Камни его родины - Гилберт Эдвин - Страница 124

– А как насчет Западной Виргинии? – Рафф чувствовал себя невесомым, голова у него была как в тумане, ему хотелось схватить Трой и унести далеко-далеко, на участок Вертенсонов, туда, где он ощутил прикосновение красного пальто.

– Предпочитаю Бостон. Пожалуйста, налейте мне еще шампанского.

Он вынул из ведерка зеленую бутылку, налил Трой и добавил в ???? себе.

– А как насчет Западной Виргинии? – Язык у него заплетался, колени подгибались, он все еще не мог Опомниться, прийти в себя от того, что Винсент Коул уехал.

– Спросите у Винсента. Хотите, позвоним ему сейчас и спросим?

– Что вы собираетесь теперь делать?

– Можно подумать, что вам действительно не наплевать на это! – не сдержавшись, гневно сказала Трой. Увидев, что к ним подходит ее отец – этот одетый в черный костюм подтянутый джентльмен с орлиным носом и тяжелым подбородком, Трой отошла от Раффа. – Дорогой, – сказала она мистеру Остину, – если бы ты хоть изредка давал себе волю, ты не произвел бы на свет такую беспутную дочку. Нет. Беру свои слова назад. Это нечестно. Ты просто помог мне стать тем, чем я стала. Когда отходит поезд?

Мистер Остин нахмурился и вынул из жилетного кармана золотые часы.

– В два десять, Трой. – Он с чопорной учтивостью кивнул Раффу поверх ее головы.

Когда Рафф, трезвый и безутешный, вернулся в Смитс-бери, были уже сумерки, и старомодный облик города показался ему особенно мщжым и дружелюбным. Рафф искал в этом облике чего-то, что утешило бы его и обласкало, помогло примириться с потерей, с тоской безвозвратного отречения. Чего-то, что вытеснило бы из памяти лицо Трой.

И город принес ему облегчение, хотя и кратковременное.

В этот час приземистые белые домики, растянувшиеся на три квартала вдоль городского сквера, были освещены; из окон с частыми переплетами лился янтарный свет, и с улицы видны были белые комнаты и весело разинутые пасти каминов. И остальные здания – массивный банк в романском стиле, ряд невысоких магазинов, выстроенных в начале века и украшенных фонарями на чугунных кронштейнах (впрочем, некоторые из этих магазинов были модернизированы и сверкали желто-оранжевой краской), старинная кирпичная тюрьма, четырехэтажное конторское здание с глубокими ричардсоновскими арками, белая ратуша с дорической колоннадой, готическая епископальная церковь, обшитая тесом и тоже белая, церковь конгрегационалистов – все было окутано сизой дымкой майского вечера.

Проезжая по восточной стороне сквера под склоненными ветвями могучих древних кленов и под густыми кронами буков, которыми славился Смитсбери, Рафф думал о том что Кеннет Стрингер напрасно не рассказал ему, как выглядит городок в такие часы. Для Раффа это было бы решающим доводом "за".

Он отдался новым впечатлениям, и ему стало легче.

"Я – единственный архитектор в этой чудесной местности, – думал он. – Внесу ли я новые черты в облик Смитсбери? Это будет зависеть, – ответил он себе, – не от новаторства, не от смелости моих замыслов, а от того, сумею ли я по-настоящему использовать великолепные материалы и механизмы современности, сумею ли я строить так, чтобы не вносить дисгармонии в ансамбль, созданный минувшими столетиями. Добьюсь ли отклика у людей – молодых, разумеется, – которые будут смотреть на мои дома, жить и работать в них? Полюбят ли они эти дома? " И уже тревожно он спросил себя: "Будет ли у меня когда-нибудь возможность строить? И как долго я продержусь?.. "

Доехав до середины сквера, он свернул вправо, на Хеллокс-лейн, извилистую и только на вид крутую улицу, и через три минуты подъехал к своему дому, полутора-этажному каркасному зданию, перестроенному им самим с помощью единственного плотника. Он с радостью всадил в это не только деньги, полученные от Мансона Керка, но и шестьсот долларов сверх того, то есть ни много, ни мало – две тысячи сто долларов. Да, езды до центра всего три минуты, а между тем из окон открывается вид на волнистую линию широко раскинувшихся холмов и на долины, где зелень полей и пастбищ – настоящая, неподстриженная зелень – час от часу меняет оттенки и переливается, словно радуга.

Рафф уже сейчас боялся, что в один прекрасный день какой-нибудь предприниматель пригонит сюда бульдозеры, уничтожит деревья, мох и лавровые кусты, сравняет холмы и сведет на нет своеобразную прелесть этих мест; он разделит землю на унылые, плоские участки и застроит их домами в стиле ранчо или нелепыми полутораэтажными оранжевыми сооружениями с панорамными окнами и щетиной телевизионных антенн. Рафф мечтал об одном: о возможности доказать людям, что не так уж трудно создать город, архитектурные формы которого будут гармонировать с этой необыкновенной местностью, с исполинскими кленами, тсугами[61] и белыми соснами, город, который – Рафф не сомневался в этом – навсегда внушит всем отвращение к плоским, оголенным шаблонным постройкам Гадвилла!..

В конце концов – и очень скоро! – Смитсбери, и его окрестности, и весь этот щедрый, изобильный, неприкрашенно прекрасный край, в котором он впервые в жизни обрел родину, – все это должно измениться.

"А единственный архитектор тут я", – подумал он.

Он был рад, что борьба, и задачи, и опасности, скрытые за этими словами, так сильно волнуют его. Был рад, что они обещают целиком поглотить его. Теперь это ему необходимо.

Рафф вошел в свою контору, в свой новый дом. Он понятия не имел, который час. Но знал, что Трой уже в поезде и едет в Бостон.

И еще он знал, одиноко сидя в белой просторной конторе, что лицо ее навсегда останется у него в памяти, а тоска по ней – у него в крови.

В тот решающий понедельник, готовясь к выступлению перед строительным комитетом смитсберийской конгрегации, Рафф переходил от ужаса к надежде.

Он явился на заседание в семь сорок пять вечера. Лучше уж прийти заранее, чем опоздать. Он был окрылен надеждой, потому что усердно трудился, размышлял и окончательно продумал концепцию здания. Он был охвачен ужасом, потому что хотел во что бы то ни стало получить этот заказ и вместе с тем понимал, какая предстоит борьба.

Почти все архитекторы, независимо от их религии и степени процветания, вынашивают честолюбивую мечту создать хотя бы одну действительно красивую церковь. Рафф встречал аритекторов, которых эта мания одолела до такой степени, что они отказывались от самых лестных и выгодных заказов, выкладывали собственные деньги, убивали многие месяцы – лишь бы добиться возможности построить прекрасную, незаурядную церковь.

Рафф не был исключением.

Он два года ждал сегодняшнего вечера.

И так как этот вечер наступил в самую критическую пору его жизни, а у него, как и у его матери, была склонность – или слабость – верить приметам, он преисполнился надежд. Он был готов к созданию церкви. Готов и одинок.

Два года молодой священник исподволь внушал своей пастве и приходскому совету интерес к проекту Раффа

И два года рассмотрение проекта откладывалось из-за каких-то случайных помех.

Но в ноябре случились два события, в результате которых Рафф был наконец вызван на заседание комитета.

1. Главный жертвователь, мистер Фрэнклин Дэвис вернувшись из больницы доктора Мэйо в добром здравии подписался на тридцать пять тысяч долларов – "в знак благодарности богу и своему искусному хирургу", как объяснял Кен Стрингер.

2. Приходский совет, сдавшись на уговоры Стрингера, заключил контракт со Стидменовским обществом содействия – организацией, бизнес которой состоял в сборе средств на постройку церквей. Отделения общества были рассеяны по всей Америке. В декабре из Бостона в Смитс-бери приехал представитель общества, некий Леонард Шивли, и сразу организовал комитет по сбору денег. Этот Шивли, человечек, чем-то похожий на мышь, обладал несокрушимой энергией, тактом, а также острым нюхом ко всему, что касалось финансовой и духовной атмосферы любой церковной общины. Все время держась в тени, он за четыре месяца ухитрился сделать то, что считалось совершенно нереальным: его комитет, подобрав энергичных помощников и пустив в ход стидменовскую технику, собрал по подписке девяносто пять тысяч долларов (при сравни тельно маленькой конгрегации – двести десять семей). Шивли не только сколотил необходимую сумму, но и создал попутно – цитируя его собственные слова – "новый дух христианской деловитости среди членов конгрегации".