты какими судьбами здесь⁈ Я слышал, на четвертом Альбионе воюешь!

— Отозвали! «Белых медведей» под командование дают! Поздравляй генерал-майора!

— Поздравляю! Лешка! Рад за тебя! Сам как? Не женился?

— Куда там! — он с беззаботной улыбкой машет рукой, ­– Сам знаешь, служба, гарнизоны, командировки. Не до того. А ты? Ты же в разведку вроде хотел податься после выпуска. А смотрю в гвардии! Полковник! Да еще и с Алмазной звездой! Обошел! Обошел! Поздравляю!

Настроение итак не ахти, падает еще сильней.

— Не с чем, Леш. К Звезде, «Черной радугой» наградил этот, — едва сдерживаюсь, чтобы не высказать все, что думаю о нашем монархе.

— Димка, ты об Императоре говоришь.

— Это отец его Императором был. А этот… Ай, сам увидишь. Держись подальше отсюда, Леха. Двор нынче не то место, где людям чести рады будут. А меня за что, тебе и так расскажут. Извини, друг. Пора мне, — я трусливо разворачиваюсь и срываюсь быстрым шагом в темноту. Тяжело мертвецу разговаривать с живыми.

— Дмитрий! Дмитрий! ­Дима! — кричит мне вслед старый друг, но я не оборачиваюсь. Не хочу. И не могу…'

­– Митрий! Дима! ­– в глазах светлеет, вижу перед собой обеспокоенное бледное лицо отца Федора, — Что с тобой⁈

— Простите, батюшка, — криво, сквозь силу улыбаюсь, чувствуя, как по вискам и спине стекает холодный пот. Так вот что за Ледяные великаны из легенд! Снежные медведи! Штурмовики Императора! Значит, за герцогом отправили Алешку! — Подурнело что-то, ­– успокаиваю отца Федора, — В тюрьме не выспался, ­ — трясу головой и опрокидываю в себя стакан с водой, любезно поданный священником.

— Приляг! — командует он, показывая на маленький диванчик у стены, — Сейчас Олимпиаду позову.

— Не надо. Лучше мне, — отказываюсь. Хочется как можно быстрее оказаться на улице, вдохнуть свежий воздух, ­­– А за кольцо не переживайте. Друга моего колечко. Умер он. Давно умер. Не спросит никто за это золото. Пойду я. Мне еще к казакам зайти надо. Простите, что потревожил. Не к кому больше идти было.