Экземпляр (СИ) - Купор Юлия - Страница 71

— Ты это сделал, когда я мелкий совсем был?

— Пошли покурим, тут душно.

Еле-еле продрались через толпу; вышли на крыльцо, где уже стояло человек десять. Видимо, несостоявшиеся пассажиры отмененного рейса; они нервничали и галдели, точно галки. Человеческая жизнь — это один большой несостоявшийся рейс, философски подумал Костя и даже удивился, откуда это в его голове. Видимо, влияние Роберта Эдмундовича Векслера и его безумной тусовки.

— По-моему, это был девяносто второй год, — щелкнув зажигалкой, сказал отец.

— Это когда ты ввалился домой весь в крови, а мама потом всю ночь охала и причитала?

— А ты э-э-э… помнишь? Меня в ту ночь чуть не убили люди Белогорского. А скорее всего, и убили. Уж больно много крови я потерял. А у меня была семья, понимаешь? У меня были вы, я не мог вас оставить… умирать. Никак не мог. Мне тогда казалось, что я Мужик, что я совершаю Поступок. Ты же должен меня понять — ты же продал душу из-за своей спящей красавицы!

— А этот случай со святой водой… — Косте внезапно сделалось очень смешно, — черт, я только сейчас все понял.

— Да я чуть не прибил эту дурынду! Я же чуть не отъехал в тот день. Чувствую: в зобу дыханье сперло, аж распирает. Как только у меня духу хватило не спалиться! Я еле жив остался, отвечаю!

— Мама знала?

— Тсс! — батя аж подпрыгнул. — Нет! Ни в коем случае! Она не должна была знать о том, какие вещи творятся, нет-нет-нет… Наша мама — святая, и ее не должны были касаться все эти дьявольские штуки. Пошли внутрь, я озяб уже.

Снова металлические двери, снова грязный пол, весь в отпечатках ног, запах выпечки из тандыра, суета и крики вокзала. Уселись на сиденья, благо целый ряд был пуст — кого-то уже забрал автобус, кто-то ушел жаловаться на отмененный рейс.

— Скажи, отец, а… на мою жизнь как-то повлияла твоя сделка? Только честно?

— А сам как думаешь? Ты с раннего детства жил в достатке — уверен, что все твои ровесники могли похвастаться тем же?

— И все? Достаток, понятно, ты молодец. Но я же как бы убийца и негодяй… это я сам или… или это все потому, что ты… ну…

— Кость, а зачем ты сейчас об этом спрашиваешь? Не поздновато ли?

Костя машинально, как лунатик, поднялся, прогулялся до металлических дверей, потом вернулся. В голове крутились какие-то мысли, обрывочные, фрагментарные, они упорно не желали складываться в единое целое, а должны были, потому что важное, что-то смертельно важное ускользало… На какой-то момент он вообще забыл, где находится, кто все эти люди, что он тут делает, почему так шумно, ах да, он же провожает кого-то, а, точно… Он снова сел рядом с батей.

— То есть авария… — Костя вдруг почувствовал, как мало, чертовски мало воздуха тут, и воздуха этого катастрофически не хватает для того, чтобы дышать, — авария произошла не случайно? Она должна была произойти? Я стал убийцей не просто так? Ну же, Роберт Эдмундович, актер с амбициями режиссера и сценариста, исполняющий обязанности… исполнил обязанности… ох.

Отец был спокоен и угрюм, как литературный персонаж.

— Эта авария, увы, должна была произойти. Так, своеобразная плата для Векслера.

— Сценарий?

— Сценарий.

— Женька не спер у тебя эти ключи, да? — спросил Костя.

Он ловил воздух ртом, как рыба, выброшенная на берег. Отец нахмурился пуще прежнего.

— Ты сам отдал ему ключи от проклятой «Тойоты»? — не унимался Костя.

— Повторяю, — тихо и совершенно без интонации, точно искусственный голос в навигаторе, произнес отец, — эта авария должна была произойти. Все было предопределено. И поверь мне, я любил эту машину. Красивая, яркая, нездешняя, абсолютно бесполезная на наших дорогах — ну да, я тот идиот, который додумался купить спортивную машину. Я ее обожал, как свою молодость, молодость, которой у меня не было и никогда не могло быть.

— Уж побольше, чем меня, — с горечью выпалил Костя.

Он отвернулся. Отец сидел слишком близко, это давило; чувствовался даже аромат его лосьона после бритья. Этот аромат заполнял атмосферу; умел батя доминировать, даже в мелочах. Вокзальные звуки слились в один непрекращающийся гул. Силуэты людей потеряли телесность и стали зыбкими, их мельтешение даже не раздражало. Косте стоило большого труда повернуться снова к отцу и посмотреть ему в глаза.

— Все могло бы пойти не по плану. Я ведь мог и не психануть. И машина бы осталась цела, и Женька бы выжил.

— Не мог, — усмехнулся отец, — Женька слово волшебное знал. Точнее, фамилию. Ты не мог не разгрохать машину. Ослепленный любовью к своей прекрасной Диане, ты потерял контроль над собой, сделался слаб, и результат, ты уж прости, оказался совершенно предсказуем.

— Она никогда бы меня не полюбила, — тихо и немного невпопад произнес Костя.

Давешняя тетка с баулами пробежала мимо, чуть было не села рядом с Костей, но тот посмотрел на нее особенным взглядом, и она ускакала обратно. Лишь бы на нее не пало какое-нибудь проклятье, а то мало ли, тетка-то она вроде нормальная, хоть и заполошная.

— Зачем это все Векслеру?

Отец расстегнул верхнюю пуговицу пальто.

— Ты же знаешь, что Воскресенск-33 — особый город? Тебе же объясняли, что это ошибка мироздания и города как такового не существует. Этим и воспользовался сам знаешь кто. Ну представляешь, какое поле для деятельности? Первое время он думал, что в провинции ему будет скучно, ему и его свите, что в провинции все преступления совершаются топорно, без фантазии. И тогда он решил немного разнообразить свою рутину.

Многозначительно помолчали. Голос в репродукторе опять что-то объявил. В зале ожидания зашумели громче обычного.

— Кстати, — встрепенулся батя, — Диана-то твоя беременна, ты в курсе? Я на нее во «Вконтакте» случайно подписался, ну ты знаешь, как это бывает — «вы знаете этого человека», — ну а я ее знаю, понятно же, я взял и тыкнул, и… Ну, вроде она счастлива с этим Крапивиным, ну и ладно. Парню-то, конечно, крепко досталось; впрочем, ты и сам знаешь лучше меня. А ты себе найдешь другую красотку, у Роберта Эдмундовича их целый кордебалет, там и поп-звезды, и манекенщицы, а если потянет на умненьких, даже студентки филфака имеются. А, ладно, что-то я не в ту степь заехал. Ты-то сам как?

— Спроси у Векслера. Теперь он мой Темный Властелин, так же получается.

— А что мне Векслер? Векслер никуда не денется, он бессмертен, как мироздание. Мне хотелось бы наконец-то послушать начальника транспортного цеха.

— А? — не понял Костя.

Очевидно, своей фразой про начальника отец бросил Косте какой-то спасительный поколенческий мостик, но Костя, как он ни старался, пройти по этому мостику не смог.

— А ты… ну, когда душу продавал… страдал? У меня просто пипец был, целый бэд-трип, как у наркоманов. Короче, я целую ночь мучился. Кошмары наяву видел, а потом все прошло. А у тебя как было… пап?

— У меня все было проще, — сухо ответил батя. — Я просто валялся на перекрестке весь в крови и медленно подыхал. Потом явился Этот. Пойдем наверх, там мама с Артемкой уже объелись чебуреков, их определенно надо спасать, да и я что-то проголодался.

Наверху было чище, чем в зале ожидания: круглые столики, пластмассовые стулья; мама и Артем сидели в углу и о чем-то вполголоса беседовали. При взгляде на них Костю обдало такой невыносимой нормальностью, аж сердце сжалось.

— Пап, я пойду, я… не могу с ними. Поцелуй маму за меня… я…

Попрощавшись только с батей, Костя вылетел на улицу. Привокзальная площадь, народу тьма-тьмущая, больше, чем жителей Воскресенска-33. Гуляют, хотя погода, прямо скажем, скверная — сыро, холодно, на асфальте грязь, дождь вот-вот пойдет. Облака сизые, некрасивые; пейзаж такой, что передвижникам определенно бы понравилось. Бесконечный, бесконечный октябрь. Костя пересек Привокзальную площадь, поднялся на крыльцо «Бруклина» и только тогда щелкнул зажигалкой и неторопливо закурил. Он докурил сигарету, нахлобучил на голову капюшон, сунул озябшие руки в карман и зашагал через площадь.