В основном безвредна - Адамс Дуглас Ноэль - Страница 13

Нучтоещетамский болотный кабан отцепился от толстяка и с удивленным видом поплелся в угол, где и остался, поджав хвост и вопросительно наклонив морду. Похоже, он вывихнул себе челюсть. Кабан тихонько повизгивал, стуча по полу хвостом. Толстяк с чемоданом Артура сидел у двери и, чертыхаясь, пытался остановить кровь из укушенного бедра. Одежда его насквозь промокла от дождя.

Артур смотрел на кабана, не зная, что делать дальше. Кабан все так же вопросительно смотрел на него. Зверь попытался подойти поближе, жалобно повизгивая, потом с опаской пошевелил челюстью. Внезапно он рванулся к бедру Артура, но вывихнутая челюсть не дала ему вцепиться как положено, и он с отчаянным визгом рухнул на пол. Толстяк вскочил на ноги, схватил дубину, размозжил кабану череп и, отдуваясь, прислонился к стене.

Из месива, оставшегося от головы нучтоещетамского болотного кабана на Артура с укоризной смотрел одинокий глаз.

– Как по-вашему, что он хотел сказать? – неуверенно спросил Артур.

– Да ерунда, – буркнул толстяк. – По-ихнему это дружеское приветствие. А это наша ответная любезность, – добавил он, помахав в воздухе дубиной.

– Когда будет ближайший рейс? – спросил Артур.

– Я так понял, вы только что прилетели, – заметил толстяк.

– Да. Но я и собирался-то ненадолго. Хотел только убедиться, то ли это место. Извините.

– Не туда, значит, попали? – ворчливо спросил толстяк. – Чудное дело, только эту фразу от всех и слышишь. – Он окинул останки болотного кабана взглядом, полным древней ненависти.

– О нет, – торопливо сказал Артур. – Планета та самая. – Он поднял с кровати отсыревший буклет и сунул в карман. – Все в порядке, спасибо. Я возьму это. – Он забрал у толстяка свой чемодан, подошел к двери и выглянул в дождливую ночь. – Все верно, планета та самая, – повторил он. – Планета та. Только вот Вселенная другая.

Когда он возвращался в космопорт, над его головой пролетела одинокая птица.

8

Форд всю жизнь следовал своему собственному кодексу чести. Конечно, не Зарквон весть какому, зато своему, и Форд старался по возможности хранить ему верность. Одно из правил этого кодекса гласило: никогда не плати за выпивку из своего кармана. Он затруднялся сказать, относится ли это к понятию «честь», но все равно следовал этому правилу. Кроме того, он решительно выступал против любых проявлений жестокости по отношению к любым животным – делая исключение только для гусей. И наконец, он никогда и ничего не крал у своих работодателей.

Если только это можно назвать кражей.

Когда финансовый директор при виде расходов Форда не начинал задыхаться от ярости и не объявлял тревогу по всему зданию издательства с перекрыванием всех входов-выходов. Форд начинал подозревать, что теряет квалификацию. Но и разве это кража? Кража – это кусать руку, которая тебя кормит. Присасываться к ней, даже теребить ее губами – в рамках приличия. Но кусать ее нельзя. Особенно такую руку, как «Путеводитель». «Путеводитель» – это святое.

Но теперь, думал Форд, пробираясь по лабиринтам коридоров, пришла пора переоценки ценностей. Сами виноваты. Только посмотрите: ничего, кроме серых перегородок и кабинетов. Во всем доме не слышно ничего, кроме жужжания пчел трудовых. За окнами на улице горожане с увлечением играют в «казаки-разбойники», а в здании никто даже не осмеливался запулить вдоль по коридору мячом или прогуляться до ксерокса в купальнике непристойной расцветки.

«Инфин-Идио энтерпрайзис»!» – фыркнул про себя Форд. Дверь за дверью открывались перед ним как по мановению волшебной палочки. Лифты с радостью опускали или поднимали его туда, куда ему не полагалось попадать. Форд выбрал по возможности самый длинный и запутанный путь, постепенно опускаясь вниз. Его маленький счастливый кибер позаботился обо всем, захлестывая охранные системы волнами безоблачного счастья.

Форд подумал, что роботу негоже оставаться безымянным, и решил назвать его Эмили Сандерс в честь одной девушки, о которой сохранил самые лучшие воспоминания. Потом он подумал, что имя Эмили Сандерс применительно к роботу-охраннику звучит слишком абсурдно, и решил назвать его Колином в честь собачки Эмили.

Форд уже довольно далеко углубился в дебри здания, в ту его часть, где ему еще не приходилось бывать, в зону усиленной охраны. Охранники, которых он миновал, бросали на него все более удивленные взгляды. На таком уровне охраны их даже нельзя было назвать людьми. Теперь они делали только то, что требовалось от них уставом. Возвращаясь вечером домой, они снова становились людьми, и когда их детки, глядя на них своими невинными лучистыми глазками, спрашивали: «Папа, а что ты сегодня делал?» – те отвечали только: «Я нес охранную службу» – и ни слова больше.

Истина заключалась в том, что во все времена за лучезарным, душа-нараспашку фасадом, который «Путеводитель» выставляет напоказ, исподтишка творились и творятся самые мутные дела.

Вернее, таков был фасад, который «Путеводитель» выставлял напоказ, пока эта банда из «Инфин-Идио энтерпрайзис» не превратила его в обитель серой тоски. Во все времена светлое здание опиралось на фундамент темных сделок, не совсем законных афер и прочих нечистоплотных делишек. А обделывались они в охраняемых как зеница ока отделах исследований и обработки информации.

Примерно каждые пять лет «Путеводитель» перемещал все свои операции – и, соответственно, здания – на новую планету. По мере того как «Путеводитель» пускал корни в местную культуру и экономику, все вокруг улыбались и аплодировали: это обеспечивало занятость, придавало блеск и разнообразило жизнь. Но тут оказывалось, что налоговые отчисления, на которые рассчитывали местные власти, тоже им улыбнулись.

Когда же «Путеводитель» исчезал, прихватив с собой здание, поневоле напрашивалось сравнение с татем в нощи. И вполне справедливое. Обыкновенно его бегство имело место в предрассветные часы, и с наступлением дня местным оставалось только подсчитывать убытки и потери. Целые культуры и экономические системы рушились в течение одной-двух недель, некогда процветающие планеты пребывали в шоке и разрухе. И все-таки им оставалось на память ощущение причастности к чему-то грандиозному.

«Оперативные работники» озадаченно косились на Форда, который бодро шествовал к самой святая святых здания, но успокаивались при виде Колина, который прокладывал дорогу силой своего упоения.

Где-то в других частях здания робко начали подавать голос сирены. Возможно, Ванн Харла уже обнаружили, что могло создать некоторые сложности. Форд надеялся, что успеет сунуть «Идент-и-Прост» обратно ему в карман до того, как тот очухается. Ладно, эту проблему можно отложить на потом, хотя в настоящий момент Форд и не представлял себе, как будет ее решать: всякому овощу свое время. Пока что, где бы они с Колином ни появлялись, их всюду окружали кокон светлой радости и, что существеннее, доброжелательные лифты и гостеприимные двери.

Форд даже начал насвистывать. Ох, зря он так распустился. Свистунов не любят, а особенно их не любят божества, управляющие нашей жизнью.

Следующая дверь не открылась.

Это было обидно: ведь именно к этой двери и стремился Форд. Она красовалась перед ним – серая, наглухо закрытая, с надписью на уровне лица:

ВХОД ВОСПРЕЩЕН!

В ТОМ ЧИСЛЕ ИМЕЮЩИМ ДОПУСК!

НЕ РАЗБАЗАРИВАЙ СВОЕ ВРЕМЯ!

ПШЕЛ ВОН!

Колин заметил, что чем ниже этажом, тем мрачнее настроение дверей.

Они находились примерно в десяти ярусах ниже уровня земли. Воздух был заметно прохладнее, и безвкусные серые обои уступили место брутальным стальным стенам в заклепках. Даже развязная эйфория Колина сменилась чуть натужной жизнерадостностью. Колин признался, что немного устал. Действительно, у кого угодно поубавилось бы энергии после общения с такой неприветливой дверью.

Форд пнул дверь ногой. Та открылась.

«Сочетание наслаждения и боли, – пробормотал он. – Что-что, а это всегда сработает».