Письмо дяде Холмсу - Гусев Валерий Борисович - Страница 14

Алешка засмеялся с очень вредной интонацией. А потом сжалился и объяснил:

– Я, Дим, сразу сообразил, что в кабинете нужно обнаружить такую вещь, которая имеет и пятку, и носок. Понял теперь?

Я осмотрелся. Письменный стол, авторучка, портреты писателей, печка-«буржуйка», сейф... Никаких носков и пяток у них не было.

Алешка сжалился еще больше.

– Под тахту загляни, сыщик великий.

Нагнулся, заглянул – никаких пяток у тахты тоже не было. Стояли под ней только домашние туфли Митька. Носками в угол.

Носками...

– Дошло? – подстегнул меня Алешка.

Он поднял один тапочек, запустил в него руку поглубже, в носок, и вытащил связку ключей. Позвенел ими у меня под носом. Сияя глазами и сверкая зубами в улыбке до ушей. Да, не зря его в Англию приглашали. Но и я тест на сообразительность прошел. Почти...

– Молодец! – искренне похвалил я Лешку. И добавил свои «находки»: – Мы под колпаком, Лех. Кто-то тайком был в доме, что-то осторожно искал. Какую-то мелочь.

– А почему мелочь? – Обиделся Алешка за Митька. – У него что, ничего крупного, что ли, нет? Телевизор, например. Печка.

– Мелочь, Лех, потому, что ни телевизор, ни печка в вазе не поместятся. А этот жук в вазу заглядывал. – И я рассказал Алешке про свое открытие. И добавил: – Но я догадался, что он искал.

– Что?

– Ключи от сейфа!

– Точно. – Алешка не стал спорить. Но, подумав, возразил: – А зачем сэру Васе ключи от сейфа. Что он там забыл?

Вот привязался к бедному деду!

– А что там есть? Кроме оружия?

– Да ничего! Патроны, гранаты. Ну и деньги какие-то.

– Много денег? – насторожился я.

– Целая куча. Рублей сто, наверное.

Да, это очень большие деньги. Ради такой суммы, конечно, стоит так рисковать и затевать всякие хитрости.

Алешка снова засунул ключи в тапочек, задвинул его под тахту, точно на то же место. И после этого тяжко вздохнул:

– Я так устал, что даже проголодался.

Да, денек выдался непростой. А еще и камешек.

– Лех, мама твою стекляшку нашла. В пуговицах. К ювелиру носила, он ее в колечко вставит.

– Здорово, – довольно спокойно среагировал Алешка. – Мы ей это колечко на Восьмое марта подарим.

Ну и ловкач!

Когда мы спустились вниз, дрова в печке уже прогорели, чайник вскипел. И почти выкипел.

Я долил в чайник воды и подложил дров в печку. В доме с каждой минутой становилось все теплее.

Алешка уселся на тахту и принялся гладить автоматы. И что-то им нашептывать.

– Дим, тебе какой? – спросил он. В надежде, что я выберу немецкий, уж очень Алешке «папаша» нравился. Он по размеру очень Алешке подходил – они одного примерно росточка. Если рядышком их поставить. И я не стал его огорчать. Тем более что оружие нашел он и имел преимущественное право выбора.

– Вот, Дим, – просиял Алешка, – теперь можно в Шнурки идти. Нам теперь никакие ведьмы и лешаки не страшны. Как дам очередь!..

Что-то я не слыхал, чтобы в нечистую силу из автоматов стреляли. Разве что в американских фильмах. У них для всякой проблемы одно решение – стрельба на поражение.

А наши автоматы, по сути, игрушечные. Хотя напугать ими, конечно, можно. Домового, например.

– Сегодня, – удовлетворенно промурлыкал Алешка, – никаких капканов ставить не буду. Пусть только кто-нибудь сунется без спроса. Как дам очередь!

– Нужно проверить омшаник, – предложил я. – Заперт он или нет?

– А зачем? – удивился Алешка. – У сэра Васи все равно ключи есть.

– А если это не он?

– Ну, ладно, пойдем. Ты бери ключи, а я автомат.

Мы вышли на улицу. Было уже совсем темно. Только очень высоко светил месяц да вокруг него перемигивались звезды.

Пошли к омшанику. Я – впереди, за мной Алешка с автоматом – охранял. Наши длинные тени скользили по синему снегу. Он звонко поскрипывал в тишине, – казалось, будто высоко в небе легким шепотом переговариваются холодные звезды.

Я спустился к двери омшаника, осмотрел замок – он был заперт. Все в порядке, можно ложиться спать.

Когда мы подходили к крыльцу, к поскрипыванию снега примешался какой-то посторонний звук – ровный, далекий.

Алешка задрал голову:

– Самолет летит.

Не похоже. Тем более что звук напористо приближался, становился все громче. И вдруг со стороны леса вспыхнула над полем яркая звездочка. Она тоже приближалась и становилась ярче и ослепительней. Металась над заснеженным полем.

– Буян скачет, – шепнул Алешка. – Дед едет. За ульями. Прячься. – Он присел за перилами, выставил автомат. – Сейчас мы его встретим. Как дам очередь!

Но это оказался не дед Вася. И ехал он не к нам, не за ульями, – Буян промчался мимо – яростным пятном света, треском мотора и вихрем снежной пыли.

Картина была фантастическая. На Буяне верхом сидела... женщина. Встречный ветер вытянул концы ее платка, и казалось, что, растрепав седые космы, летит на помеле старая ведьма. Вредная Клавдия, жена сэра Васи.

Затих вдали рев двигателя, растворился в ночи свет фары, а мы с Алешкой, потрясенные, так и сидели на корточках за перилами.

Да, ведьмачий какой-то край. И ведь не с простыми ведьмами. Не на помеле они летают, и не в ступе, а на зимнем мотоцикле.

– Знаешь, Дим, зря на деда думал, – шепнул Алешка вставая, – я, кажется, что-то начинаю понимать.

А я наоборот – все больше и больше ничего не понимаю.

Мы вернулись в дом, снова заперли дверь. Покрепче. Опять долили воды в чайник, потому что он опять выкипел. Подбросили в печку дров.

Позвонила мама, сказать нам «Спокойной ночи».

– Как повеселились? – спросила она.

– Мы, мам, – ответил Алешка, – веселимся в основном за столом.

– Сало с медом едите? – спросила она. – Ну, не буду вам мешать. Спите хорошо.

Мы напились чаю и быстренько улеглись – все-таки здорово сегодня устали.

– Ты, Дим, – сонно пробормотал Алешка, – засыпай поскорей. И спи покрепче. Завтра снова в поход. До самых Шнурков.

– Ты автомат-то из-под одеяла вытащи, – посоветовал я.

– Ничего, ему со мной теплее.

Мы здорово проспали. Ночь была спокойная. В капканах никто не орал, по потолку никто не ходил.

И никто не подпирал дверь снаружи клюкой.

Правда, ночью меня ненадолго разбудил шум легковой машины – по нашим окнам скользнул свет фар. На всякий случай я все-таки глянул на улицу – мимо дома, со стороны рощицы, проехала, кажется, «девятка». И я немного удивился: откуда она едет? Ведь эта дорога ведет только в одну сторону, к шоссе. А за рощицей, березовым кустарничком, она кончается. Но, честно говоря, мне хотелось спать и не хотелось думать. Тем более что ночная «девятка» благополучно исчезла вдали...

Проснулись мы бодрые, свежие, отдохнувшие, готовые к новым подвигам. И голодные, как волки зимой.

Сделали большую яичницу с остатками сала, быстренько собрались, захватили оружие и стали на лыжи.

День выдался пасмурный, падал легкий снежок. Немного потеплело, и идти на лыжах было трудно – на них налипал снег.

Я шел впереди, прокладывая лыжню. Потому что наша вчерашняя лыжня затерялась, видимо, под ночным снегопадом.

На краю леса мы сделали короткий привал. Выпили по чашке чая из термоса и пошли дальше.

– На «ляну» сворачивать не будем, – предупредил Алешка. – А то опять там застрянем.

Но я возразил:

– На минутку, Лех. Надо избушку осмотреть. Почему она вдруг отказала.

– На дерево наткнулась и отказала, – сказал Алешка. – Уперлась.

Я усмехнулся.

– Откуда это дерево вдруг взялось? Из леса выбежало?

Алешка взглянул на меня и согласился:

– Ну, ладно, только быстро.

Мы свернули к сказкам, подошли к избушке. Она стояла как ни в чем не бывало. Обошли ее и кое-что обнаружили.

Во-первых, чьи-то следы на снегу. Во-вторых, длинную палку с развилкой, она валялась рядом с ближайшим деревом.

– Все, Дим, – сказал Алешка, – мне все ясно. На обратном пути проведем следственный эксперимент. Пошли в Шнурки – нас Домовой заждался.