Сочинения великих итальянцев XVI века - Макиавелли Никколо - Страница 29

Уже после того как эти решения были приняты и Совет учрежден, фра Джироламо продолжал проповедовать, говоря, что Бог проявил милосердие к Флоренции, вырвав ее из рук могущественного короля, и что так же следует поступить со сторонниками прежнего государственного порядка, а чтобы проявить милосердие и установить в городе спокойствие, необходимо составить распоряжение о прощении всех государственных деятелей времен Пьеро, и ради мира и союза граждан сделать так, чтобы каждый мог с большей безопасностью распоряжаться своим имуществом ныне и впредь и чтобы шесть членов Синьории были лишены права по собственной воли будоражить город, изгонять и убивать граждан по своему произволу, как то бывало в прежние времена, и чтобы они не вели себя как гранды; он утверждал, что необходимо ограничить власть шести бобов" и постановить, чтобы всегда в случае, если какой-либо гражданин от имени государства приговорен к наказанию, отстранен от участия в Синьории или от любой другой должности, он мог бы апеллировать в Большой совет; если же магистрат не принимает такой апелляции, пусть сам подвергается тому же наказанию, что и тот, кто апеллировал. Этот проект был с большим неудовольствием встречен многими влиятельными людьми; наконец, после многодневных споров, его поставили на голосование в Совете, и он получил широкую поддержку, ибо казалось, что все, исходящее от фра Джироламо, имело силу больше чем человеческую.

После того как дела во Флоренции были таким образом улажены, комиссия Десяти заключила наемные контракты, обложив для этого граждан налогом, и направила наших людей на территорию пизанцев, которые упрямо продолжали бунтовать; нашими наиболее выдающимися кондотьерами были мессер Франческо Секко, граф Ринуччо да Марчано и мессер Эрколе Бентивольи, комиссаром — Пьеро Каппони; они взяли Палайю, Печчоли, Марти, Бути и несколько незначительных крепостей, не одолев Вико, Кашину, Либрафатту и Верруколу; остальная территория была разграблена и при захвате и при восстании покоренных. Послали также в

Милан двух послов, мессера Луку Корсини и Джованни Кавальканти, чтобы поздравить нового герцога; начало весьма неудачное, которое лишило Флоренцию прежнего влияния у этого синьора, ибо он решил, что городом управляет толпа, не заботящаяся об избрании каждого человека персонально. А пока все так шло, случилось новое несчастье: жители Монтепульчано восстали и присоединились к Сиене, в результате чего вспыхнула война между нами и сиенцами и возникла необходимость послать часть людей в Монтепульчано[257], чтобы сделать попытку — оказавшуюся в конце концов неудачной — вернуть этот город и чтобы охранять Понте a Baльяно и другие наши владения. Мы потеряли также Фивиццано и другие наши земли в Луниджане, отошедшие к маркизам Малеспини[258]; лишились попечения о Фаенце[259], — наконец, мы стали не способны защищать сами себя.

XIII. Карл VIII в Неаполе. Народное правление во Флоренции укрепляется. Лига против Карла. Изгнание французов из Италии. Неудачная попытка вернуть флорентийские крепости. Внутренние раздоры во Флоренции между сторонниками и противниками Савонаролы.

1495 год. В то время как государство наше подвергалось разграблению, во Флоренцию прибыл кардинал ди Сан Мало, самый первый приближенный короля Франции, и, получив сорок тысяч дукатов, отправился в Пизу с намерением вернуть нам по крайней мере ее владения; он оставался там несколько дней, но так и не заключил соглашения в нашу пользу и вернулся к королю Карлу. А тот с удивительной стремительностью победоносно завершил войну с Неаполем: ведь когда он покинул Флоренцию и вступил на территорию Рима, папа Александр не смог защищаться, и было заключено соглашение с условием уступить королю в залог верности некоторые земли и дать заложником сына папы, и после того как отдали брата Великого турка, который был в Риме (он вскоре умер, и существовало мнение, что папа дал ему медленно действующий яд), на страстной неделе король вступил в Рим, добился избрания кардиналом епископа ди Сан Мало и направился к Неаполитанскому королевству. Когда о том стало известно королю Альфонсу, он, не надеясь на успешную защиту, оставил государство на своего старшего сына Фердинанда, герцога Калабрийского, и, возведя его на королевский престол, сам, уже без королевского титула, под именем дона Алонсо, отправился в один из монастырей в Сицилии, где и умер через несколько месяцев. Но недолго оставался у власти новый король Фердинанд: король Карл, не встречая никакого сопротивления, благодаря возмущению всех народов, захватывал каждый день столько земель, сколько успевал пройти; в считанные дни он завладел всем Неаполитанским королевством — событие весьма и весьма удивительное. Король бежал в Испанию; синьор Вирджинио Орсини и граф Никкола да Питильяно из рода Орсини были захвачены в Ноле[260]; лишь крепости Неаполя оставались в руках Арагонской династии, но и они вскоре сдались.

Во Флоренции при этом известии ликовали и звонили в колокола, выражая великую радость, в то время как на самом деле все до глубины души были возмущены; но зависимость от короля, овладевшего нашими крепостями, вынуждала нас так себя вести. К королю отправили послов, мессера Гвидантонио Веспуччи, Лоренцо Морелли, Бернардо Ручеллаи и Лоренцо ди Пьерфранческо, чтобы поздравить его со столь большой победой и попросить вернуть наши владения, что он обязался сделать, как только окончит войну с Неаполем, тем более что с нашей стороны была уже выплачена условленная сумма денег.

Победа над Неаполем, последовавшая быстрее всяких ожиданий, сильно всех испугала: создалось впечатление, что раз к Франции присоединено могучее королевство, а в Италии обосновалось победоносное войско, находящееся в боевой готовности, страна оказалась в зависимости от короля. Все это вызвало недовольство не только у властителей Италии, но также у римского императора Максимилиана и у короля Испании Фердинанда[261], которым всякое усиление французской власти внушало беспокойство и страх; поэтому в защиту государств против Франции для всеобщей безопасности была создана лига[262] между папой, императором, королем Испании, венецианцами и герцогом Миланским; после того как капитаном лиги стал Франческо да Гонзага маркиз Мантуанский, который состоял на службе у венецианцев, в Ломбардии от герцога и венецианцев были получены большие деньги, и от всех договорившихся сторон стали собираться люди, чтобы дать отпор королю Карлу; пока шли переговоры о создании лиги, к Карлу тайно сбежал сын папы. Флорентийцы на приглашение присоединиться к лиге ответили отказом, не желая порвать с королем, ибо ожидали обещанного Карлом возврата своих крепостей.

В это время во Флоренции все более утверждалась и укреплялась власть народа, что вызывало неудовольствие Двадцати и многих других, стоящих у кормила правления; фра Джироламо, опасаясь, как бы они, по скором окончании своих полномочий оказавшись в одинаковом положении с другими гражданами, не успели составить Синьорию по своему усмотрению и не подорвали бы народное правление, принялся искусно выступать в проповедях против них, доказывая, что будет лучше, если их полномочия окончатся. Их имена и должность были сами по себе ненавистны народу, как из боязни, что Двадцать могут разложить Совет, так и из-за их поведения, — они действовали грубо и неразумно, кто во что горазд. После создания Синьории они выбрали гонфалоньером справедливости Филиппо Корбицци, человека весьма низкородного и не лучшей репутации, но к которому благоволил Танаи де'Нерли; избранию его сильно противился Франческо Валори, отдавая предпочтение Паоло Фальконьери, который был еще более низкого происхождения, чем Филиппо (что в угоду народу считалось тогда преимуществом), но умнее и порядочнее его; а поскольку возникли расхождения и не было в этом согласия, пришлось выбрать того, кто получил больше бобов, хотя и не победил при голосовании. Затем сделали гонфалоньером Танаи де'Нерли, знатного, весьма богатого человека, влиятельного, поскольку у него было много сыновей, а особенно потому, что он, как и Якопо, способствовал изгнанию Пьеро, однако в государственных делах вес его был незначителен; это всем очень не понравилось, ибо считали, что некрасиво аккопьятору выбирать самого себя, к тому же он был уже однажды гонфалоньером при Лоренцо, и поэтому казалось, что им движет честолюбие. После него гонфалоньером сделали Бардо Кореи, также из числа Двадцати, избрание которого само по себе не вызвало неудовольствия, поскольку он был старик, при Медичи его не жаловали и держали в стороне от дел. Но ведя себя по-разному по отношению ко всякому новому кандидату в гонфалоньеры, Двадцать разошлись друг с другом настолько, что у них не осталось ни взаимного доверия, ни согласия, и хотя не раз они пытались объединиться, все было напрасно; в усилении раздоров виновен был каждый из них, власть Двадцати становилась все слабее; напротив, влияние и вес фра Джироламо были велики, и в народе стали злословить по поводу Двадцати, угрожать им, и они пребывали в великой тревоге; а когда страсти совсем накалились, Джулиано Сальвиати, то ли из страха, то ли под влиянием фра Джироламо, внезапно отказался от должности. Тогда его товарищи, понимая, что у них все разладилось, что они ослаблены, а честь каждого из них задета, послали в Совет проект постановления, в котором все они отказывались от должности; проект был принят с величайшим одобрением, и они тотчас отреклись — в мае 1495 года, — а полномочия создавать Синьорию перешли к народу, который и избрал первым гонфалоньером справедливости Лоренцо Ленци.