Письмо дяде Холмсу - Гусев Валерий Борисович - Страница 13

– Чего? С каким предохранителем?

– Для безопасности. Чтобы на ходу из нее не выпрыгивали. Она, когда вертится, то дверь у нее запирается автоматически. – Леха почесал голову. – Надо ей задний ход дать.

Ничего я не понял, но согласился. Алешка взялся за рукоятку механизма:

– Чеши репу, Дим, и читай стишок. Только наоборот.

Объяснил. Но я послушался, уж больно хотелось поскорее выбраться из этого капкана.

– Избушка, избушка, стань к лесу передом, ко мне – задом.

Алешка налег на рукоятку. Скрежет, скрип – пошла телега!

– Стоп! – скомандовал Алешка и метнулся к двери.

Она послушно распахнулась, я подхватил рюкзаки и поскорее выскочил вслед за Алешкой на волю.

На воле уже смеркалось. Но тропа была еще хорошо видна, вот только сказочные фигуры в наступающей тьме казались не милыми и забавными, а таинственными и угрожающими. И казалось, что они потихоньку, незаметно двигаются к нам. Будто окружают. Хотя – точно – стояли на месте. И ворона, напугавшая нас, тоже вернулась на свое место – раскачивалась на ветке ближайшей ели. Словом, все было на своих местах – снежные скульптуры, деревья, ворона, избушка. На месте только не было... наших лыж...

– Удираем! – сказал я. – Пешком.

– Бегом! – добавил Алешка.

И мы дунули по тропе. И мне показалось, что все снежные сказочные фигуры молча бросились за нами вдогонку.

Мы добежали до развилки, а здесь пошли шагом – запыхались сильно.

– Дим! – вдруг сказал Алешка. – Лыжи!

Точно! Возле бравого снеговика торчали наши лыжи, воткнутые в снег. А рядом – лыжные палки.

Не раздумывая, мы похватали их, нацепили и помчались по все более темнеющему лесу.

Я шел впереди. Выбирал дорогу, чтобы идти по нашей лыжне. И вдруг что-то показалось мне странным. Лыжня была какой-то не такой. Тройной она была. Две лыжи как лыжи, а между ними – третий след.

И тут мне сразу вспомнился шум, который мы слышали в избушке. И все стало, к сожалению, ясно.

Это были следы зимнего мотоцикла по кличке Буян.

– А что я говорил! – отозвался Алешка. – Вот тебе и дед! Дедуля! Сэр! Непруха!

Мы покруче налегли на палки и вскоре вышли из леса, на край поля. Отсюда уже был виден Митьков дом. Но теперь он не казался таким уютным и безопасным. А был он скорее беззащитным. В нем сейчас находился наш таинственный враг. Преследователь. И «запиратель», как сказал Алешка.

– Только это не дед, – настаивал я.

Шибко осторожно мы пересекли поле, где, кстати, почему-то исчезли следы Буяна, подкрались к дому. Стали молча у калитки.

Тишина. В доме нет света. Калитка отперта, хотя я точно помнил, что, уходя, мы задвинули щеколду. Чтобы какая-нибудь Людмила Ильинична не забрела.

Мы сняли лыжи, взяли по лыжной палке наперевес и с особой осторожностью пошли к дому.

Я на цыпочках поднялся на крыльцо и стал искать следы взлома. Но их не было. И это опять говорило, к сожалению, не в пользу деда Васи – Митёк наверняка оставил ему вторые ключи.

Я повернулся к Алешке, он грустно покачал головой. И вдруг насторожился. За углом послышался звук, будто кто-то кашлянул.

Я толкнул Алешку за бочку и тоже присел за ней. Мы затаились, как две мышки при виде кошки.

Послышались шаги – от омшаника кто-то шел, поскрипывая снегом. Да еще напевал вполголоса.

Я чуть высунулся из-за бочки. Из-за угла дома вышел человек и направился к калитке. Постоял возле нее, подобрал наши лыжи и прислонил их к забору. Что-то удивленно пробормотал и пошел в сторону деревни.

Это был... добрый дед Вася.

Глава VI

Ведьма на метле

Когда затих вдали скрип дедовых валенок по снегу, мы вылезли из-за бочки, переглянулись. Алешка вздохнул. Я развел руками. И, достав из кармана ключи, отпер дверь.

Мы вошли в дом и включили свет. Все было в порядке. Никто в дом без спросу не заходил и ничего здесь не искал.

– Этот твой сэр Непруха, – проворчал Алешка, – на улья нацелился. Надо было все-таки опять капкан поставить.

Я промолчал, а Лешка добавил:

– Это его Клавдия гоняет. То ей воротник из лисы надо, то меду захотелось. А потом она захочет избу. А потом...

– Владычицей морской стать.

Мы сходили за лыжами и, вернувшись, заперли покрепче входную дверь.

Но было все-таки тревожно. Алешка опять отправился на поиски оружия, а я растопил печь и огляделся повнимательнее.

Что-то меня все-таки беспокоило. Ясно, что чужого человека в доме не было. Но почему-то казалось, что он все-таки был. Осторожно, аккуратно – но что-то здесь делал.

Все вещи были на своих местах, ничто не тронуто, но ощущение какого-то незаметного изменения меня беспокоило. Будто я что-то забыл и никак не мог вспомнить. Вот вертится какое-то слово на языке, а не дается. Будто клюет рыбка, да не ловится.

Тут зазвонил телефон. Опять мама. Она начала очень вежливо:

– Вы где шляетесь? Весь день не могу дозвониться.

– На лыжах катались, – честно ответил я.

– Не голодаете? Как вы питаетесь? Что сегодня кушали?

– Сало с медом.

Мама помолчала от неожиданности. Но уточнять не стала: намазывали мы мед на сало или крошили сало в миску с медом?

– Скажи Алешке, что его стеклянный камешек нашелся.

– Где? – обрадовался я.

– В том же месте. Среди пуговиц. Я уже носила его в мастерскую, чтобы в колечко вставить.

– Здорово.

– А ювелир, Дим, эту стекляшку очень похвалил. Сказал, что она достойна самой лучшей оправы.

– Хорошая стекляшка, – сказал я, чтобы маме было приятно.

Но она все-таки что-то почувствовала в моем голосе и сразу стала заступаться за Алешку:

– Дорог не подарок, Дим, дорого внимание. Мне еще никто из Англии никаких стекляшек ни разу не привозил.

Наивная у нас мама.

И я подумал: раз так, то я завтра таких стекляшек в сарае у Митька целый рюкзак наберу. А если не хватит, то вот эту вазу расколю...

Стоп! Вот оно – забытое слово!

Ваза! Ваза на полке. Когда мы уходили, я точно помню, мобильник лежал рядом с ней, вплотную, касаясь ее ножки уголком. А сейчас, когда я его брал, он лежал чуточку в стороне. Самую чуточку, но все-таки в стороне. Ну, не мышка же его сдвинула.

Я глянул на вазу. И мне стало еще больше не по себе. Рядом с ней был четко виден след на полке. Кружочек такой, чистый. Вокруг него легкий слой пыли, а он чистый. Потому что здесь была ножка вазы. И кто-то эту вазу трогал, поднимал, а потом поставил на место. Но не совсем точно.

А зачем ее трогать? Только по одной причине – посмотреть, не лежит ли в ней что-нибудь?..

Тут на лестнице послышались бодрые шаги, и в комнату ввалился Алешка. Сияющий.

– Руки вверх! Сдавайтесь, сэр!

На груди его висел «папаша», а в руках Леха держал немецкий автомат.

– Нашел, Дим! Теперь нам никакие враги не страшны!

Я тут же забыл про вазу.

– Где они были? – это я про ключи от сейфа спросил.

– Ключи-то? – рассмеялся Алешка. – Никогда не догадаешься. Пойдем, сам посмотришь. А я проверю твою сообразительность.

Но вот этого как раз не надо. Сам себя я дураком не считаю, но и давать кому-то повод в этом сомневаться, не собираюсь.

Алешка сложил оружие на тахту, и мы поднялись в кабинет.

– Вот, Дим, – Алешка показал на рукопись. – Помнишь, мы говорили, что тут какие-то разные буквы попадаются? Побольше других? Помнишь? Это Митёк нам на всякий случай шифровку оставил.

– Какую шифровку?

– Смотри. – Алешка положил передо мной страничку. – Видишь, буквы И, Щ, И и всякие другие чуть повыше? Я взял да и выписал их на бумажку. – И он протянул мне листок бумаги со своими каракулями. Я с интересом прочитал: «Ищите не в пятке, а в носке».

– Бред! Бред однорогой коровы!

– Сам ты бред! – завопил Алешка. – Сам ты однорогий! Репу почеши полраза! Тут же все ясно написано! «Не в пятке, а в носке!»

– Ты чего, Митьковы носки обыскивал? Которые без пятки?