Игры мажоров. Хочу играть в тебя (СИ) - Ареева Дина - Страница 70

У Никиты ушиб легкого, ему противопоказаны интенсивные нагрузки. Зато ничего такого не запрещено мне. Легонько толкаю его в плечи и укладываю на лопатки, держу за оба запястья.

— У тебя постельный режим, Ник, — говорю, прижимая его руки к постели.

— Машка, — протестующе возражает Никита, но я закрываю его рот ладонью.

— Я твоя жена, и ты должен меня слушаться, — говорю непререкаемым тоном и слышу в темноте, как Никита улыбается. Перехватывает руку, целует в раскрытую ладонь.

— Жена... — повторяет, как будто пробует на вкус. — Машка моя жена. Пиздец...

Перебрасываю ногу через мужское бедро и сажусь на Никиту, вжимаясь во вздыбленный пах. Быстро стягиваю через голову футболку, расстегиваю бюстгальтер.

Грудь вмиг накрывают широкие ладони, зажимают пальцами соски. Стону и трусь промежностью о твердый член.

— Иди ко мне, — зовет Никита и тянет вниз за плечи. Облизывает сосок, всасывает, теребит языком.

— Ник, — стону, извиваясь, — Никит...

Его руки пробираются под резинку штанов и белья, находят мокрые складки и размазывают вязкую жидкость по налившейся кровью промежности.

Перед глазами кружится рой искрящихся точек, когда Никита стягивает с меня штаны вместе с бельем, и по влажным складкам скользит гладкая шелковистая головка члена.

Я сама по ней ерзаю, хочу насадиться, но Никита качает головой. Дразнит, водит по клитору, раздвигает половые губы, надавливает на вход и снова соскальзывает.

Наклоняюсь, трусь сосками о его грудь.

— Никита, пожалуйста, — шепчу, проводя языком по нижней губе, — пожалуйста, я так хочу тебя...

Он не отвечает, всасывает язык и проталкивает в меня головку. Я лежу на его животе и груди, чуть приподнимаюсь, чтобы ему было удобнее войти. Поднимаюсь, упираясь в грудь Никите, и насаживаюсь до упора.

Клитор щекочут короткие волоски в паху. Двигаюсь, сжимая стенками член, приподнимаюсь и насаживаюсь обратно.

Никита просовывает руки под колени и надежно фиксирует. Теперь он сам приподнимает меня и насаживает. Приподнимает и насаживает. Поднимает и насаживает...

Мы впервые занимаемся сексом без презерватива. От этого ощущения полнее, ярче. Головка ласкает изнутри шелковые стеночки. Сжимаю их, и Никита стонет, запрокинув голову.

Насаживаюсь резче, интенсивнее. Никита с шипением опускает меня на себя, наше рваное дыхание заполняет больничную палату.

— Давай теперь я, ты устала, — Ник тянет меня вниз. Послушно поддаюсь и прогибаюсь в пояснице.

Его ладони ложатся на ягодицы, сдавливают. Короткий звонкий шлепок, член внутри дергается, отчего удовольствие волнами расходится по телу. Перед глазами вспыхивают яркие всполохи.

В темноте ощущения обостряются. Я не вижу Никиту, но его частое дыхание, хриплые стоны, шлепки доводят до крайней точки возбуждения. Кажется, кровь сейчас закипит от перегрева и погонит по венам кипяток.

Никита ловит губами соски и вколачивается снизу, сжимая ягодицы.

С каждым очередным толчком вскрикиваю и получаю новый шлепок и толчок. Возбуждение привычно закручивает невидимую спираль, по которой я взбираюсь все выше и выше. И когда смоченный слюной палец нащупывает чувствительную горошину клитора, достигаю вершины и взрываюсь.

Рассыпаюсь на тысячи осколков. Проваливаюсь в обжигающе ледяную воду, выныриваю, и легкие заполняет пышущий жаром воздух.

— Теперь я, — слышится в подсознании. Там что-то щелкает, и я наощупь нахожу щеку Никиты. Она колючая, ласкаю ее подушечками пальцев.

— Ник, ты помнишь, мы без презерватива...

Он молча кивает, скрещивает руки на моей спине и загоняет член как можно глубже.

— Маша, отпусти...

Послушно расслабляюсь, обмякаю. Никита догоняет меня в несколько сильных толчков, выдергивает член, и стреляет мне в живот горячими струями спермы.

Обессиленно сползаю и опускаюсь рядом. Ник шумно дышит, но у него хватает сил дотянуться до изголовья, взять полотенце и обтереть мне живот. Притягивает к себе на грудь, я с удовольствием прижимаюсь к разгоряченному телу.

— Я тебя люблю, Мышка, просто пиздец как люблю, — надтреснутым голосом говорит Никита. — Никогда не переставал любить, ни на секунду.

— И я тебя, Никит, — шепчу, целуя мускулистое плечо, — и я не переставала.

Он находит мою руку, на которой по-прежнему надет браслет. Я о нем и думать забыла. Берется обеими руками за ободок, с силой надавливает, и браслет ломается с неприятным треском.

Никита отбрасывает обломки в сторону, обнимает и зарывается руками в мои волосы.

— Надо поспать, Мышка, — бормочет он в макушку, — а то я уже опять трахаться хочу.

— А что, у тебя возбудитель входит в протокол лечения? — спрашиваю ехидно и тут же целую в шею.

— Тебя так легко обмануть, Машка. Это были таблетки от укачивания. Я хуево самолеты переношу, а летаю много, — сонно хмыкает Никита, прижимая меня еще крепче. — Спи. Жена...

Он улыбается, и уже через минуту его дыхание выравнивается, становится мерным и ровным.

— Сам ты муж... — тоже улыбаюсь. Целую в грудь, прижимаюсь щекой и закрываю глаза.

Эпилог

Спустя три недели

Маша

— Я здесь подожду, — Никита останавливается в больничном коридоре, — сама иди.

— Ты что, его боишься? — подначиваю мужа. Я знаю, как его задеть, он сразу хмурится, хоть и делает безразличное лицо.

— Просто не хочу вам мешать.

Но меня не обманешь, я знаю, что Никита старается оттянуть встречу. У моего отца к нему много вопросов, и он обещал их все задать вживую.

— Как он мог, засранец этот? — психовал отец на камеру. — Он же у меня руку твою просил, чтобы я жениться на тебе позволил. Если бы я знал, что он собрался позволить этому борову себя угробить, хер бы разрешил.

— Перестаньте, — пробовала я его успокоить, — вам нельзя волноваться.

Но пытаться остановить разъяренного Шведова то же самое, что просить торнадо подуть легким морским бризом.

— Сказал бы, что собирается тебя не женой своей сделать, а вдовой, пошел бы на три буквы сходу и пешком.

Так что нежелание Никиты выслушивать проповеди от Шведова я прекрасно понимаю. Но еще больше понимаю, насколько бесполезная затея его избегать.

— Ладно, — пожимаю плечами, — как хочешь. Все равно он захочет с тобой поговорить.

Ник уже совсем поправился, и мы прилетели навестить Шведова. Отсюда полетим к родителям, Андрей взял с нас обещание перед отъездом. Он вернулся домой, чтобы успокоить маму, которая места себе не находила. Мы так и не сказали ей правду, она думает, что Никита на спор решил подраться с Коннором на октагоне.

Открываю дверь и вхожу в палату. С удовольствием отмечаю, что отец сидит в кровати, а не полулежит на подушках как раньше. Цвет лица у него вполне нормальный, и он больше не пугает своим сходством с киношными ожившими мертвецами.

— Ты что, одна? — вместо приветствия говорит Шведов, выпрямляясь и откладывая планшет. Точно работал, а ведь врач запретил! — А зять мой где? Зять, блядь...

Судя по выражению его лица, Никита правильно поступил, оставшись в коридоре. Но разве это интересует Сергея Дементьевича?

— Он там остался, — киваю на незакрытую дверь, — чтобы нам не мешать. А вы работаете? Вам же ваш лечащий врач запрещает! Нельзя нервную систему перегружать.

— По сравнению с моим зятем это не нагрузка, а так, детский лепет, — отец отбрасывает планшет и раздраженно зовет: — Зять, иди сюда.

Никита входит за мной с непроницаемым видом. Шведов складывает руки на груди и сводит брови на переносице.

— Ну и как это называется? Ты какого хера руку дочки моей просил? Почему Соболеву ничего не сказал?

— И вам добрый день, Сергей Дементьевич, — на лице Никиты ни один мускул не дрогнул.

— А если бы эта тупая обезьяна тебя инвалидом сделала, моей дочке пришлось бы за тобой до конца дней судно выносить? — кипит Шведов. Никита вскидывается и так же зло отвечает: