Игры мажоров. Хочу играть в тебя (СИ) - Ареева Дина - Страница 69

Она поворачивает голову, ловит губами мою руку, пытается поцеловать.

— Конечно пришла, Ник. Я же так тебя люблю.

Глава 42

Маша

— Маша, Маша, очнитесь, — зовет меня незнакомый голос, чья-то рука сильно трясет за плечо.

Приоткрываю глаза, передо мной неясным пятном маячит лицо мужчины, которого я точно не знаю. Зато он, похоже, меня знает прекрасно. Поймав мой плывущий взгляд, мужчина наклоняется ниже и лихорадочно шепчет.

— Я Александр Соболев, меня прислал ваш отец. Маша, мы сейчас поедем в больницу. Возможно, с вами захотят поговорить полицейские. Слушайте внимательно и запоминайте. Ни слова об Игре. О Никите тоже ничего не говорите. Вы ничего не знаете. Он уехал, сказал, что по делам. Сюда вы попали случайно.

Мои мозги работают слишком медленно, информация воспринимается с трудом.

Папа? Как папа Леша мог прислать ко мне своего человека? И только спустя несколько секунд соображаю, о каком из моих отцов идет речь.

— Как... он? — с трудом ворочаю языком. В последний момент опускаю чужое «Сергей Дементьевич». Он просил так его не называть. Но «дядя Сережа» звучит еще глупее.

— Кто, Никита? Надеюсь, мы успели вовремя, и с ним все будет хорошо. Андрей Топольский рядом с сыном, и...

— Он... — сбиваюсь на шепот и все-таки это говорю, — мой отец, он был в коме...

— А, вы про Сергея Дементьевича, — хмыкает над ухом мужчина. — Его прооперировали и вывели из медикаментозного сна. Он связался со мной и попросил присмотреть за вами и вашим мужем.

Закрываю глаза и сглатываю образовавшийся комок. Сам еле выжил, а думает обо мне...

— Почему нельзя... про Игру? — спрашиваю Соболева.

— Это желание вашего отца, — говорит он практически мне в ухо. Запах мужского парфюма забивает нос, и я поднимаюсь в воздух.

Этот странный мужчина, Александр Соболев, несет меня на руках. Его аромат звучит дорого, но чересчур по-взрослому. Агрессивно. Мне больше нравится те, которыми пользуется Никита. Мой муж...

Соболев не станет врать, с Никитой будет все хорошо. Я должна так думать, иначе сойду с ума. Если Андрей там, он не допустит, чтобы с его сыном что-то случилось.

Топольский прилетел, как только понял, что его ребенку угрожает опасность. Как все нормальные отцы. Как мой тоже...

— Так это вы привели полицию? — озвучиваю догадку. Соболев молча кивает и идет дальше с невозмутимым видом.

Лязгает дверь, меня окутывает холодный воздух. Значит, мы уже на улице. Я по-прежнему вижу Соболева нечетко и размыто, зато моя благодарность, наоборот, очень ярко очерчена. Без него я бы точно не дошла, не смогла бы сделать ни шагу.

— Давайте ее сюда, в машину, — слышу совсем рядом голос Андрея. Вскидываю голову и вглядываюсь во снующие силуэты. — Маша, Машенька, ты меня видишь?

Мотаю головой, и голос Андрей становится напряженно тревожным.

— У нее может быть временная слепота от стресса.

— Не волнуйтесь, в больнице ей окажут всю необходимую помощь, — отвечает ему спокойный женский голос.

Меня укладывают на каталку, в руку впивается шприц.

— Машенька, я с тобой, не бойся, — звучит подбадривающий голос Андрея, который постепенно отдаляется и исчезает.

***

Я валяюсь в больнице уже несколько дней. Андрей часто меня навещает, но большую часть времени он проводит с Никитой. Я сама его к нему отправляю. Со мной сидеть не надо, зрение почти полностью восстановилось, пелена пропала, я снова вижу мир в четких и ярких красках.

Мама порывалась приехать, но мы с Андреем упросили ее остаться дома с Максиком. Не в последнюю очередь еще и потому, что мне хочется побыть одной.

Я слишком много думаю. Сопоставляю. Вспоминаю. Перечитываю нашу переписку с Никитой и поражаюсь собственной слепоте и тупости.

Он так часто палился, так часто в его словах и поступках проскальзывали подсказки. Не будь я так ослеплена своими обидами, давно бы все поняла.

Каждый раз в груди холодеет, когда думаю, что было бы, не вмешайся Сергей Дементьевич.

Нет. Отец. Я стараюсь только так теперь его называть, даже в мыслях. Когда ко мне вернулось зрение, я ему позвонила.

Ответил незнакомый голос. Андрей говорил, что с ним все время дежурит охранник.

— Здравствуйте, это Маша, — сказала я в трубку, — дочь Сергея Дементьевича. Я могу с ним поговорить?

— Здравствуйте, Маша, я вижу, что это вы. Сергей Дементьевич сейчас спит, но когда...

— Я уже не сплю, дай сюда телефон, — донесся из динамика хриплый голос, и у меня непроизвольно выступили слезы. — Какой спит, тут дочка звонит. Камеру включи мне...

Быстро нажала на значок, и когда на экране появилось худое лицо с впалыми щеками, разревелась в голос.

— Ну что ты, доченька, перестань, — ему явно было нелегко говорить, и я разревелась еще громче. А он меня успокаивал. — Все закончилось. Мы всех достанем, они больше никому ничего не сделают. И все ответят...

— Я не поэтому, — всхлипнула, вытерев ладонями щеки, — я так боялась из-за вас... так боялась, что вы...

— Что я умру? — он посмотрел в потолок. — Разве я мог так поступить с тобой, Маша? Я уже один раз тебя бросил. Больше не буду.

— Я так рада, так рада, — шептала я, вытирая слезы.

— Я еще не услышал, как ты говоришь мне «папа», — Шведов улыбнулся, хоть эта улыбка была больше похожа на оскал. Я давилась слезами и сжимала обеими ладонями телефон.

— Можно я приеду?

— Конечно приедешь. Мужа только своего долечи и приезжай. Ладно, девочка моя, хватит плакать, а то снова придется тебе глазки лечить. У нас все будет хорошо, вот увидишь.

Он подмигнул мне и отключился.

— Я знаю, папа, знаю, — прошептала я и погладила погасший экран.

Глава 42-1

Никита много спит. Врачи говорят, это хорошо. Что во сне его организм быстрее восстанавливается. Возможно они правы, как минимум, с него сняли датчики.

Но мне все равно тревожно. И еще жаль Андрея. Сегодня у меня наконец получилось уговорить его поменяться. Андрей долго не соглашался, но когда прилег на кровать в моей палате, то уснул, кажется, еще раньше, чем голова коснулась подушки.

Набрасываю на плечи плед и иду в палату к Никите. Я не замерзла, но готовлюсь всю ночь просидеть в кресле, а с пледом будет удобнее.

Мне немного не по себе, когда думаю, как встретит меня Никита. Или он проспит до самого утра? Аккуратно прикрываю за собой дверь, которая все равно надсадно скрипит. И вздрагиваю, когда в темноте раздается хриплый голос Никиты:

— Сейчас ночь? Сколько я проспал? Эй, ты кто? Куда делся мой отец?

Свет из коридора пробивается сквозь матовые стекла. В темноте видны лишь неясные очертания кровати и силуэт Никиты, опирающегося на локоть.

— Это я попросила Андрея поменяться, Никит, — торопливо бормочу. Чтобы не успел возразить, быстро сбрасываю плед и забираюсь к нему в кровать. Обвиваю руками шею, кусаю губы, чтобы не разреветься. Я так по нему соскучилась, так соскучилась... Вместо этого шепчу, сглатывая: — Я замерзла, Ник. Я буду тихонько лежать, не бойся, не задену...

Никита не дает договорить, прижимает к нижней губе большой палец.

— Ты пришла, — медленно водит по губам, скулам, щекам. — Все-таки пришла...

Ловлю губами его руку, целую в раскрытую ладонь.

— Конечно пришла, Ник. Я же так тебя люблю...

— Как? — горячий шепот распаляет огонь в грудной клетке. Жар разгорается и медленно стекает в низ живота.

— Показать? — рукой соскальзываю с шеи и перемещаюсь на голую твердую грудь.

— Покажи... — палец толкается вглубь, надавливает, и в рот вторгается горячий язык.

Подаюсь навстречу, ловлю своим, отвечаю. Сплетаемся языками, пальцы Никиты держат за подбородок. Он медленно переворачивает меня на спину, сам нависает сверху. И с шипением втягивает воздух сквозь зубы, утыкаясь лбом в мой лоб.