Короли рая - Нелл Ричард - Страница 11

Наградой для «победителей» стала еда. Кейл доверху наполнил тарелку рисом, кукурузой, колбасой, чем-то вроде бобовой пасты и, наверное, водорослей – по правде говоря, ему было без разницы, – затем уставился на нее и поискал силы, чтоб все это съесть. Теперь, когда он сидел напротив простолюдина, Кейла также осенило, что ему еще не доводилось беседовать с ними наедине, исключая слуг. Он понадеялся, что подслушивал достаточно часто, чтобы справиться.

– Что ж, это было ужасно.

Тхетма промычал, отхлебнув немного воды, и продолжил орудовать ложкой. Прервался он лишь затем, чтобы языком перекатить к щеке непрожеванную еду и пробормотать:

– Мой тебе флотский совет: когда выпадает шанс поесть – ешь.

Кейл, можно сказать, славился своей невосприимчивостью к советам, но этот показался ему здравым.

Они молча ели вместе, и Тхетма, опустошив свою тарелку, издал нечто среднее между вздохом от удовольствия и недомогания. Он обалдело уставился на Кейла.

– Не догадывался, что принцев учат плавать.

Кейл ответил взглядом.

– Так мы удираем от фермеров. После того как трахнули их дочек.

Глаз Тхетмы дернулся. Он поелозил и прочистил горло.

– Это разумно.

– Согласен. У тебя сестры есть?

Губы мальчика скривились.

– Так зачем ты подрался со мной?

О. Ты умней, чем выглядишь.

Кейл хотел сказать: «Я ненавижу одиночество и должен был что-то сделать, чтобы мне оно не грозило». Он предположил, что мог бы сказать: «Потому что твоя загорелая кожа выдает в тебе фермера, а фермеры во флоте – забияки, так что я знал, это будет легко».

– Я знал, что мне придется драться, и решил выбрать чувака моего роста.

Казалось, Тхетма доволен ответом.

– Как вышло, что ты здесь?

– Я четвертый сын. Меня не жалко.

И снова Тхетма выглядел довольным.

– Что ж. Ты отлично впишешься.

Кейл засмеялся, игнорируя боль в плечах и мышцах живота. Дрожащей рукой он поднял в тосте свою грязную деревянную кружку для воды, чувствуя симпатию.

– За то, что нас не жалко.

Тхетма чокнулся с ним.

Той ночью он лежал в постели в казарме – состоящей, по сути, лишь из коек и глиняных горшков с мочой, – и его мысли метались, несмотря на утомление и неудобную позу. Это было все равно что лежать на полу, только чуть менее грязном. Ноги болели даже в тех местах, которые, по мнению Кейла, болеть не могли, – а еще он до сих пор не привык к вони пота и нечистот, заполнявшей тонкие деревянные стены. Шел тихий дождь, по крыше отдавалось эхо, и Кейл мог поклясться, что наверху бродит гигантская крыса, возможно, застряв там или лакая из лужиц.

Вопрос Тхетмы крутился в его голове: почему ты здесь? Его ответ был не хуже любого другого. «Потому что я все более разочаровывающий сын, и мой отец решил, это должно помочь» казался довольно правдивым – а может, просто «потому что так сказал король величайшего города-государства во всем Пью».

Не то чтобы ему когда-либо прямо говорили, что он не оправдывает ожиданий. Но поскольку он мог по пальцам рук пересчитать количество бесед с отцом, и поскольку братья превосходили его… ну, во всем, это было вполне вероятно. У большинства мужчин на месте его отца имелось бы намного больше детей, чем всего четыре сына. Говорили, у короля Нонг-Минг-Тонга десять жен и наложниц, а детей вдвое больше. Но у отца Кейла осталось лишь две жены и ни одной наложницы – во всяком случае, ни одной с тех пор, как умерла мать Кейла.

Он вспомнил, как верил, что его мать превратилась в рыбу или что солнце каждую ночь купается в море, и злился, что до сих пор чувствует стыд. Так странно: сегодня что-то может быть правдой, а завтра – нелепостью.

Мысль о братьях заставила его улыбнуться. Он скучал по ним, в общем и целом, если не принимать в расчет постоянное соперничество и сравнивание. Он скучал по своей тете, по ее смеху и вниманию. Сильней всего он тосковал по Лани, хотя они больше и не разговаривали толком. Он предположил, что ему просто не хватает ее рядом. Он скучал по тому, как она пахнет и выглядит за трапезой, как она ест, хихикает или беседует сама с собой во время чтения… Блин.

Он глубоко вздохнул и попытался прогнать воспоминания о ней. Взамен, как часто случалось, его мысли обратились к тому самому моменту, когда их отношения изменились – еще одно воспоминание, заставившее вспыхнуть его лицо.

Ему было одиннадцать, и Лани жила с его семьей уже годы – с тех пор, как ее отец заключил торговый договор с династией Алаку. Король Капуле официально прислал ее в качестве «подопечной» – под «защиту» отца Кейла. Но, в сущности, она служила почетной заложницей, присланной в знак доверия – или демонстрации власти. Она была лишь на пару месяцев старше Кейла, и поэтому в детстве они играли вместе, даже брали вместе уроки у одних и тех же наставников.

Не в пример ей, он был ученик ленивый. Кейл ненавидел проводить время в одиночестве, просто читая и зазубривая вещи, которые не особо заботили его, пока весь мир вращался вокруг него. Но в компании с другим это казалось легче. Каким-то образом он мог сосредоточиться, когда был кто-то еще – не собеседник и даже не слушатель, а просто человек рядом, так что Кейл не ощущал себя изолированным и не в своей тарелке. Он приносил свои книги и плюхался на кровать Лани, пока она занималась работой, или делала ожерелья, или играла с его волосами, а их телохранители бросали кости в прихожей.

Это продолжалось годами безо всякого надзора тети Кикай, горничных или наставников, и посему не было странным, что однажды он как ни в чем не бывало вошел к Лани мимо ее безразличных слуг и увидел, как она возится со своими темными длинными локонами перед маленьким зеркалом. Но было странно обнаружить ее оголенной, прикрытой лишь отрезом ткани, лежавшим на коленях.

Она не запаниковала и не завопила. Она лишь положила на грудь одну руку и, нахмурившись, махнула другой, чтобы его прогнать. А он стоял и смотрел.

Солнце лилось из окна, освещая половину ее смуглой фигуры, и она сияла на свету. Никогда раньше Кейл не замечал ее маленькие груди, легкие изгибы ее тела, едва заметные, но теперь отчетливые. Он помнил, как подумал тогда: Она больше не маленькая девочка – и она не моя сестра. Она напоминала модель художника, неподвижно позируя в меркнущем свете дня, и Кейл не сводил с нее глаз.

Она нахмурилась и замахала настойчивее, затем он увидел, как ее лицо краснеет, но все же не двигался. Она произнесла его имя – он бы отдал всё, чтобы точно вспомнить, как она произнесла его имя. Затем она робко подтянула слишком узкую ткань кверху, чтобы прикрыть где-то около половины груди и четверти бедер, вскочила и побежала в маленькую умывальную, выставив перед ним напоказ себя сзади.

Она вернулась одетая, как будто ничего и не случилось. Он уже устроился поудобнее, чтобы попытаться читать, но то и дело поглядывал украдкой, лежа неподвижно как бревно, снова и снова перечитывая одну и ту же страницу и ничего не понимая. Через некоторое время она спросила, что он делает, и он смог выдавить лишь «ничего» обидным тоном, поэтому она ушла. Больше он никогда не читал в ее комнате.

Теперь, вспоминая об этом, он понимал, что Лани пыталась избавить их от неловкости. Она отпустила какую-то шутку о родимом пятне у себя на бедре, спросив Кейла, что он думает о ее волосах и считает ли он, что ей нужно похудеть. Но при каждой ее попытке он краснел или становился косноязычным. Его робость усугубила ее собственную, и вскоре Лани оставила эту затею.

Рассерженный, он вернул себя обратно в реальность. Ты столько раз наказывал себя.

Правда была в том, что он скучал по Лани, и не только последние несколько дней, но и последние пару лет. Прямо сейчас он скучал и по своим слугам, и своей постели, своим наставникам и дворцу. Но также чувствовал себя у них в ловушке. Он чувствовал себя усталым и измотанным – как телом, так и разумом – и одиноким. Он не знал, какого черта делает здесь или делает вообще, и хотел лишь одного – уйти прочь. Уйти от ответственности и соперничества, ожиданий и неудач.