Удержать престол (СИ) - Старый Денис - Страница 54

Пожары — это бич этого времени, впрочем, далеко не единственный. Москва уже сгорала полностью, потом исчезал вокруг столицы лес, пусть и восполняемый ресурс, но уже приходится идти за деревом за пять-десять верст от города, а ведь газового центрального отопления нет. И куда смотрит ГАЗПРОМ, если в Москве газа нет?

— Вот в этих бумагах то, что еще нужнее для нашей державы, — я похлопал ладонью по папке. — Нужно дробить в муку камень и известь. Те кирпичи, что не удались, такоже пойдут туда. Известняк и глину нужно обжигать в очень жарких печах, чуть менее, чем плавится железо. После должны появиться маленькие комки, которые размельчать. И это будет скрепляющий кирпичи раствор, куда добавить воды, песка. На три ведра песка ведро того состава, что из печи, да ведро воды. Все смешать и класть кирпич.

Фух! Прямо утомился объяснять. Вот как пояснить про цельсии, или кто поймет слово «гранула»? А цемент, если получится производить хоть и малыми количествами — это сильное подспорье для строительного бума. Думаю, что такое производство может стать и дешевле современного раствора, когда мешают навоз с глиной, да бьют невообразимое количество яиц. Или как тут это делается?

По крайней мере, даже с учетом чуть большей стоимости строительства из силикатного кирпича и при том, что у него чуть меньший коэффициент удержания тепла, все окупается уже тем, что уменьшается вероятность пожаров. Хотя пожарную службу нужно создавать, да проверять, где и в каком состоянии находятся места борьбы с пожарами с топорами, баграми, ведрами, да песком.

— И вот, — последняя папка легла на стол. — Тут домна, нужен булат и свиное железо [сталь и чугун].

Как выглядит мартеновская печь знаю. При подготовке бумаг и мозговом штурме при спорах с самим собой, я уже понял, не такой уж и профан: кроме военной службы, еще и какую-то жизнь прошел. Был я некогда в Жлобине у своего боевого товарища, но по некоторым служебным делам. Там… представьте себе, был целый состав с металлоломом, где попадались, и довольно часто, артиллерийские снаряды [чуть приукрашенный реальный эпизод про снаряды]. Вот меня, как, так сказать, специалиста подвязали помочь коллеге в деле очищения металлолома от взрывчатых предметов. Тогда я и увидел печи, проникнулся тем, какая бы трагедия могла случиться, если моя работа была сделана плохо.

Попили потом с работягами, весьма начитанными людьми. Историю я любил всегда, а мне накидали столько… и про индийские доменные печи и пудлингование и про эволюцию металлообработки. После я зацепился за то, почему железную дорогу в Беларуси называют «чугунка», получил лекцию о чугуне. Что характерно — если человек хороший рассказчик, то и скучная лекция о металлообработке и химическом составе металлов становится интересной. Или так подействовала замечательная белорусская настойка «Старка»?

Записывать бы мне тогда, а я так, по верхам. Но что помнил, то и описал.

— Сия парсуна — доменная печь, — я перевернул лист и показал всем рисунок вертикальной доменной печи.

— Государь, видел я такое в Вестфалии, но там, меха внизу, а на парсуне посередке, — высказался научник Василий Кнырин.

— Ты же лютеранин, что мог делать у католиков? — спросил я, чем полностью перебил внимание с доменной печи на Кнырина.

В этом мире, изучая международную обстановку, я уже прекрасно разбирался, где католики, протестанты и чем пуритане отличаются от кальвинистов. Потому и удивился, что делал протестант в католическом регионе.

Но это я уже многое знал про научников, а вот пушкарские розмыслы, наверное, и не догадывались, что перед ними двое протестантов, от того, пошатнулись, словно от прокаженных. Ох, уж эти религиозные перегибы!..

— Сюда смотреть! — прикрикнул я и уже все встрепенулись, а не только розмыслы. — Вы мыслите, что мне, государю, дел более нет? То, что я вам даю, нужно построить. Два месяца! Не построите… кольев в лесу нарубить можно быстро, да посадить на них вас!

Все плюхнулись на колени. Вот так и играй в демократию. Чуть дал слабину, начинают наглеть. Рядом государь, дрожать должны!

— Встать! — строго, но уже менее истерично, сказал я, дождался, пока испуганные подданные поднимутся, и продолжился. — Мехами нужно добавлять воздух в железо. Много воздуха, тогда и должно получиться свиное железо. Еще запомните слова «горячий надув» и думайте, что это и как применить. Как свободными станут каменщики, что печь сладят, и ты, Кнырин вместе с иными до весны чугун и булат мне покажете. Сделаете все, тогда по пятьдесят рублей и работу далее пристрою. Это я розмыслам, ученым мужам уже работа есть. За лучшее, сделать.

Я оставил компанию, напомнив лишь о том, что разглашать ничего нельзя. С ними будут жить два человека, из тех, кого ранее предоставил Захарий Ляпунов. И это должен быть режим, при котором бумаги выносить нельзя, выходить только в сопровождении сотрудника. Семьи, кто оставил родных в Москве, ни в чем нуждаться не будут, а у специалистов будет дополнительная мотивация для того, чтобы начать разбираться в предложенных технологиях быстрее.

Я, если бы мог, сам, своими руками, все сделал и передал готовое. Но не могу. И дело не в том, что руки не из нужных мест произрастают, а потому, что каждый должен заниматься своим делом. В этом я не поддерживаю подход Петра Великого, который самолично стоял у кузнечных мехов или плотничал. Как развлечение, может и неплохо, но по мне, так лучше развлечься дополнительной тренировкой, или, как надеюсь будет уже на постоянной основе, единением с любимой женщиной.

— Что скажешь, Прокопий Петрович? — спросил я у Ляпунова, который стоял на крыльце своего же терема, не смея туда войти.

— Государь, любую волю твою исполнить готов! — слишком уж неоткровенно сказал Прокопий.

— Не темни со мной, я многое вижу! Разумею, что недоволен ты. Токмо и ты пойми, что с тобой зело великое дело делаем. Сторожевые войска, что под твоей рукой будут, станут головной силой в моей империи. А те розмыслы, с кем я говорил, могут принести не меньше доброго, — разъяснял я, но видел, что все понимает Прокопий и без лишних слов, но что-то тут неладно.

— Ажениться я надумал, государь, все оставить сынам своим, они уже мужние и пусть бы и жили. А я тут, с молодой женой, — раскрыл секрет своего недовольства, Ляпунов [в РИ его единственная жена умерла в 1603 году, после Ляпунов начинают активно участвовать в Смуте, возможно это было причиной того, что вторично Прокопий Петрович не женился, в АИ же он завидный вдовец].

— А, плут ты, Прокопий Петрович! — я рассмеялся. — Седины нажил, но жениться возжелал. Добре. Возьми себе пока усадьбу Воротынского, что пустует, пусть там невеста и живет. Кто хоть она?

— Дочь московского дворянина Петра Ивановича Всеволожского, Апраксия Петровна. Она вдова, вот и сговорились мы, а коли не ажанюсь, так добрая баба в монастырь пойдет, — открылся мне Ляпунов.

Шустренький, получается, этот Петр Иванович Всеволожский, уловил момент и вырвал себе в зятья одного и людей, который уже возвысились и в перспективе должны расти далее.

— В приданное хоть что дают? — усмехнулся я, будучи уверенным, что Всеволожским не будет что давать за дочкой, да еще вдовой.

— Село Жерехово под Владимиром в пять десятков домов, — ответил Ляпунов.

И это было немало. Пятьдесят домов, в местах, где должны быть хорошие почвы, а владимирско-суздальская земля — это черноземы, неплохое приданное и хорошая плата за поддержку от Ляпуновых. Видимо, Всеволожские отдали свой или лучший, или вовсе, единственный, актив.

После посмотрел на набранных в гвардию ребят. Относительно иных людей этого времени, они рослые, на вид сильные. Посмотрим. Пока же меня заверили, что будут тренироваться и учиться. Пусть, время покажет.

Следующим пунктом моего пребывания должен был стать Можайск. Там есть чудотворная икона святого Николая, вот ей и еду поклониться. Это хороший ход от православного государя, так как паломничество к этой святыни весьма популярно на Руси. Но не только поэтому я ехал в столь славный город, ранее бывшим очень развитым, но сейчас переживающий не лучшие свои годы. Эпидемии, а после пребывание ставки государя во время Ливонской войны, сильно подкосили экономику города.