Невидимые знаки (ЛП) - Винтерс Пэппер - Страница 110

Коннор был для меня больше, чем ребенок, с которым я жил на одном острове.

Гораздо больше.

А теперь он исчез, оставив нас разбираться с последствиями.

Я ненавидел его за это.

Ненавидел то, что он ушёл и оставил нас здесь.

Себя я тоже ненавидел.

В то время как Эстель винила себя в его смерти, я корил себя за то, что позволил Коннору так сильно рисковать.

Рыбалка, сама по себе, была опасным занятием.

Ловля рыбы в одиночку — тем более.

О чем я только думал?

Почему я не пошел с ним? Почему не настоял и не заставил мальчишку остаться на берегу?

Я знал ответы на свои вопросы: потому что Коннор не принял бы моих ультиматумов. Если бы ему запретили выходить в океан, он бы забрался на дерево и сломал позвоночник. Если бы ему запретили рыбачить, он бы нашел какое-нибудь другое рискованное времяпрепровождение.

Это была его судьба.

Точно так же, как и крушение было нашей обшей судьбой.

Пиппе, в скором времени, должно было исполниться одиннадцать, но она умоляла нас не праздновать. Она решила провести день, свернувшись калачиком в льняном спальном мешке Коннора, одна.

Я беспокоился о ней.

Обо всех нас.

Горе было постоянной константой, проделывающей во мне множество болезненных дыр. Я хотел избавиться от этой ублюдочной эмоции, затянуть ее петлей, растоптать, а затем разрубить на куски нашим тупым топором.

Я не мог продолжать чувствовать себя таким отчаявшимся, бесполезным, и вечно грустным.

Поэтому я бросил все силы на поиски спасения для всех нас.

В течение недели мы запасались едой и готовили байдарку. Я соорудил балласт сбоку, чтобы удерживать нас в вертикальном положении при путешествии по неспокойному рифу, позаимствовав дизайн у балийского баркаса.

Пиппа помогала, но на автомате. Она предпочитала проводить время на пляже, где мы попрощались с Коннором и ее родителями.

Я с ужасом ждал того дня, когда мы наконец отправимся в путь.

Отправится ли она с нами или не сможет попрощаться? Их тела исчезли, но их души остались на нашем острове. И я не знал, сможет ли она бросить тех, кого обожала.

Пока Эстель заворачивала наши пожитки в пальмовые листья и рубила кокосы, я несколько раз плавал вокруг атолла (прим. пер.: Атолл — коралловый остров либо архипелаг, имеющий вид сплошного или разорванного кольца, окружающего лагуну. Точнее, атолл представляет собой возвышение на дне океана, увенчанное коралловой надстройкой, образующей риф с группой островков-моту, разобщённых проливами. Эти проливы соединяют океан с лагуной), чтобы проверить, насколько мореходное наше новое судно. Шаткая, перевязанная льном, изготовленная из бамбука выносная опора была достаточная выносливой. Однако четыре весла, сократились до трех.

Коннора не было рядом, чтобы помочь мне управлять или ориентироваться.

Его потеря разбила мое сердце вдребезги.

Наш дом постепенно становился все менее и менее ценным, просто остов, который мы должны были покинуть. Мы были готовы настолько, насколько это было возможно.

Однако при нашей заблаговременной подготовке нас задержала вода.

Январь был самым жарким месяцем.

От жары невозможно было спрятаться.

Ни одной дождевой тучи, чтобы пополнить запасы питьевой воды

Ни единого дуновения ветра, которое помогло бы нашей байдарке отправиться в путь.

И хотя внутренний голос говорил, что пора уходить сейчас, в этот самый момент.

Мы не могли.

Мы должны были подождать, пока совпадут некоторые факторы для путешествия.

Пришлось ждать, пока смерть не посетит нас в последний раз.

…

ФЕВРАЛЬ

Кокос исполнилось два года.

Мы не праздновали.

Пиппе исполнилось одиннадцать.

Она отказалась праздновать.

Жара наконец-то сменилась ливнями.

Мы не смогли отпраздновать.

Потому что, хотя мы ждали, что дождь освободит нас, реальность наконец-то дошла до нас.

Мы уплывали.

Навсегда.

Однако один из нас отправлялся в совершенно другое путешествие.

Незапланированное путешествие.

Круиз вверх по реке Стикс (прим. пер.: В греческой мифологии река Стикс (др. гр. Στύξ — «чудовище») была одной из рек подземного царства (Аида), через которую переводил души умерших Харон), а не по Тихому океану.

Будучи людьми, мы питаем отвращение к смерти.

Нас с рождения учат бояться неизвестного, цепляться за известное и существовать ограниченное время на земле.

Но что, если это ложь?

Что, если мы должны принять смерть?

Нам было бы спокойнее, знай мы, что те, кто покинул нас, существуют в другом измерении? Что мы не исчезаем в тот момент, когда испускаем последний вздох?

Смерть была моим врагом.

Но, в конечном счёте, может ли она стать моим другом?

Взято из резьбы на зонтичном дереве.

…

ТРИ ГОДА И ШЕСТЬ МЕСЯЦЕВ.

Четыре смерти.

Одно рождение.

Бесчисленные победы.

Неисчислимые неудачи.

Сорок два месяца.

Сто восемьдесят две недели.

Одна тысяча двести семьдесят шесть дней.

И одна перепуганная женщина, предчувствующая беду.

Наши тела не могли вынести большего, но мы были почти у цели... почти свободны.

Однако все изменилось в одночасье.

За эти годы Гэллоуэй построил много вещей — сарай для хранения дров, дождевые резервуары и даже пристройку, чтобы мы могли уединиться, когда того требует человеческая природа. В течение многих лет он рубил ветки, плел веревки и строил без особых сложностей.

Так почему же в утро нашего отъезда должно было быть иначе?

Я не могла этого объяснить.

Я проснулась в ужасе.

И по прошествии часов становилось только хуже.

Часть меня верила, что все потому, что мы сегодня уезжаем. Мы прощались с жизнью на нашем острове и отправлялись навстречу неизвестности. Но другая часть меня верила, что это было по другой причине.

Гэллоуэй.

Я беспокоюсь о нем.

Я крутилась вокруг него, пока он занимался последними приготовлениями: затягивал ремни и укладывал в байдарку дополнительные кокосы. Я была занята (как и все мы), чтобы избежать высасывающих душу воспоминаний о Конноре.

Пиппа помогла Коко, переодев ее в свежий подгузник и заставив брыкающегося ребенка надеть свою старую футболку (Пиппа переросла большинство своих вещей), и мы все прервались, чтобы пообедать в полуденную жару.

Съев рыбу и креветки, мы вернулись к своим делам.

Гэллоуэй направился к деревьям, чтобы срубить ветку для использования в качестве отталкивающего шеста, я пошла с ним, чтобы помочь очистить тощий ствол от сучьев и листьев.

Пот струился по его лбу, когда он пытался рубить нашим тупым топором. На его впалом животе и ярко выраженных ребрах бликовали тени при каждом взмахе. Наконец, выбранная ветка сломалась и упала на землю.

Гэллоуэй наклонился, чтобы поднять ее.

Но через мгновение отдернул руку.

— Черт.

— Что? Что случилось?

Голова закружилась оттого, что я резко вскочила на ноги.

Прижав указательный палец ко рту, он присосался к ране.

— Все в порядке, просто заноза.

Мой пульс немного замедлился. У него было бесчисленное количество заноз. Их не стоило опасаться.

— Давай я помогу. — Вытащив его палец изо рта, я быстро осмотрела место, где щепка дерева проколола палец. Под ногтем выступила маленькая капелька крови. — Она проникла в кутикулу.

Присмотревшись повнимательнее, я надавила на распухшую плоть, чтобы убедиться, что заноза исчезла.

— Я ничего не вижу. Должно быть, всего лишь мелкая колючка.

— Мелкий засранец? — спросил он, улыбнувшись, изо всех сил стараясь казаться веселым (прим. пер.: Prick — укол, острие, игла, колючка. Также есть другое обозначение: засранец, придурок, член и т.д.).